Сердце Бонивура - Дмитрий Нагишкин

— Ну, чего еще? — хрипло спросил он. — Какого черта надо?

Рябой опасливо убрал голову. Но через секунду опять открыл дверь.

— Господин ротмистр! К вам добиваются.

Ротмистр сел, укутав ноги одеялом.

— Гони всех к черту!

— Говорят, по срочному делу.

— С-сукины дети! — проворчал ротмистр. — Умереть не дадут!

— Это точно! — сказал Иванцов, поднимая шторы и наскоро оправляя постель.

— Кого там дьявол принес? — одеваясь, спросил Караев.

— Китаёза, а с ним русский один. Говорят: «Не разбудишь — пожалеешь. Очень важное дело…»

— Вот я им сейчас покажу важное дело!

Караев решительно вышел из спальни.

Тучный китаец в черном шелковом халате и лаковых туфлях сидел в кресле и, положив на расставленные колени твердую соломенную шляпу, обмахивался веером из тонких костяных пластинок, расписанных позолотой. Его полное лицо, острый взгляд густокарих глаз, розовая кожа на щеках, белые зубы, полные руки с длинными прозрачными ногтями говорили о достатке, богатстве. Второй посетитель не заслуживал внимания: обыкновенное лицо, ничем не выдающееся, простая одежда, довольно поношенная, — видимо, счетовод или писарь китайца.

Увидев ротмистра, китаец улыбнулся, неторопливо поднялся и сделал легкий полупоклон. Караев ответил кивком головы.

— Чем могу служить?

Китаец указал ему на стул, сел сам и стал говорить по-русски, чисто, с приятным акцентом:

— Думаю, что нам надо познакомиться, так как дело, с которым я к вам пришел… Ли Чжан-сюй… коммерсант.

Караев буркнул:

— Ротмистр Караев.

— Вы начальник части особого назначения?

— Да! — насторожившись, ответил офицер.

В этот момент рябой казак вышел из спальни. Китаец кивнул на него:

— У меня дело к вам, господин ротмистр, которое не терпит свидетелей.

Караев выслал казака за дверь и в свою очередь посмотрел на спутника китайца, вопросительно подняв брови. Китаец равнодушно сказал:

— Это Ваня. Это со мной.

Всем телом он повернулся к ротмистру и спокойно произнес:

— Господин ротмистр, я хочу сделать у вас одну покупку.

— Не понимаю! — сказал Караев, откинувшись в кресле.

— Дело, видите ли, в том, что у вас находятся двое моих людей. Я предложил бы за них крупную сумму — десять тысяч рублей… выкуп.

— Я не понимаю! — хриплым голосом произнес ротмистр. — Какие люди? Какой выкуп? Вы меня с кем-то путаете, милостивый государь!

Он сделал движение, чтобы подняться, но китаец неожиданно быстро и легко пододвинулся к нему вместе со стулом и остановил его вежливо, но твердо:

— Не спешите, господин ротмистр! Сейчас вы поймете. В тридцать шестом полку были арестованы два человека — содержатели кофейни для кадет…

— Большевики! — сказал Караев.

Китаец коротко хихикнул, потом раскрыл рот, и все тело его затряслось от смеха. Караев с недоумением посмотрел на китайца. Тот неожиданно замолк и, наклонившись к ротмистру, вполголоса сказал:

— Наши люди не бывают большевики. Политика — не наше дело.

— Какие ваши люди? Кто это вы? — раздраженно спросил Караев.

Китаец осклабился, обнажив крупные белые зубы.

— Мы коммерсанты фирмы «Три Т».

Караев вскочил.

— Что за чертовщину вы городите, господин коммерсант?! Что это за торговля? В кофейне найдено оружие!

Китаец спокойно смотрел на него.

— Каждый коммерсант по-своему. В нашей коммерции оружие необходимо. Я думаю, вы слыхали о такой фирме — «Три туза»?

Караев прищурился. «Три туза» — это была бандитская шайка, филиал крупнейшей шанхайской организации преступников, главным источником дохода которой являлось вымогательство. Похищая кого-нибудь из членов состоятельной семьи, бандиты назначали выкупную цену. Если проходил срок и выкуп не поступал, глава семьи получал от бандитов напоминание с приложением отрезанного пальца или уха жертвы. Если пострадавший не хотел платить или родственники его пытались с помощью полиции вернуть пленника, последнего убивали, а если это была женщина — ее продавали в публичный дом в Китай, в Маньчжурию. Шайка действовала дерзко и безнаказанно.

Караев возмущенно сказал:

— Ком-мерсанты?! Бандиты!

Китаец вежливо улыбнулся.

— Да, иногда нас называют и так, господин ротмистр. Для нас это такое же дело, как всякое другое! Мы даем товар, нам платят, очень просто… Я предлагаю вам дело. Подумайте: десять тысяч — это много!

