История русской литературы XX века (20–90–е годы). Основные имена. - С Кормилов

В «Книге про бойца» война изображена, как она есть — в буднях и героике, переплетении обыденного, подчас даже комического (см., например, главы «На привале», «В бане») с возвышенным и трагедийным. Прежде всего поэма сильна правдой о войне как суровом и трагическом — на пределе возможностей — испытании жизненных сил народа, страны, каждого человека.

Об этом свидетельствуют не только программные слова о «правде сущей… как бы ни была горька» из вступительной главки, но и буквально каждая страница книги, горестное и трагическое содержание многих ее глав («Переправа», «Бой в болоте», «Смерть и воин», «Про солдата–сироту») и, конечно же, проходящие рефреном ставшие крылатыми ее строки: «Бой идет святой и правый, / Смертный бой не ради славы, / Ради жизни на земле».

Являясь воплощением русского национального характера, Василий Теркин неотделим от народа — солдатской массы и ряда эпизодических персонажей (дед–солдат и бабка, танкисты в бою и на марше, девчонка–медсестра в госпитале, солдатская мать, возвращающаяся из вражеского плена, и др.), он неотделим и от матери–родины. И вся «Книга про бойца» — это поэтическое утверждение народного единства.

Наряду с образами Теркина и народа важное место в общей структуре произведения занимает образ автора–повествователя, или, точнее, лирического героя, особенно ощутимый в главах «О себе», «О войне», «О любви», в четырех главках «От автора». Так, в главе «О себе» поэт прямо заявляет, обращаясь к читателю:

И скажу тебе: не скрою, — В этой книге, там ли, сям,

То, что молвить бы герою,

Говорю я лично сам.

Я за все кругом в ответе,

И заметь, коль не заметил,

Что и Теркин, мой герой,

За меня гласит порой.

Что же касается жанровых и сюжетно–композиционных особенностей поэмы, то, приступая к работе над ней, поэт не слишком беспокоился на этот счет, о чем свидетельствуют его собственные слова: «Я недолго томился сомнениями и опасениями относительно неопределенности жанра, отсутствия первоначального плана, обнимающего все произведение наперед, слабой сюжетной связанности глав между собой. Не поэма — ну и пусть себе не поэма, решил я; нет единого сюжета — пусть себе нет, не надо; нет самого начала вещи — некогда его выдумывать; не намечена кульминация и завершение всего повествования — пусть, надо писать о том, что горит, не ждет, а там видно будет разберемся» (5, 123).

Вместе с тем своеобразие сюжетно–композиционного построения книги определяется самой военной действительностью. «На войне сюжета нету», — заметил автор в одной из глав. И в поэме как целом, действительно, нет таких традиционных компонентов, как завязка, кульминация, развязка. Но внутри глав с повествовательной основой, как правило, есть свой сюжет, между этими главами возникают отдельные сюжетные связки, скрепы. Наконец, общее развитие событий, раскрытие характера героя, при всей самостоятельности отдельных глав, четко определяется самим ходом войны, закономерной сменой ее этапов: от горьких дней отступления и тяжелейших оборонительных боев — к выстраданной и завоеванной победе. Это, кстати, отразилось и в сохранившихся в окончательной редакции свидетельствах первоначального деления поэмы на три части, обозначаемые и отграничиваемые друг от друга каждый раз лирическими главками «От автора».

В связи с вопросом о жанре произведения Твардовского представляются важными следующие суждения автора: «Жанровое обозначение «Книги про бойца», на котором я остановился, не было результатом стремления просто избежать обозначения «поэма», «повесть» и т.п. Это совпало с решением писать не поэму, не повесть или роман в стихах, то есть не то, что имеет свои узаконенные и в известной мере обязательные сюжетные, композиционные и иные признаки. У меня не выходили эти признаки, а нечто все–таки выходило, и это нечто я обозначил «Книгой про бойца» (5, 125).

Книга Твардовского, при всей ее кажущейся простоте и традиционности, отличается редкостным богатством языка и стиля, поэтики и стиха. Она отмечена необычайной широтой и свободой использования средств устно–разговорной, литературной и народно–поэтической речи. В ней естественно употребляются пословицы и поговорки («Я от скуки на все руки»; «Делу время — час забаве»; «По которой речке плыть, — / Той и славушку творить…»), народные песни (о шинели, о реченьке). Твардовский в совершенстве владеет искусством говорить просто, но поэтично. Он сам создает речения, вошедшие в жизнь на правах поговорок («Не гляди, что на груди, / А гляди, что впереди»; «У войны короткий путь, / У любви — далекий»; «,Пушки к бою едут задом» и др.).

