Чиновничье болото - Олли Лукоево

на колени и целовали ему руки. Те рабочие, которые по каким-то причинам не принимали силентиум, приходили посмотреть на того, кто взбаламутил болото — их болото, где они были рабами вот уже тридцать с лишним лет. А он, пользуясь благоприятным моментом, предложил поднять восстание и скинуть ненавистных чиновников. К его удивлению, рабочие восприняли с восторгом призывы к революции и начали вооружаться. Кто-то поднимал камни, кто-то доставал арматуры, но нашлись серые фигуры, довольно скептически воспринявшие попытки совершить переворот.

— Ничего у вас не получится, — глядя ему в глаза, сказал старый-престарый дед, судя по его виду переживший как минимум две мировые войны и три революции. — Цепные псы кровавого режима разгонят ваш путч палками, а потом вы закончите ужином для жаб.

Затем дед повернулся к рабочим, которые резко превратились в агрессивную толпу и произнёс:

— Жизнь-жизнь, — ворчал старик, — я о ней побольше вашего знаю. Копайяма — это стабильность. Я помню времена, когда люди исчезали десятками за неделю. Когда работы не было. Он дал работу и взял этих тварей под контроль. А если уж он этих лягух к ногтю прижал, то вас-то точно раздавит, как мух. Работа есть, крыша над головой есть — что ещё надо простому человеку? Живи, не высовывайся да радуйся. А силентиум этот кто не хочет, тот не принимает. У каждого своя голова на плечах. Кто на наркоте, тех она устраивает. Надо же людям забыться как-то. Уж лучше так, чем бухать, — разглагольствовал древний старец.

— Мы протестуем не за него! — взревела толпа. — Мы протестуем против зажравшихся чиновников! За наших детей и против золотых унитазов!

— Долой чиновничий произвол! — крикнул тощий парень с блестящими глазами: теперь они у него горели, как у кота.

Танка, как у Ельцина, к сожалению, по близости не оказалось, и за неимением его наш герой вскарабкался на какой-то ящик.

— Слушайте все! — обратился к толпе, пьянея от её свободолюбия. — Разве вы не видите, что вас намеренно делают наркоманами, а потом Копайяма наживается на вашем труде? Разве не осталось в R человека, чьего родственника или соседа не отдали на съедение рогатым жабам? Ради чего это всё? Ради кружевных трусов Юлианны Георгиевны или сигар Эраста Артемидовича? Вас много! Не молчите! Боритесь за свои права! Снесём задницу Ильи Ивановича с золотого унитаза!

Толпа разразилась бурными аплодисментами, выражая свою готовность разнести вклочья и Юлианну Георгиевну, и Копайяму, и Илью Ивановича вместе с его задницей и пресловутым золотым унитазом, на котором эта задница проводила немалую часть своего личного времени.

Но неожиданно ситуация резко начала выходить из-под контроля. Никто больше не собирался слушать его призывы к революции — рабочих не интересовали чиновники и обещания дивного нового мира после восстания: они нуждались в отдыхе и развлечениях, которых были лишены вот уже больше 30 лет (а некоторые не видели их и вовсе). Вместо бункера Ильи Ивановича со товарищами, рабочие собирались атаковать магазин и кинотеатр. Безо всякой почтительности и хоть какой-нибудь благодарности одичавшие серые фигуры схватили своего новоиспечённого вождя и потащили в сторону магазина. На какое-то время ему показалось, что его ноги не идут, а волочатся по земле. Многочисленные руки держали его с обеих сторон, не давая упасть или остановиться.

Добравшись до супермаркета, серая толпа без усилий снесла двери (их почему-то не окутали колючей проволокой) и забралась внутрь магазина. Двое мужчин кинулись к прилавку с алкоголем, но их ударило током. Они упали замертво, зажимая в каждой руке по две бутылки водки.

Эта нелепая смерть ненадолго отрезвила беснующуюся толпу и воцарилась мёртвая тишина. Он решил воспользоваться моментом и сказал:

— Вот видите, что бывает, когда…

— ТИХО! — рявкнул голос из толпы и от серой массы отпочковалась такая же серая фигура женщины средних лет. Она замахнулась арматурой на едва видимый магнитный штрих-код и разбила его вдребезги.

— Бери! — скомандовал ему прямо в ухо уже мужской голос. — Бери, пока ещё по башке не отхватил!

Что-то тяжёлое ударило его по спине, и он невольно двинулся к прилавку с алкоголем. Он с ужасом переступил два мёртвых тела и несколько минут не мог подойти и взять водку. Удары в спину стали сильнее и настойчивее.

Он протянул руку — его рука зависла. Он то одёргивал её, то заносил вновь, и со стороны казалось, что он собирался взять змею вместо водки. Наконец он решился и схватил первую подвернувшуюся бутылку.

Он зажмурил глаза, но ничего не происходило, а толпа разразилась радостным ликованием. Серые фигуры принялись сбивать магнитные штрих-коды и брать нужные им товары. Несколько рабочих непонятно откуда достали фирменные пакеты супермаркета, который они сейчас разграбляли, и тут же набили их продуктами. У нескольких из них пакеты порвались, так как были рассчитаны на меньшую массу. Но серые фигуры принялись засовывать товары за пазуху и завязывать порванные кульки. На мгновение ему стало противно от всей этой мышиной возни: он прекрасно знал, что рабочие не шиковали, но и умирать от голода им всё же не давали. А сейчас, вместо того чтобы свергнуть чиновников и получить долгожданную свободу, эти люди тратят свои силы, чтобы засунуть в карман 300 сортов колбасы. Некоторые из рабочих, видя что не унесут столько продуктов, начали жадно есть и пить прямо на месте.

После того как серые фигуры наелись и затарились провизией, ликующая толпа решила двинуться к кинотеатру. Пользуясь моментом, он собирался улизнуть, но цепкие руки зажали его словно клещи и потащили, пожалуй, к самому жуткому месту во всём R.

Он упал, но толпа не стала его поднимать, протащив словно мешок картошки. По дороге его лицо посчитало все камешки, а кое-где ещё и осколки битого стекла. Удивительно, но после такого путешествия все его зубы и глаза остались целыми.

И вот грязная дорога подошла к концу — серые фигуры забрались в кинотеатр. Он тяжело вздохнул, но тут его снова перевернули и потащили по тёмным коридорам кинотеатра. Он не знал, сколько времени провёл в такой далеко не развесёлой компании, но ему порядком надоело, что его тянут в неизвестность. Он уже собирался немного поспать — толпа всё равно вынесет куда нужно. Но состоянию полусна помешал радостный вопль: «ПРИШЛИ!». Он открыл глаза и увидел старый-престарый кинозал, в котором не убирали около тридцати лет. Видимо его просто закрыли, когда посёлок осадили жабы-людоеды. Но сидения, экран и старая техника остались целыми. Около двадцати минут серые фигуры настраивали старый проектор и рассаживались по местам. Его тоже усадили, но в кабине киномеханика, чтобы