Падение Гипериона - Дэн Симмонс

– Сек Хардин, мне пора. Простите, если невольно обидел вас. Мы переживаем безумные времена, а безумие, как вы знаете, заразительно.

«Лучшие из людей обходятся без убеждений, – вспомнил он чьи-то строки, – ну а худшие просто разрываются от страстной горячности».

Отвернувшись от Хардина, Дюре двинулся к краю платформы. И застыл на месте.

Лестница исчезла. Тридцать метров по вертикали и пятнадцать по горизонтали отделяли его от ближайшей площадки, где ждал лифт. Мировое Древо уходило на километр или еще глубже в океан листвы. Другого выхода отсюда не было. Опершись о перила, Дюре подставил разом покрывшееся потом лицо вечернему ветру и только сейчас заметил, что на аквамариновом небе проступили первые звезды.

– Что это значит?

Фигура в сутане почти слилась с темнотой.

– Через восемнадцать стандартоминут Небесные Врата будут захвачены Бродягами. Наши пророчества гласят, что этот мир подлежит уничтожению. Несомненно, вместе с ним погибнут его порталы и мультипередатчики, то есть планета фактически прекратит свое существование. Ровно через стандарточас после этого небеса Рощи Богов озарят шлейфы военных кораблей Бродяг. Наши пророчества гласят, что члены Братства, которые останутся, и все остальные – хотя случайно оказавшиеся здесь граждане Гегемонии давно эвакуированы, – все они погибнут.

Дюре медленно вернулся к столу.

– Я должен попасть на Центр Тау Кита, – с расстановкой произнес он. – Северн… один человек ожидает встречи со мной. И еще мне необходимо переговорить с госпожой Гладстон.

– Это невозможно, – ответил Истинный Глас Мирового Древа Сек Хардин. – Мы будем ждать. Мы должны удостовериться, что пророчества верны.

Иезуит в бессильном гневе сжал кулаки, борясь с желанием наброситься на тамплиера, потом закрыл глаза и дважды повторил молитву Пресвятой Деве. Но это не помогло.

– Пожалуйста, – выдохнул он. – Пророчества будут подтверждены или опровергнуты независимо от того, здесь я или нет. А когда это случится, будет слишком поздно. Факельщики ВКС взорвут сферу сингулярности, и нуль-канал исчезнет. Мы окажемся отрезанными от Сети на много лет. Поймите, мое возвращение на Центр Тау Кита может спасти миллиарды жизней!

Тамплиер сложил руки на груди, спрятав свои длинные пальцы в складках сутаны.

– Мы будем ждать, – негромко сказал он. – Все, что предсказано, должно произойти. Через несколько минут Повелитель Боли обрушится на обитателей Сети. Я не разделяю веры епископа в то, что взыскующие Искупления будут помилованы. Отец Дюре, нам лучше остаться здесь, где конец будет скорым и безболезненным.

Дюре принялся лихорадочно рыться в усталом мозгу в поисках какой-нибудь отповеди, отговорки, чего угодно. Тщетно. Он сел за стол и уставился на своего безмолвного, обезличенного капюшоном собеседника. Зажглись звезды – мириады холодных огней. Мир-лес в последний раз прошумел листвой на ветру и затих – словно Роща Богов затаила дыхание в предчувствии неотвратимого.

Поль Дюре закрыл глаза и начал молиться.

37

Мы, я и Хент, идем весь день, а вечером останавливаемся в маленькой гостинице, где нас ждет ужин: курица, рисовый пудинг, цветная капуста, макароны… Вокруг пусто, нет ни малейшего признака, что кто-то побывал здесь до нас, но огонь в очаге горит ярко, словно его только что разожгли, а ужин на плите еще горячий.

Хента все это сводит с ума, к тому же он никак не может прийти в себя из-за потери контакта с инфосферой. Я понимаю его. Для человека, родившегося и выросшего в мире, где информация всегда под рукой, а связь с кем и чем угодно – нечто само собой разумеющееся, где все расстояния сводятся к шагу через портал, вернуться вдруг к жизни предков – все равно, что проснувшись утром, неожиданно обнаружить, что ты ослеп и оглох. Обессиленный приступами ярости Хент к вечеру погрузился в мрачное молчание.

«Я нужен секретарю Сената!» – то и дело выкрикивал он днем.

«Моя информация нужна ей не меньше, – вежливо возражал я, – но тут уж ничего не поделаешь».

– Где мы? – в десятый раз спросил Хент.

Я уже рассказывал ему о копии Старой Земли, но, на этот раз, как мне показалось, он имел в виду нечто иное.

– Наверное, в карантине, – сказал я наконец.

– Вот как? Но кто нас запрятал сюда? Техно-Центр?

– Могу только гадать.

– Как нам вернуться обратно?

– Не знаю. Как только они сочтут, что нас можно выпустить, появится портал.

Хент негромко выругался:

– Меня-то зачем в карантин?

Я пожал плечами. Может быть, из-за того, что он услышал часть моего рассказа на Пасеме, но я не был в этом уверен. Я вообще ни в чем не был уверен.

Дорога змейкой бежала между невысокими холмами, через луга и виноградники, и долины, за которыми синело море.

– Куда мы идем? – в который раз спросил Хент (незадолго до того, как мы увидели гостиницу).

– Все дороги ведут в Рим.

– Я не шучу, Северн.

– Я тоже, господин Хент.

Хент вдруг схватил камень с дороги и швырнул в кусты. Оттуда раздался крик дрозда.

– Вы бывали здесь раньше? – помолчав, спросил он прокурорским тоном, словно это я заманил его сюда. Хотя, скорее всего, он был прав.

– Нет, – ответил я. И чуть не добавил: «Зато бывал Китс». Мои трансплантированные воспоминания разрывают мне сердце его тоской и его предчувствием смерти. Так далеко от друзей, от Фанни, единственной и вечной возлюбленной.

– Вы уверены, что не можете подключиться к инфосфере? – снова спросил Хент.

– Абсолютно. – Ему и в голову не пришло спросить о мегасфере, и я промолчал. Не приведи, Господи, вновь попасть в мегасферу и потеряться в ней.

Перед заходом солнца мы увидели гостиницу, приютившуюся в небольшой долине. Из каменной трубы поднимался дымок.

За ужином, когда тьма подступила к окнам и только пламя очага да пара свечей на каминной доске освещали комнату, Хент сказал:

– Еще немного, и поверишь в привидения.

– Я верю в привидения, – ответил я.

Ночь. Я просыпаюсь от собственного кашля и чувствую холод – что-то течет по груди. Слышно, как Хент нащупывает и зажигает в темноте свечу. Скосив глаза, вижу, как кровь капает с груди на простыни.

– Боже мой, – выдыхает насмерть перепуганный Хент. – Что это? Кто это вас?

– Кровотечение, – шепчу я после того, как жесточайший приступ кашля в очередной раз сокращает мне жизнь и добавляет новые пятна крови. Пробую подняться, но бессильно роняю голову на подушку и жестом указываю на ночной столик, где уже приготовлены тазик с водой и полотенце.

– Ужас. Какой ужас! – бормочет Хент, разыскивая мой комлог, чтобы сделать анализы. Прибора нет. Днем, по дороге сюда, я выкинул его за ненадобностью.