Огнем и водой - Дмитрий Вересов

– Там пепельница на дверце! – напомнил шофер, с опаской следивший за своими пассажирами.

– Не переживай, мальчик, я все помню! – отреагировала она.

Таксист только головой покачал.

– Старую собаку не выучишь новым фокусам? – спросил Александр в продолжение разговора о театре.

– Если угодно, – сказала она. – Кстати, недавно я была в Комарово…

Она назвала фамилию литератора, у которого имела честь отобедать, отночевать и, вероятно, что-то еще сотворить, но фамилия ни о чем Акентьеву не говорила. Зато имя одного из гостей, которого хозяин представил ей как многообещающего актера, заставила Акентьева вздрогнуть.

– Кирилл Марков?! – переспросил он. – Забавно!

Машина подкатила к «Астории», где временно дислоцировалась столичная гостья. Акентьев вышел первым и, раскрыв дверцу, подал Дине руку.

– Мерси, мон ами! – заговорила она вдруг по-французски.

Переплет сделал знак таксисту, тот криво усмехнулся и дал газу.

– А как же ты? – Дина проводила машину недоуменным взглядом.

– Должен же я тебя довести до номера и проследить, чтобы ничего не случилось по дороге! Петербург – место дикое, сама говорила!

– Ничего такого я не говорила! – запротестовала она. – Я говорила… Я не помню точно, что я говорила…

– Мадам, вы пьяны! – сообщил ей Переплет.

Сама мадам так не считала. Оказавшись в номере, она первым делом полезла в бар. Переплет расположился в кресле и наблюдал за тем, как она звенит стаканами.

– Между прочим, девушкам нужно помогать! – сказала она капризно.

Акентьев, приблизившись, взял у нее бутылку. Опять бурбон. Похоже, все в Союзе сговорились потчевать его этим напитком. Впрочем, Переплет ничего против бурбона не имел. И компания была подходящая! Их тела на мгновение соприкоснулись, девушка улыбнулась, и в этой улыбке явно читалось желание.

Сон был безо всяких чудес и фантомов. Обычный сон, глубокий и долгий, каким ему и полагается быть после вечера с обильными возлияниями и страстным сексом.

Стрелки на часах еще не подползли к восьми, а Дина была уже на ногах. Она ловко собирала предметы своего туалета, накануне прихотливо размещенные Переплетом по всему номеру. На ее лице и следа не осталось от вчерашней гулянки. Костюм сменило яркое, по моде, платье.

– Она не человек, она робот! – пробурчал Акентьев – сам он не находил сил, чтобы оторвать голову от подушек.

– Милый, я уезжаю…

– Уже?! – Переплет настолько удивился, что сон как рукой сняло.

– Угу! Пришла пора оставить ваше захолустье и вернуться в цивилизованный мир!

– Я тебя сейчас подушкой придушу! – пообещал он. – И не увидишь ты больше никогда своей цивилизованной деревни!

– А, задела я тебя все-таки, задела… – обрадовалась она по-детски и, стянув с люстры каким-то ветром занесенные туда колготки, сунула их в сумочку. – Давай, собирайся, переплетных дел мастер!

– А как же де Сад? – вспомнил Акентьев.

– В другой раз, в другой раз…

Он вызвался проводить ее в аэропорт или на вокзал – куда ей надо. Но Дина уже полностью собралась и ждать его не собиралась.

– Пока! Еще увидимся! – чмокнула его в лоб, как брата, оставив след от помады.

Акентьев выругался про себя. В его планах было провести выходной с московской штучкой. Впервые ему удалось перехватить у отца законную добычу. Старый лев вынужден рано или поздно уступить дорогу молодому! Но на продолжение банкета рассчитывать не приходилось.

– Сорвалось! – вздохнул он.

Домой решил ехать на метро – ради экономии. Вход на канале Грибоедова почему-то оказался закрыт. Переплет не обратил внимания на табличку и несколько раз попытался открыть запертые стеклянные двери, потом выругался и поплелся к «Гостиному».

В воскресный день в метро было свободно. Переплет не стал садиться – боялся, что заснет и проедет остановку, встал у дверей и развлекал себя тем, что рассматривал лица попутчиков. Вот старуха в платке жует губами, словно разговаривает сама с собой. Откуда они берутся, эти старушки, словно разводят их в каком-то заповеднике, вдали от цивилизации?! А вот франт с толстым альбомом под мышкой – наверняка какой-нибудь маляр из Академии или «Мухи». «Я тоже мог бы быть таким, – подумал Переплет. – Кем угодно мог бы стать! И дело не в том, что Страна Советов предоставляет всем равные возможности – равные-то они равные, но только до определенного момента. Просто человек волевой при любом режиме своего добьется.

