Былое - Александр Дмитриевич Зятьков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После этого все чаще стали упоминать фамилию Маленкова, Георгия Максимилиановича, вроде он стал на место Сталина, и где-то с полгода все его так и воспринимали. Потом Хрущев начал бороться за первенство в партии и правительстве, и это ему удалось. Помню, что о Маленкове отзывались одобрительно, он снизил налоги, списал недоимки, выступал за развитие легкой и пищевой промышленности. В нашей семье долго хранилась газета «Гудок», которую выписывали железнодорожники. В этой газете и во всех остальных центральных всю первую страницу занимал список товаров и услуг, на которые снижали цены, самый внушительный за все послевоенное время. Это было где-то в начале апреля. Потом, когда Хрущев занял высший государственный пост, снижений больше не было, он по-другому повел свою разрушительную политику, но до того крепка была страна, что почти десять лет прошло, когда в результате непродуманных и волюнтаристких действий цены на мясо-молочные продукты пришлось повысить на 25–30 процентов.
Каждому человеку памятно и дорого свое детство, воспоминания о нем остаются на всю жизнь. Многие писатели поведали о своем детстве, даже классики отдали свою дань. Не у всех оно было добрым и безоблачным, вспомнить хотя бы Горького, Гладкова и пронзительную повесть Алексея Свирского «Рыжик», но и там многие страницы окрашены доброй грустью о товарищах, играх, окружающих людях и природе.
Я хочу сказать, что большинство этих писателей родилось и выросло в Центральной России, на юге Империи, в северной столице и ближе к европейским государствам, т. е. в местах, имеющих многовековую и даже тысячелетнюю историю. Камни и мостовые городов, среднерусские реки и равнины, степи и леса помнили и нашествие Чингисхана, и набеги половцев и разные смутные времена. Там сама История с молоком матери входила в плоть и кровь живущих на этой земле. Там развивалась Россия, там проходили основные события, там расцветала культура. За Уральским хребтом всего этого не было. Только с похода Ермака в Сибирь начинается писаная история тех мест. Долгие годы там стояли небольшие остроги да строились каторжные поселения.
Где-то во второй половине XIX века, в царствование Александра III, а может и немного пораньше началось массовое переселение крестьян из Центральной России на Урал, в Зауралье, уже немного обжитые и далее, в Сибирь и Дальний Восток. Дело обстояло так. Население в деревнях, в стране росло, в губерниях Орловской, Тульской, Курской, других развивалась промышленность, строились заводы, шахты и рабочие поселки, пахотный клин уменьшался, земли для всех не хватало и чтобы избежать перенаселения, других негативных моментов, добровольцам было предложено перебраться на новые земли на весьма льготных условиях. Старики в деревне и на станции были прямыми потомками тех переселенцев, некоторые помнили, когда были мальчуганами, многонедельное путешествие в телеге из Орловской, к примеру, губернии в эти места. Царское правительство не скупилось в связи с этой затеей. Разумеется, и тогда процветало казнокрадство, об этом можно судить, читая Куприна, Гарина-Михайловского, Короленко, Мамина-Сибиряка.
Путешествие в телеге, можно представить, было долгим и утомительным. В конце XIX и в начале XX века строились железные дороги, проходившие на Урал и далее в Сибирь, до океана. Столыпину приписывается создание специальных «столыпинских» вагонов для перевозки заключенных, и которые после революции использовались на всю катушку, но позже нашлись источники, из которых следует, что вагоны эти предназначались в первую очередь для переселенцев. Там было предусмотрено расположение места и для нахождения семьи и для содержания животных и даже было где поместить копну сена и другие корма, и возможно, Столыпин, для которого слова о благополучии страны были не пустым сотрясением воздуха, в самом деле имел к этому какое-то отношение.
Уезжавшим обеспечивался переезд, обустройство на новом месте, давали деньги на обзаведение и на корову. Уезжали семьями и по нескольку дворов, были случаи, когда вся деревня целиком снималась с места. Были льготы с налогами, с воинской повинностью, что-то еще. Таким образом, убивались два зайца; сохранялся оптимальный состав населения в центральных губерниях и заселялись и крепли окраинные пределы России. В официальной истории об этом как-то глухо — как же, царизм заботился о своих подданных.
Немного событий, сравнительно, конечно, с бурной жизнью по ту сторону Урала прошло на этих просторах. Протянулась по югу Тобольской губернии железная дорога, вдоль нее катились ужасы гражданской войны, а в Отечественную в Сибири осело много разных заводов, которые успели вывезти из-под огня.
Это был сильный толчок в промышленном развитии Сибири. Но все это по городам, крупным и не очень, а глубинка жила едва ли не по канонам столетней давности, только разве во время антирелигиозной кампании по селам были порушены немногочисленные церкви и во время коллективизации клокотала еще деревня.
Жизнь постепенно налаживалась, строились новые дома, проводилось радио и электричество. На всех улицах слышался постоянный стук топоров. Каждый год снижались цены, я помню цены на школьные тетради. В1952 году тетрадь стоила 17 копеек, а потом 16,15; 14,13 и оставалась такой до денежной реформы 1961 года. Ощущалось большое народное удовлетворение. Исчезли очереди за хлебом, а еще не наступила целинная эпопея. Так было, скорее всего, в городах и рабочих поселках, а на селе было совсем другое. Но я пишу о том, что было в нашем поселке. Итак, очередей за хлебом не стало, но они были, если довериться моей памяти, года до 1954-го. В эти очереди я ходил года два, как немного подрос.
Хлеб давали по организациям. Наша станция являлась узловой, там были представлены все железнодорожные службы. На небольшой площади возле пакгауза стояло несколько разных контор, в них были выделены помещения для торговли хлебом и там работающим или членам их семей по спискам выдавался хлеб. Взрослые раз-другой получали хлеб вместе с пацанами, а потом продавщица нас уже знала. Придешь утром к своей конторе, а там стоит человек сорок. Подходишь к хвосту очереди, там постоянная бабулька, которая следила за порядком, вытаскивает из седой прядки за ухом химический карандаш и послюнив его, пишет на ладони номер.
Хлеб привозили в одно время, очередь продвигалась быстро. Затеешь какую-нибудь игру со сверстниками, а тебе вскоре
