Больные души - Хань Сун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но ведь, по сути дела, болезнь как была, так и останется. – Я понимал, что это был еще более глубокий уровень в отношениях между врачом и пациентом. Во всей неопределенности Космоса, по-видимому, хотя бы это было определенным.
Жизнь вовсе не была лучше Космоса. Однако жизнь требовала от нас возомнить себя бунтарями против Космоса, способными противодействовать лечению, добрыми молодцами, готовыми расщеплять камни яйцами. Не было ли такое положение дел свидетельством того, что Космос болен?
Меня посетили мрачные мысли о тщетности существования в материальном мире. Возникло ощущение, что не стоило уповать на перспективу бегства. Я снова подумал об известном правиле: сопротивляться больнице – самое глупое из всех сумасбродств, что может творить человек по жизни, это игра с собственной жизнью. Но другого выбора и не было. Ровно так же, как не было выбора, рождаться или нет в Космосе.
Я снова всмотрелся в звездное небо. С детства я испытывал благоговейный трепет перед всеобъемлющим небосводом. На этот раз мне хотелось без помощи Духа своим собственным взглядом уяснить суть вещей. Мировоззрение мое преобразилось с осознанием того, что Космос болен. Да и на самом деле никогда и нигде не может быть незыблемого мировоззрения. Неизменный склад ума есть самообман и самоуничижение. Наверно, именно поэтому Сиддхартха Гаутама, принц древнеиндийского царства шакьев, бежал из столичного града Капилавасту и уединился в сельской местности для постижения веры. Молодой человек разглядел безнадежную долю материального мира и осознал истинную природу жизни, старости, болезни и смерти – страданий, сопровождающих человека по пятам. Обретя прозрение, принц вернулся, чтобы вывести человечество из мира обыденности, помочь каждому сбросить путы мирской суеты, убить недуг в корне и заставить всех сойти с Колеса бытия. Возможно, Будда и был самым потрясающим медфармпанком. У меня в мозгу запрыгала идея: неужели Будда и есть Потусторонний пациент?
Неожиданно над моей головой появился и беззвучно пронесся метеорит. Кусочек эпидермиса, оторвавшийся от матки и яичника Космоса? Омерзительно. Я сглотнул и какое-то время пристально разглядывал все это великолепие, паническое разложение диковинного организма, сплетенного из времени и пространства. Капля за каплей Космос оборачивался в окоченевший труп на пути к заключительному гулкому распаду на составные части. Я словно унюхал вонь, с которой подступает бушующей волной весна. Это был истинный аромат разбухшего и гниющего Космоса. Но когда я протер глаза и вдохнул полной грудью, ничего не произошло. И запаха тоже не осталось. Передо мной возвышалась беспрерывная и беспредельная из глубины веков громоздкая черная стена. И никому не было известно, что скрывалось за нею.
В моем воображении все галактики, все скопления звезд, все светила сложились в множество больниц, бесконечную череду больничных палат. Но в отрыве от проекций Духа своими глазищами из плоти и крови увидать этого я не мог. Я не видел разошедшихся по всем планетам красных крестов, а уж тем более великий побег потока живности во главе с продирающимся сквозь терновые гущи и по пути срубающего колючки Потустороннего пациента. Я внимал безмолвию, ни с чем не сравнимому безмолвию, безмолвию перманентной смерти… Не в морг ли меня занесло?
И как раз в таком отвратительном до тошноты больном обличии Космос сиял во всем своем царственном великолепии, трогая глубины души неисчислимых существ, которые всматривались в него с лучшими надеждами, воздавали ему хвалу в виде стихов, песен, поэм и баллад, творили во имя его чудеса науки и техники и даже готовы были плыть через кипяток, ходить по огню и проходить через десятки тысяч смертей…
Космос, вероятно, сам не смог бы точно сказать, кого он обманывает: всех окружающих или самого себя. От него на свет явилось много вещей причудливых, а заодно безжалостных и черствых, но Космос, по всей видимости, и не понимал, что творил. Космос был что полный рвения студентик из медвуза.
И вот он я, существую необыкновенным образом именно в такой реальности, которой замены не предвидится. Томится этот мой «я» болезнью. Как так получилось, что у Космоса именно в это время, именно в этом месте появился такой человечек по имени «Ян Вэй»? И предназначением, ради которого этого паренька явили на свет, было подлечить Космосу болезни, принять от Космоса буддийскую рясу и патру, которые обычно наследует от наставника любимый ученик, пронести по жизни на своих хрупких плечах настолько грандиозную миссию? Способно ли его тельце выдержать такую ношу? И этому вашему Ян Вэю еще предстоит противостоять аж целому Космосу? При мысли о тех странных, потешных отношениях между врачом и пациентом, которые должны были установиться между мной и Космосом, боль начала утюжком проходиться по моим внутренностям. Ох, ну не может же все это быть правдой…
Ко мне вернулось зрение. Несметные созвездия померкли, симулякр Космоса испарился. Снова зашуршал затяжной дождь. Дух отозвал проекцию. Я вернулся в город К к моменту нашего побега из него. Неподалеку колыхалась неприметная тень. Контакт с той стороны моря наконец-то прибыл. Мы приветствовали его.
28. Больные на смертном одре перевоплощаются в убивцев
– Мы готовы. Теперь мы слушаем тебя, – обратился заискивающе к Контакту староста Ай, потрясая обильной бородой и тучным пузом. И не забыл, между прочим, сфотографировать этот исторический момент на память.
Контакт не был облачен в пациентскую робу. Он носил неброский костюм западного кроя и очки. Человек это был высоченный и худощавый. На вид – благовоспитанный стихотворец.
Только тут мы заметили, что за Контактом выстроилось скопление людей. Контакт с собой привел ровные шеренги докторов и медперсонала, одетых в белые униформы и вооруженных наточенными операционными инструментами.
Медработники походили на героев маньхуа. На их лицах замерли усмешки во все рты. Медики взяли больных в кольцо. Староста Ай остолбенел. Выдержав паузу, он, позабыв обо всех, первым кинулся бежать прочь. Ватага наша пришла в себя и, подобно стаду кабанов, которое застала врасплох стая волков, бросилась наутек. Все обернулось невообразимой паникой.
Я попытался найти среди врачей Чжулинь, но, не увидев ее, сам побежал сломя голову. Уже через несколько шагов мне путь преградил докторишка-коротышка при полном снаряжении. Мне он показался смутно знакомым. А это, случаем, не мой собственный «зять»? Заехал он с обходом к нам домой, увидал мою дочь и увез ее