Но почему-то Переплет стал переплетчиком, Кирилл Марков – актером. Было это написано на роду или все случайность, игра судьбы, так сказать?.. Акентьев задумался над этим, глядя на свое отражение в стекле с надписью «Не прислоняться». Внезапно что-то отвлекло его от раздумий. Словно кто-то за плечо потряс. Звук! Именно такой звук он и слышал в подземной пещере в свой последний визит к «монаху». Переплет почувствовал, как по коже бегут мурашки. И серые грязные стены, тянущиеся за окном вагона, бесконечные связки труб – все это стало казаться таким ненадежным и непрочным, что впору впасть в панику.

«Тихо, – сказал себе Переплет. – Это был только сон. Только сон и ничего больше!.. Все, что мнится, снится мне, все есть только сон во сне…» – пришли на ум строчки из Эдгара По. Мрачный гений мог бы, наверное, написать на основе «фантазмов» Саши Акентьева захватывающую повесть или даже роман. А Саша Акентьев потом это произведение переплел бы по высшему разряду. Только сейчас речь шла не о литературе!

Может, и прав был дворник-интеллигент Стас, в компании которого Маркову пришлось провести какое-то время, когда говорил об испытании, которое нужно пройти человеку, чтобы состояться?.. Что-то вроде первобытного обряда инициации – убил волка, стал членом племени. Грубо, но по-своему справедливо. Испытаний на долю Маркова хватало с лихвой, но он не был уверен, что действительно состоялся. Хотя бы в одном из своих миров.

Многое из того, что довелось Кириллу пережить до заключения в психушку, теперь казалось сном. А тем временем другие сны подменяли явь все чаще и чаще. И он чувствовал, что вечно так продолжаться не может – рано или поздно одна из реальностей возьмет верх. Рано или поздно что-то должно перевесить. И тогда он либо останется с Невским, либо навсегда будет заперт здесь, в конце двадцатого столетия, и никогда больше не ощутит дыхания британских просторов, еще нетронутых цивилизацией, не услышит голоса Жени. И звон мечей будет слышать только на сцене театра. И то и другое казалось ему одинаково невозможным, непредставимым. Но как вообще могло случиться, что налаженная система, система мироздания дала сбой? Воистину прогнило что-то в датском королевстве, и не только там, если усилиями эскулапов с Пряжки удалось пробить такую брешь между мирами. Порасспрашивать бы этих, с позволения сказать, врачей! Узнать, что они ему вводили! Но Кирилл Марков не собирался устраивать расследование, которое в условиях тоталитарного режима привело бы его теперь не в психушку, а куда похуже. Он получил все, о чем можно мечтать. Спасибо партии и правительству. Вот уж и правда, не знаешь – где найдешь, где потеряешь!

Он закрыл глаза и спустя несколько минут очутился на улицах вечернего Лондона. Как правило, эти перемещения во времени сопровождались появлением Невского, но Кирилл почувствовал инстинктивно, что сейчас его здесь нет. Он, Марков, сам выбрал подсознательно эту эпоху…

Подумал о том, что спустя триста лет по этим улицам будет бродить Джейн Болтон, и сердце на миг забилось сильнее. А что, если похулиганить и оставить весточку для Джейн да позаботиться о том, чтобы весточка эта прошла через века и достигла адресата? Нацарапать, к примеру, пару слов на старых лондонских камнях, поставив в тупик ученых будущего!

Марков вспомнил одну из их с Невским бесед, касавшуюся перемещений во времени. Кирилла интересовало, насколько их вмешательство способно изменить ход истории. Невский тогда пожал плечами:

– Я знаю не больше тебя, Кирилл! Могу лишь рассказать то, что слышал еще до того, как… как я ушел, – лицо его стало жестким, на миг перед глазами мелькнули невские волны. – Есть две теории. Согласно первой, очень любимой романтиками, – самое ничтожное вмешательство означает глобальные изменения в историческом процессе. Согласно второй, подобное незначительное возмущение будет без остатка поглощено общим течением времени. Это все равно, что бросать камешки в Неву, – река все равно не повернет вспять. Какая из этих теорий справедлива, я еще не знаю, но думаю, что серьезные изменения более чем возможны – нужно только знать, где и как нанести удар. И я очень боюсь, что это произойдет!

– Ты знаешь, как это предотвратить? Твои поиски, они связаны с этим?

Невский помолчал, на губах его была упрямая улыбка.