— Я арестую вас! — сказал Караев. — Отправлю в милицию.

— Глупо! — спокойно ответил Ли Чжан-сюй. — Через час я буду на свободе.

— В контрразведку!

— Мы не занимаемся политикой… Я буду освобожден через два дня…

— Вы, однако, хорошо владеете собой! — усмехнулся Караев.

Китаец невозмутимо ответил:

— В нашей работе волнение излишне. Волнуются только наши клиенты.

Наступило молчание. Китаец выжидал. Он раскрыл и с треском закрыл свой веер. Десять раз проделал он это. «Десять тысяч!» — пронеслось у ротмистра в мозгу. Он вздрогнул. Китаец уловил это движение. Он дважды раскрыл и сложил пальцы правой руки. Десять!..

— Я уже отправил арестованных по назначению!

— Во-первых, вы еще не отправили их… Во-вторых, это будет стоить нам дороже, но дела не меняет! Я обратился к вам, чтобы несколько сэкономить!..

— Идите вы к черту вместе с вашими деньгами! — вдруг крикнул Караев бешено.

Но китаец не изменил ни выражения лица, ни позы. Он вынул из-за пазухи ушные принадлежности и, взяв один инструмент, стал почесывать в ухе. Однако столь наглое поведение не возмутило ротмистра. Он размышлял:

«…Аргутинский — сволочь… Получит арестованных и немедленно уступит этому «коммерсанту». Ишь, ковыряется, как дома… Вот выставлю сейчас с треском! Или под замок! Впрочем, у них такая организация… Убьют, мерзавцы, и следов не найдешь. Вот на Миллионке попал в переплет. Кто бил? Чем бил? Попробуй узнай!.. Может статься, что и из этой шайки кто-нибудь… Десять тысяч! А Аргутинский, гад, поди и раздумывать не станет… Десять тысяч… Ишь, расселся! Наперед уверен, прохвост, что я буду согласен. М-морда! Идол китайский!.. Впрочем… Содрать с него?»

— Пятнадцать! — сказал ротмистр и закусил губы.

Ли Чжан-сюй тотчас же сложил принадлежности и сунул их на место. Вынул из кармана портсигар, сигареты.

— Курите? Пятнадцать — это много…

Незабинтованное ухо Караева было пунцовым. Китаец покосился на него и решительно сказал:

— Десять. Очень хорошо. Мы всех выкупаем за эту цену. Пять тысяч с головы. Очень хорошо.

Неуверенным голосом Караев проронил:

— Не могу же я освободить их из-под стражи за здорово живешь! Как же быть?

Китаец озабоченно посмотрел на своего спутника. Тот спокойно сказал:

— Надо отправить их во Владивосток с небольшой охраной. Остальное — мое дело!

Караев глубоко затянулся дымом сигареты, потом вынул из кармана брюк плоский флакон с серебряной крышкой и брызнул из него на ладонь несколько капель крепкого одеколона. Ухо его понемногу принимало нормальный цвет.

— Деньги с вами?

— Как только вы отдадите нужные приказания, деньги будут в ваших руках!

Караев нервно хрустнул пальцами. Позвонил в колокольчик, стоявший на столе. В дверях показался рябой.

— Писарю скажешь: арестованные этапируются в город, на Полтавскую, три. Сейчас же. Вызовешь двух конвойных.

Иванцов вышел.

Караев протянул руку. В соседней комнате послышались голоса. Рябой вошел и, нагнувшись к уху ротмистра, сказал:

— С Полтавской, господин ротмистр!

В ту же секунду в комнату вошел офицер в каппелевской форме. Щеголевато козырнув на французский манер двумя пальцами, он спросил:

— Ротмистр Караев?

— Точно так! — поднялся с кресла Караев.

— Поручик Степанов! — сказал каппелевец.

Караев посмотрел на китайца, который перед этим взял из рук помощника пакет, завернутый в плотную бумагу. Быстрым движением ротмистр вскрыл протянутый ему контрразведчиком конверт и, прочтя, вздрогнул. Это было предписание направить арестованных в контрразведку. Он опять взглянул на толстый синий пакет в руках Ли Чжан-сюя, и взгляд его изобразил почти отчаяние. Губы плохо повиновались ему, когда он с деланным оживлением сказал прибывшему:

— А я только что собирался отправить их к вам. Заготовлена сопроводительная и конвой.

Китаец вопросительно поднял брови, потом подмигнул, как бы говоря: «Это меня устраивает». Караев живо спросил:

— С вами, господин поручик, есть люди?

— Никак нет. Я полагал…

— Да-да, я дам своих двух!

Китаец за спиной Степанова отрицательно покачал головой, оттопырил губы и всем видом своим выразил несогласие. Он кивнул на офицера и показал два пальца. Караев принял озабоченное выражение и в раздумье сказал: