Чиновничье болото - Олли Лукоево
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это наш паспорт, где записано всё (где родился, как учился, сколько весишь, на ком женился), наша зарплатная карта и наш способ связи. Потому что вон такие штуки, — Сергей показал на небрежно валяющийся на полу айфон), — для нас запрещены…
Он поднял айфон с пола и спрятал его в заднем кармане джинсовых брюк.
— Тебе нравится здешняя жизнь?
Сергей тут же как-то закрылся. Буркнул:
— Живём, и ладно…
— Живёте — и ладно? Отлично живёте, а? Под землёй, с зарплатой в минималку, без телефонов, да еще и жабы вас периодически живьём жрут…
— Жабы далеко не самое страшное, что есть в нашем посёлке, — сказал Сергей и вдруг заплакал.
Ему стало неловко и одновременно неприятно. Но он сразу понял, что было гораздо хуже пресловутых жаб — гнилое чиновничье болото, которое создавало питательную среду для жизни доисторических монстров. Его вдруг осенило: «Им вовсе не нужно, чтобы тварей изловили или уничтожили. Они используют жаб для запугивания, чтобы делать из аборигенов послушных наркоманов и бессовестно наживаться на их труде». Он вздрогнул от последней фразы. Она появилась как бы из ниоткуда, потому что в прежние времена эксплуатация чужого труда его никогда не беспокоила.
— Послушайте, Сергей, — обратился он к уборщику, удивившись своей собственной вежливости. — Я считаю, что вам надо изменить вашу жизнь к лучшему, начать с чистого листа…
— Тш! — шикнул Сергей, дернув его за руку, и продолжил шёпотом. — Здесь нельзя про такое говорить. Кругом видеокамеры с подслушкой. Да и через вот это, — он поднял руку, снова показав пресловутый чёрный браслет, — при желании тоже можно отследить, о чём мы с вами разговаривали.
— И ты молчал?! — полукрича, полуплача отвесил наш главный герой. Перед его глазами неожиданно предстала картина, как Илья Иванович сидит перед большим экраном, наблюдая за его жизнью. Как этот вуайерист смотрел на него, когда он ел, умывался, раздевался и одевался или занимался всякими непотребствами во время разглядывания картинок с не совсем одетыми девушками. Ему стало противно от того, что начальник швабр и цинковых вёдер рассматривал уже его, словно он и есть порномодель из интернета.
— Я думал, вы знаете, — всхлипнул Сергей и, закрыв испещеренное морщинами лицо грязными от запёкшейся крови руками, заплакал.
Сергей был настолько искренен в своих истериках, что ему стало неловко. Он почти по-дружески приобнял его за плечи и прошептал:
— Послушайте, Сергей, пора просыпаться и поднимать бунт. Думаю, что другие жители вас поддержат…
Сергей заныл ещё больше. В потоке сознания он разобрал только «ничего у вас не выйдет», «будет только хуже» и «это не жизнь». Последнюю фразу уборщик повторил несколько раз. Ему даже показалось, что не без явного удовольствия.
Нашего героя взяла досада. Он никогда никого не пытался спасать, и поэтому спасение рисовалось ему как в каких-то голливудских фильмах, а то, что не все жертвы, оказывается, хотят спасаться, оказалось для него шоком и нехило так взбесило. Захотелось треснуть этого тупого трусливого придурка по башке. Смутно вспомнились пары по психологии и что-то про стокгольмский синдром. Вот уж не думал, что эта бесполезнейшая наука ему тут пригодится. Он выдохнул, успокоился и стал разубеждать запуганного пролетария, больше походившего на некрасовских мужичков (впрочем, Некрасова он уж точно не читал).
— Послушай, ну сколько их, этих крыс чинуш? Полтора землекопа. А сколько вас? — говорил он по-прежнему шёпотом.
— Две тысяч триста семьдесят четыре, если считать всех… — так же шёпотом ответил Сергей.
— Ну вот. Один раз поднять людей на революцию — и мы их скрутим в два счёта. Скормим жабам.
— Есть ещё казакиии… — проскулил Сергей. — С нагайкаамиии …
— А мы их — камнями, цепями, досками! Ты просто пойми: рабочих больше! Власть этих воров держится только на вашем страхе!
Пролетарий замолчал и призадумался. «Лёд тронулся!» — вспомнилась нашему герою фраза из какого-то старого фильма. Смотрели же предки всякую вату.
— Ты просто не видел жизни за пределами посёлка. Если бы увидел, ты бы тут ни секунды оставаться не смог. Ты бы понял, что лучше смерть, чем такая жизнь. Там, в большом мире, солнце, тачки, классная выпивка, кокаин, девчонки, что просто — он премерзко причмокнул губами. — Там кафе и рестораны, там какое хочешь кино и передачи, там такие огромные торговые центры, что заблудишься. А совсем недалеко от вашей дыры — море. Огромное и синее. Ты хочешь жену свою свозить на море? У тебя же есть жена?
— Ладно, — немного успокоившись и поразмыслив, прошептал Сергей. — Пошли в наш человейник.
Рабочие жили в таких же подземных квартирах, как и наш герой. Разве что он жил один в такой маленькой комнатушке, а рабочие ютились там целыми семьями.
Подземный многоквартирник напоминал сообщество муравьёв или термитов, в общем социум каких-то общественных насекомых. Двери в свои квартиры рабочие по неведомой причине не закрывали, и он мог наблюдать сцены их повседневной жизни. Они занимались вполне обычными делами: кто-то убирал, кто-то готовил, кто-то пялился в старый чёрно-белый телевизор, работавший на ручном переключателе и без звука. Двое рабочих толкали друг друга — как выяснилось, они дрались. Дети с пустыми глазами перекатывали старые игрушки, а жёны с такими же пустыми лицами подавали завтрак своим семьям на стол. И все они молчали, не издав ни единого звука. Быт этих людей был серым, скучным и безысходным. В его голове зазвучал знакомый, но слегка искажённый голос Алексея Владиславовича: «Силентиум будет внедряться повсеместно!» и «Так будет всегда»!! «А это мы ещё посмотрим», — осадил он свой внутренний голос.
— Пора! — скомандовал наш герой и бросился запихивать в рот первым попавшимся людям горсти вексамена.
Как и Сергей, принявшие вексамен рабочие тряслись словно ненормальные: кто-то около 15 минут, а кто-то около получаса. Как и Сергей, после отрезвления рабочие принялись причитать и плакаться. Но оказалось, что далеко не все принимали силентиум. Немалая часть рабочих тайно отказалась от пагубного пристрастия (среди них были те самые женщины, которые возили его в тележке на работу и потом, как он выяснил, бесследно пропали), но эти люди предпочитали молчать. Для него не стало открытием, что всех непокорных или отказавшихся принимать наркотики, скармливали гигантским жабам. И что собственно именно для этих целей чиновники ничего не делали для поимки доисторических монстров.
После отрезвления многие рабочие принялись благодарить своего новоявленного спасителя, некоторые, главным образом мужчины, падали перед ним