Воронья дорога - Иэн Бэнкс

Это случилось в темную грозовую ночь (на самом деле – нет); трава у комля древнего узловатого тиса, что скрипел и корчился под напором ураганного ветра, была мокра, поэтому тете и ее мужу Стиву пришлось стоять до дрожи в коленках, и Шарлотта держалась за могучий низкий сук; вот тогда-то и вот там-то, вопреки силе тяжести, была зачата грациозная и сногсшибательно-очаровательная Верити – под черными громовыми небесами, под тучами, затмившими полную белую луну, в час, когда все приличные люди лежат в своих постелях и даже неприличные люди лежат в постелях, правда не обязательно в своих. Случилось это в незнакомой пертширской деревушке, в самом конце великой и смешной хипповской эпохи.

Так рассказывает моя тетя, и я ей верю. Это каким же надо быть психом, чтобы допустить, будто какая-то сверхъестественная космическая энергия возьмет и попрет из какого-то гериатрического пня на каком-то занюханном шотландском погосте в дождливую ночь понедельника! По-моему, придумать такое нарочно совершенно невозможно.

– Не-а, она – класс, просто классный класс! Я в нее влюблен! Я обожаю ее, я принадлежу ей. Верити, возьми меня, вытащи меня из моего ничтожества! О господи!..

Я надрался. Дело было к полуночи; дело было в баре «Якобит»; и дело шло к десятой кружке «экспортного», что для меня, собственно, норма. Эш с Дином Уоттом, еще парочка старых приятелей – Энди Лэндганд и Лиззи Полланд – приняли на грудь примерно по стольку же, но они, в отличие от меня, с поминок отправились по домам пить чай; я же почти весь день накачивался эрвилловским виски.

– Так ты, Прентис, ей об этом сказал? – спросила Эш, ставя очередную батарею кружек на щербатый медный столик.

– Ах, Эш! – хлопнул я по столу ладонью. – Преклоняюсь перед женщиной, способной за раз принести три кружки пива.

– Прентис, я спрашиваю: ты сказал ей, что влюбился? – уселась Эш.

Из нагрудного кармана матросской куртки она достала бутылку крепкого сидра, а из другого – стакан с виски.

– Ух ты! – восхитился я.– Эш! Правда – ух ты! Лихо! – Я потряс головой, взял свою недопитую кружку и залпом ее прикончил.

– Отвечай девочке,– пихнул меня локтем в бок Дин.

– Нет, не сказал,– признался я.

– Трус,– обвинила Лизи.

– Хочешь, я за тебя ей скажу? – предложил Дроид (после «Звездных войн» целое поколение Эндрю носит прозвище Дроид[21]).

– Не-а,—сказал я.—Она ведь такая… баснословная. Такая…

– Но почему ты ей не скажешь? – спросила Лиз.

– Стесняюсь,– вздохнул я, положив руку на сердце, возведя очи горе и трепыхая ресницами.

– Да иди ты!

– Скажи ей,– потребовала Эш.

– Да к тому же у нее бойфренд,– снова вздохнул я.

– Вот оно что…—Эш уткнулась взглядом в пивную кружку.

Я пренебрежительно помахал рукой:

– Да он не в счет – чмошник.

– Ну, тогда все в порядке,– решила Лиз.

– Вообще-то,– нахмурился я,– если у Верити и есть недостаток, то лишь один: в мужчинах не разбирается.

– Э, да у тебя, стало быть, есть шанс,– весело проговорила Лиз.

– Ну да,– подтвердил я.– Она его вроде как отшить хочет.

– Прентис!– Эш постучала кулаком по столу.– Скажи ей!

– Не могу.

– Почему?

– Потому что не знаю как,– объяснил я.– Никому еще в любви не признавался. А сами-то хоть в курсе, как это делается? Какие слова ни скажешь, покажутся пошлыми, никчемными. Одни… одни клише.

Эш презрительно глянула на меня:

– Что за чушь.

– Слышь, ты, бывалая,– наклонился я к ней,– сама-то кому-нибудь говорила, что любишь его?

– Да сто раз, милый,– пробасила Эш, дуясь, и Дин захохотал. Эш хлебнула пивка и отрицательно покачала головой: – На самом деле – ни разу в жизни.

– То-то! – сказал я.

Эш наклонилась ко мне, ее длинный нос едва не соприкоснулся с моим:

– Идиот, пойди к девчонке и скажи.

– Не могу,– откинулся я на спинку стула.– Не могу, и все. Она слишком идеальная.

– Чего? – нахмурилась Эш.

– Безукоризненная. Совершенная. Идеальная.

– Здорово смахивает на женоненавистническо-романтическую дурь,—фыркнула Лиз, никогда не жаловавшая подобных вещей.

– Да, смахивает,– согласился я.– Но что делать, если она – совершенство? Вы хоть знаете, где она была зачата?

Дин и Эш переглянулись. Энди фыркнул в кружку, а Лиззи закатила глаза.

– Так-так, – закивал с крайне серьезным видом Дин.– Не там ли, где и все мы?

Меня это настолько шокировало, что я едва не поперхнулся пивом.

– Да что ты себе позволяешь?!

– Прости его, Прентис, он глупость сказал.– Эш встряхнула головой, длинные светлые волосы рассыпались по плечам.– Но какая раз…

– Есть разница! – перебил я.– Это просто потрясающе! Мне рассказывала ее мама, тетя Шарлотта. Шизуха, конечно, но все реально. Я в том смысле, что у нее крыша съехала, но все равно…– Я снова глотнул пива.– Вся эта фигня: психическая энергия и так далее… из шотландской истории.

