Аве, Цезарь - Анатолий Горло

Касас вынул из нагрудного кармана черный платок и шумно высморкался.

Крус воспользовался паузой, чтобы взять из бара бутылку и наполнить опустевший бокал. Слушая, с каким искусством отпевает Касас еще теплое тело несостоявшегося мэра Априма, Крус подумал, что лучшей плакальщицы, чем "господама", пожалуй, не сыскать во всей Гурарре. А в последнее время спрос на представителей этого ремесла резко возрос...

- Но еще труднее не верить своим глазам,- продолжал тараторить Касас.- Да, дамы и господа, мы еще не знаем, кто убил великого Бесса, но мы наверняка видели убийцу, он был там, в толпе, а благодаря мужеству и находчивости операторов "Камера обскура" убийца побывал и в вашем доме! С любезного разрешения дирекции телекомпании "Камера обскура", дамы и господа, мы сможем сейчас еще раз просмотреть видеозапись только что разыгравшейся трагедии и все вместе, как сказал бы покойный господин Бесс, как на большом семейном совете, попытаемся отыскать убийцу! Внимание, включаем запись!

На экране поплыли знакомые кадры, только в замедленном темпе. Не поленившись придвинуть к телевизору кресло-качалку, Крус внимательно вглядывался в толпу, мысленно расчленяя ее на составные части - фигуры, лица, фазы движений, пытаясь воссоздать наиболее вероятную картину только что разыгранной трагедии, а скорее - трагического фарса. Замедленная проекция чередовалась с отдельными стоп-кадрами. Самым впечатляющим был стоп-кадр с перекошенным от боли лицом Бесса, взывающем о пощаде или о каре, а может, о том и другом одновременно...

Когда экран снова заполнило великоскорбное лицо Касаса, Крус удивленно присвистнул и стукнул бокалом по крышке телевизионного аппарата. Ион расплескался и стал стекать по экрану, на лицо комментатора.

В комнату с лаем ворвалась взъерошенная Изабелл.

- Отставить, Изабелл, ложная тревога! - сказал Крус.

Он ласково подергал дворняжку за хвост, как бы ища пути к примирению, но про себя отметил, что, возможно, тревога не такая уж ложная...

Изабелл терпеливо сносила эти не совсем приятные для любой собачонки ласки, отметив про себя, что хозяин чем-то обеспокоен. Может, ему жалко разлитого иона? Изабелл подбежала к телевизору, поднялась на задние лапы и принялась слизывать ионные слезы со щек скорбящей "господамы", которая, ни о чем не подозревая, продолжала трещать:

- Итак, дамы и господа, мы объявляем конкурс на лучшего детектива-любителя! В конкурсе могут принять участие все телезрители, кроме выпускников и слушателей Королевской сыскной академии, а также штатных сотрудников гураррской полиции! Вы видели кадры, отснятые в момент убийства. Ваша задачаотыскать в толпе виновника этой кровавой драмы или, выражаясь точнее, убийцу и его соучастников! Результаты ваших коллективных поисков будут предложены компетентному жюри, в состав которого войдут лучшие сыщики Гурарры во главе с супердетективом Крусом!..

Изабелл радостно тявкнула, повернув к Крусу сияющую мордашку.

- Еще чего! - сказал супердетектив.

- Пишите по адресу, - взывал Касас, - Априм, телекомпания "Камера обскура", на конкурс детективов-любителей. Победителям конкурса будут торжественно вручены гарантийные талоны на бесплатный ремонт телевизионных аппаратов марки "Камера обскура"! Ищите убийцу, дамы и господа, мы ждем ваших писем, телеграмм и телефонных звонков!

Зазвучала траурная музыка, и на экране появился портрет господина Бесса в черной рамке. Лидер партии неумеренных либералов улыбался - широко и беззаботно.

Крус выключил телевизор и погрузился в кресло. Изабелл продолжала вылизывать потухший экран, словно спешила смыть следы преступления.

Крус закрыл глаза и стал прокручивать в памяти свою личную "видеозапись", будучи уверенным, что она ничего не утаит в отличие от той, которую только что показала "Камера обскура"...

