Бретонская колдунья - Юлия Галанина

Герольды, по обычаю, объявили условия турнира и рыцарей-участников. Главным рыцарем-зачинщиком был, конечно же, никто иной, как барон де Риберак: он считался не только отъявленным сердцеедом, но и лихим рубакой. Поэтому он первым появился на ристалище и направился к трибунам собирать сладкую дань из рукавов и сердец.

Зрители приветствовали его восторженными криками, отдав должное как былым турнирным подвигам барона, так и его роскошным доспехам и наряду. Облаченный поверх фигурных отполированных лат в яркую красно-желтую тунику, всю в фестонах и зубчатых вырезах и увенчанный над шлемом султаном великолепных страусовых перьев, также выкрашенных в алый цвет, барон казался объятым пламенем.

Трепещущие дамы отвязывали, отпарывали, с мясом вырывали свои рукава и вешали их на копье рыцаря. Их красноречивые взгляды говорили, что в придачу к этим кусочкам парчи, шелка или бархата они отдают красавцу воину и свои нежные сердца.

Объехав половину трибун, барон собрал неплохую жатву, и его турнирное копье стало напоминать палку-вешалку какого-нибудь торговца вразнос женскими фитюльками.

Наконец, неаполитанский боевой жеребец (разукрашенный не хуже хозяина) неторопливым шагом доставил барона к центральной трибуне, которую занимали хозяйки праздника.

На фоне кричащего разноцветья трибун Жанна резко выделялась из общей пестрой массы. Она была одета в ослепительно белое платье с тонкой золотой вышивкой, затянутое тяжелым золотым поясом, а ее роскошные локоны, слабо перевитые жемчужными нитями, падали на грудь и были единственным, но неотразимым украшением.

– Фи… Будто в траур вырядилась, крыса белобрысая! – откомментировала этот наряд из соседней трибуны Бланш де Монфуа. – Тоже мне, белая королева[12]! – но в ее словах зависти было больше, чем правды.

Мужской же половине Жанна казалась ангелом, спустившимся с небес. Между тем барон де Риберак поравнялся с трибуной, почтительно приветствовал мадам Изабеллу и, держа копье вертикально вверх, подчеркнуто пренебрежительно проехал мимо Жанны.

В наступившей тишине отчетливо ступали конские копыта.

Подъехав к соседней трибуне, де Риберак медленно склонил копье перед растерявшейся от такого неслыханного счастья Бланш.

Даже если бы в центре поля шлепнулось невесть откуда взявшееся раскаленное ядро, даже это не произвело бы такого переворота. Еще бы! Почти готовый жених первой невесты округи демонстративно ее объезжает! Пахнет пикантным скандалом!

Бланш лихорадочно отдирала заветный рукав, изо всех сил улыбаясь барону. Наконец, присоединив и свой трофей к разноцветному вороху, она горделиво выпрямилась, послала де Рибераку воздушный поцелуй и обернулась в сторону поверженной и всенародно втоптанной в грязь задаваке в белых тряпках, демонстративно поправляя левой рукой (с которой так не хотел отрываться верхний рукав) затейливую прическу.

Но втоптанная в грязь задавака, казалось, и не заметила, что барон проехал мимо нее и улыбалась направо и налево какой-то очень довольной улыбкой, от которой Бланш даже затошнило.

– Ну и нахалка! – прошипела Бланш сидящим рядом подругам. – Воспитанная дама хоть в обморок бы упала, а то и вовсе прямо с турнира в монастырь ушла, а этой бесстыднице и горя мало! Ну да пусть теперь посмотрит как МОЙ де Риберак победит всех рыцарей и поднесет мне корону королевы турнира!

Она опять села и, расправляя юбки, продолжила:

– Я, правда, всегда знала, что эту кривляку бросит, как поближе узнает. Ведь у нее ни рожи ни кожи, только спесь одна! А мужчинам нравится природное благородство манер и изысканное изящество, недаром моя бабка – плод любви нашего государя Карла V и моей прабабки, уж король-то дурнушку не выберет, хоть она там какая угодно графиня будет! – просвещала Бланш полностью с ней согласных подруг. – Да и Жанна только хорохорится на людях, наверняка на душе кошки скребут. Вон ее прилипала Рене как скисла! Та-то попроще.

Кроткая Рене и в самом деле испугалась такого баронского демарша и, чуть не плача, шептала Жанне:

– Господи, да что же он, чуть не в лицо тебе плюнул! Позор-то какой!

– Да успокойся ты, курочка боязливая! – решительно оборвала ее причитания Жанна и весьма довольным тоном добавила: – Все идет расчудесно! Бедняга де Риберак точно такой дурак, как я и думала. Видишь, как наши клуши зашевелились? Бланш на подушке, как на сковородке вертится! Скоро юбки на заду от волнения протрет. Вон какие гордые взгляды бросает – Агнесса Сорель[13], да и только!