– Ага, просек: «В нашем роду такое случается?» – спросил Дин.

– Не-а, она не из Макхоунов… Короче, тетя вышла за англичанина по фамилии Уокер, и они в брачную ночь не консуммировали брак. Она хотела подождать, чтобы заняться этим непременно в деревне под названием Фортингалл, понятно? Это возле Лох-Тай. Она, вишь ли, что-то слышала насчет Фортингалла, там Понтий Пилат…

– Постой-ка! – перебил Дин.– А сколько прошло времени между свадьбой и перепихоном?

– А? – Я почесал в затылке.– Ну, не знаю. Может, день, может, два. Вообще-то они и раньше этим занимались. Не в первый раз у них тогда было. Просто тете Шарлотте пришла мысль, что если сделать перерывчик, а потом – под деревом, то это будет что-то особенное. А до того они трахались, точно. Вы что, забыли? Это же было поколение любви, хипари.

– Ну да,– явно смягчился Дин.

– Короче, некоторые считают, что в Фортингалле родился Понтий Пилат, и…

– Чего? – спросил, вытирая бороду, Энди.– Ну, ты заливаешь!

– Так говорят,—упорствовал я.—Его папаша был в… черт!.. в седьмом легионе? Или в девятом? Черт!..– Я снова почесал в затылке, посмотрел вниз, на свои кроссовки, и с некоторым облегчением подумал, что хоть сегодня избавлен от долгой борьбы с застежками и шнурками «мартенсов».– Или все-таки в седьмом? – рассуждал я, глядя на свои «найки».

– Ни хрена не удивлюсь, даже если это окажется Иностранный легион,– раздраженно сказал Дроид.– Уж не намекаешь ли ты, что твой сраный Понтий Пилат родился в Шотландии?

– Очень даже может быть! – Я раскинул руки и чуть не опрокинул виски Эш.– Его отец служил в стоявшем здесь легионе! Очень может быть! У римлян тут был военный лагерь, и в нем запросто мог находиться батька Понтия Пилата, а значит, тут мог родиться малютка Понтий. А почему нет?

– Все ты выдумал! – рассмеялась Эш.– Сочинитель под стать своему папаше. Помнишь, как он нам по воскресеньям байки травил?

– Я не как мой папаша! – взревел я.

– А ну, цыц! – приказала Лиззи.

– Я не как папаша! Я правду говорю!

– Ну да, ну да,– покивала Эш.– Все может быть. Люди где только не родятся. Дэвид Бирн родился в Дамбартоне.

– И все равно, Понтий Пи…

– Кто-кто? – скорчил мину Дин.– Тот парень, что написал «Тутти-фрутти»?

– Да вы послушайте: Понтий…

– Не! Это был Джон Бирн,– сказала Лиззи.– А Дэвид Бирн – он из Talking Heads , тупица!

– Ладно, черт с ним, с Пила…

– И вообще, это был Литтл Ричард[22].

– Вы заткнетесь наконец? Я уже не про Пила…

– Чего?! Из Talking Heads ?

— Молчать! Я вам говорю: Понтий…

– Не, это который «Тутти-фрутти» написал.

– Сдаюсь,– Я откинулся на спинку стула, вздохнул и хлебнул «экспортного».

– Да, песню, но не кино.

– Так это ж не кино, это сериал.

– Я знаю: ты знаешь, что я имею в виду.

– Терпеть не могу пьяный бред! – воскликнул я.

– Ну, я и похуже слыхала,– пожала плечами Эш.

– Короче, это не кино. Это видео.

– Ни хрена-а! – возмущенно протянул Дин.– Прекрасно же видно было: это кино.

Я закинул ногу на ногу, закинул руку на руку и повернулся на стуле к Эш. Потер не очень чистое лицо и сфокусировал на ней зрение.

– Привет. Часто здесь бываешь?

Эшли пожевала губами и поглядела в потолок.

– Первый раз,– хмуро ответила она.– В клозет понадобилось, вот и зашла.– Она сгребла в кулак ворот моей рубашки, подтянула меня к себе и процедила в лицо: – Кто бы говорил?

– Хрр… фрр…– выдохнул я.

У Эш сморщилось лицо. Не утратив, между прочим, симпатичности.

– Эй, вы,– пробасили вдруг над нами,– ваша очередь.

– Куда? – спросил я очень большого парня с очень длинными волосами.

– К бильярду. Пэ-Эм и Э-У – вы?

– О черт! Верно.

И мы с Эш пошли играть на бильярде. Я собирался ее спросить насчет берлинского джакузи, но, похоже, упустил подходящий момент.

Дядя Фергюс построил обсерваторию в семьдесят четвертом (когда божественной Верити было четыре года). При этом он хотел одним камнем убить двух зайцев. Во-первых, если верить моему отцу, Фергюсу понадобился новый телескоп, побольше и получше прежнего. У отца был трехдюймовый рефрактор под навесом в саду лохгайрского дома. Фергюс заказал шестидюймовый рефлектор. Мало того, это был демонстрационный образец: линзы и зеркало изготовлены в новом спецотделе «Галланахского стекла» – фабрики, которая принадлежала Эрвиллам и давала городу немало рабочих мест. Стало быть, дядя Фергюс получил не только роскошный и уникальный экспонат для своего отреставрированного замка, но и рекламу для фабрики – рекламу, не облагаемую налогами.