Поэт был несомненно прав, когда в конце своей книги заметил как бы от имени будущего ее читателя; «Пусть читатель вероятный / Скажет с книжкою в руке: / - Вот стихи, а все понятно, / Все на русском языке…» И знаменательно, что в высокой оценке поэмы сошлись не только массы рядовых читателей, но и такие взыскательные мастера словесного искусства, как И.А. Бунин (VI. 476) и Б.Л. Пастернак.

Поэма Твардовского — это героическая эпопея, с отвечающей эпическому жанру объективностью, но пронизанная живым авторским чувством, своеобразная во всех отношениях, уникальная книга, вместе с тем развивающая традиции реалистической литературы и народно–поэтического творчества.

Творчество Твардовского военных лет многообразно. Параллельно «Теркину» он пишет цикл стихов «Фронтовая хроника» (1941–1945), работает над книгой очерков «Родина и чужбина» (1942–1946, опубликована в 1947). Тогда же им были написаны такие шедевры лирики, как «Две строчки» (1943), «Война — жесточе нету слова…» (1944), «В поле, ручьями изрытом… (1945) и др., которые впервые были опубликованы в январском номере журнала «Знамя» за 1946 г. В связи с этой публикацией критик А. Н. Макаров писал:

«Облик войны предстает в них более сложным и суровым, мы бы сказали, более реалистическим, а сам поэт раскрывает перед читателями новые стороны своей гуманной души». Отмеченное качество, которое можно было бы обозначить как трагический гуманизм, отчетливо проявилось в одном из лучших стихотворений подборки «Перед войной, как будто в знак беды…» (1945).

Усиление личностного начала в творчестве Твардовского 40–х годов несомненно сказалось и еще в одном крупном его произведении. В первый же год войны была начата и вскоре после ее окончания завершена лирическая поэма «Дом у дороги» (1942–1946). «Тема ее, — как отмечает сам поэт, — война, но с иной стороны, чем в «Теркине», — со стороны дома, семьи, жены и детей солдата, переживших войну. Эпиграфом этой книги могли бы быть строки, взятые из нее же:

Давайте, люди. никогда

Об этом не забудем».

(1, 27)

В основе поэмы — скорбное повествование о драматической, горестной судьбе простой крестьянской семьи Андрея и Анны Сивцовых и их детей. Но в ней отразилось горе миллионов, в частной судьбе преломилась всеобщая, страшная трагедия войны, жестокого времени. И рассказ, повествование тесно соединены, слиты с социально–философскими раздумьями поэта. Через трудную судьбу семьи Сивцовых, которую разметала война: отец ушел на фронт, мать с ребятишками была угнана гитлеровцами в плен, в Германию, — поэт не только раскрывает тяготы военных испытаний, но прежде всего утверждает победу жизни над смертью.

Поэма — о жизнестойкости народа, который сохранил силу своего деятельного добра, нравственности, чувства семьи и дома в самых, казалось бы, невыносимых условиях гитлеровских лагерей. Повествуя о смертельно тяжких испытаниях, она вся обращена к жизни, миру, созидательному труду. Не случаен рефрен: «Коси, коса, / Пока роса, / Роса долой - / И мы домой», возникший уже в 1–й главе мотив неминуемого возвращения к мирной работе и жизни.

Хотя в «Доме у дороги» есть достаточно четкая и определенная сюжетная канва, главное здесь все же не в событийности. Гораздо важнее пристальное внимание к духовному миру, внутренним переживаниям действующих лиц, чувства и думы лирического героя, роль и место которого в поэме заметно усилились. Личностное, лирическое, трагедийное начало выдвигается в ней на первый план, становится определяющим, и потому не случайно Твардовский назвал свою поэму «лирической хроникой».

Поэма отмечена многоголосием и в то же время своеобразной пе–сенностью. Отсюда характерные образные, речевые, лексические средства и обороты («плач о родине», «песнь ее судьбы суровой» и др.). Вместе с «Василием Теркиным» эта поэма составляет своеобразную «военную дилогию» — героический эпос военных лет, отмеченный усилением и углублением лирического начала.

Новый этап в развитии страны и литературы — 50–е–60–е годы — ознаменовался в поэмном творчестве Твардовского дальнейшим продвижением в сфере лирического эпоса — созданием своеобразной трилогии: лирической эпопеи «За далью — даль», сатирической поэмы–сказки «Теркин на том свете» и лирико–трагедийной поэмы–цикла «По праву памяти». Каждое из этих произведений по–своему явилось новым словом о судьбах времени, страны, народа, человека.