Весть о небывалом инциденте сладким яблоком упала в души участников турнира. Каждый рыцарь сообразил, что хваленый сердцеед получил отпор и лелеял теперь надежду на благосклонность Жанны, выраженную в виде заветного кусочка шелка. Только правила выезда на ристалищное поле удерживали рыцарей от того, чтобы не кинуться всей толпой наперегонки к ложе графинь де Монпеза.

Выехавшие вслед за де Рибераком шевалье дю N и шевалье де L чуть не галопом ринулись к центральной трибуне. Жанна величественным движением оторвала и вручила каждому рыцарю по рукаву, снабдив рукава напутствием:

– Я вручаю, мой благородный рыцарь, с этим знаком расположения к Вам и свое сердце! Сражайтесь доблестно, во славу и защиту моей чести!

Рыцари отъехали с твердым намерением открутить де Рибераку шлем вместе с головой.

К великому изумлению соседней трибуны, других рукавов под оторванными (как у большинства красивых дам) у Жанны не оказалось. А на поле выехало еще несколько рыцарей.

– Тю-тю рукава-то! Нечего больше на копья вешать! – злорадствовали юные дамы, готовясь одарить избранников.

Но Жанна внезапно исчезла и через минуту сидела в кресле уже в новом платье.

По накалу страстей подобного турнира никто припомнить не мог. Большая часть зрителей, не отрываясь, смотрела, как рыцари потоком текут к ложе графинь и Жанна безжалостно отдирает рукава с платья, исчезает и опять появляется уже в новом.

Все, без исключения, рыцари, питавшие хоть крохотную надежду на успех, получили по драгоценному для них куску ткани. Де Риберак, как загнанный волк в кольце флажков, оказался окруженным со всех сторон рукавами Жанны, реющими на копьях соперников.

Наконец, последний участник турнира отъехал от центральной трибуны.

Камеристки в шатре, обессилено свесив руки, сидели в блаженной тишине. Им не верилось, что вся суматоха позади и не надо торопиться, как загнанным ланям, снимать с Жанны одно платье, быстро натягивать другое, прихватывать к сброшенному новые рукава, опять раздевать, одевать, пришивать…

– У меня всю ночь перед глазами иголка с ниткой плясать будут! – пожаловалась Аньес. – Я и сейчас-то глаза закрою, и все по новой вижу. Надо же! С госпожой Жанной не соскучишься, не то, что с госпожой Изабеллой!

По сути, турнир еще и не начинался, а у зрителей сложилось впечатление, что самая главная схватка уже состоялась. Как бы то ни было, но его, все-таки, следовало начать, и по отработанному веками ритуалу на поле опять выехали герольды. Не жалея глоток, они объявили, что сегодня состоится первая часть турнира – «joute»[14] – где рыцари будут сражаться один на один. Лучший боец выберет королеву турнира, а завтра участники будут сражаться отряд на отряд и королева турнира вручит приз победителю.

Затем вперед выдвинулся мессир д’Онэ, устойчиво восседая на солидном тяжеловозе. За знание всех тонкостей поединков и большой боевой опыт, последние десять лет его всегда выбирали ристалищным королем – то есть распорядителем турнира.

Почти не напрягая горла, он принялся читать текст присяги:

– Слушайте меня, высокородные сеньоры, бароны, рыцари и оруженосцы, кои прибыли на сей турнир! Да будет вам угодно поднять правую десницу к небесам и всем вместе поклясться, что ни один из вас на упомянутом выше турнире не будет разить противника в желудок или ниже пояса. Сверх того, ежели случится с чьей-то головы шлему слететь, то никто из вас того не тронет, пока сей шлем одет не будет, а ежели станете действовать иначе, то лишитесь оружия своего и боевого коня своего и будете при помощи глашатых изгнаны со всех турниров, кои еще состояться имеют быть. Итак, поклянитесь в том Святой Верой и Вашей честью! – звучные, на старинный манер произносимые слова были слышны во всех уголках поля.

Рыцари подняли правые руки и дружно прокричали:

– Святой Верой клянемся!

Глашатаи вызвали на ратное поле первую пару: рыцаря-зачинщика барона де Риберака и шевалье дю Пиллона, бросившего ему вызов. Турнир начался.

В этот день де Рибераку пришлось несладко. Что до того, что отшлифованные тысячами турниров правила старались как можно лучше соединить две вместе несовместимые задачи: дать возможность бойцам продемонстрировать все их умение и предотвратить убийство. Ведь если противники настроены друг против друга серьезно, то никакие правила не защитят слабейшего бойца.