VIII

В зарослях кактусов слышалась какая-то возня. Ирасек свернул с тропинки, прошел несколько шагов и остановился. Перед ним на песке копошились полчища крабов, пожиравших дохлого козла. Ирасек не сразу узнал неудачника-скалолаза, который во время Большого Тумана у них на глазах сорвался с утеса.

"Но он встал и ушел, - думал Ирасек, наблюдая, как огромные челюсти крабов перемалывают бренные останки горного отшельника. - Он встал и ушел, и больше я его не видел. Наверно, он снова упал, взбираясь на Черную скалу. Все из-за тумана... А, может, это старость?.."

Мысль о старости почему-то рассердила юношу, он схватил обломок скальной породы и запустил в крабов. Камень с хрустом погрузился в кишащую кучу, образовав большую воронку. Но ее тут же заполнили задние ряды крабов, довольных, что им привалила удача: мало того, что очистились подступы к останкам козла, нежданно-негаданно появилась и свежатина - мясо раздавленных камнем собратьев...

"Они ничего не боятся, - возвращаясь на тропу, думал Ирасек. - Их не страшит ни смерть, ни старость, ни туман, ни трясение земли. Они живут, чтобы жить, и ничего больше. И умирают так же, как живут, - не испытывая страха и не задавая себе вопросов, на которые нет ответов..."

Тропа круто шла вверх, между мощных потоков лавы, застывшей в виде черного стекла с тонкими серебристыми прожилками. Ирасек любил взбираться по этой едва приметной тропе, неожиданно обрывавшейся на краю стремнины. Здесь ему легче дышалось и думалось.

"Отец все время повторяет, что нам нечего бояться, что страх - самый тяжкий из пороков, преодолеть его - значит приблизиться к Богу Любви. Но тогда выходит, что крабы опередили нас с Евой? Что-то тут не так, отец, есть много мест в Оранжевой книге, постичь которые мне не под силу..."

Ирасек преодолел последний подъем и ступил на небольшую гладкую площадку. С трех сторон она была окружена крутым обрывом, а с тыла защищена отвесной скалой, уходившей ввысь, за облака. На высоте груди в черной лаве застыла матово-белая капля правильной формы. Это было Материнское око, или, как его называл отец, Телепаторный глаз Атимус, который, но его словам, неусыпно следит за всем, что творится в Барсовом ущелье.

Ирасек осторожно провел ладонью по слегка выпуклой поверхности Материнского ока и присел под ним, прислонившись к выступу скалы.

Внизу, рассекая горы с юго-востока на северо-запад, тянулось Барсово ущелье - единственное место в бывшей Империи Падших Ангелов, не тронутое Гураррской цивилизацией.

Минуло время Большого Тумана, и все ущелье было видно, как на ладони. Его северные и западные склоны буйно поросли папоротником, горным бамбуком, аронником, камелиями, бабианами, веерными пальмами, алоэ, пирингом, фиксиями и бог знает чем еще. В долине луга королевского шестилистника и хрустальной травы чередовались с зарослями лавра, где Ирасек охотился за фазанами, и небольшими озерцами, в которых он ловил рыбу, крабов, моллюсков-мидий и зеленых черепах. А по эту сторону к черной скале карабкались эвкалипты, секвойи, обвитые лианами фиговые деревья, баньяны, красные и белые олеандры, вечнозеленый гибискус, кактусы. Слева в долине гигантскими песочными часами возвышалось двухтысячелетнее драконово дерево, ветви которого вблизи очень напоминали щупальца осьминога, а листья-чешую дракона. Чуть поодаль зелеными губками свешивались плоды хлебного дерева, затем тянулось голое плато с развороченными глыбами розового мрамора, а дальше снова начинались чащи тридцатиметровых баньянов и эвкалиптов, заросли шафрана и гранатовых деревьев, среди которых в просторной хижине, сплетенной из корней и покрытой толстым слоем баньяновых листьев, обитали они, Ирасек и Ева - единственные жители Барсова ущелья...