Главный финансист Третьего рейха. Признания старого лиса. 1923-1948 - Яльмар Шахт

«Возобновление насилия в наших культурных и расовых конфликтах вызвало широкое и вполне понятное ухудшение отношения к нам зарубежного общественного мнения в последние несколько месяцев. И речь идет не только о евреях, которые контролируют значительную часть международной торговли сырьем. Это относится также к тем, кто делает выводы, неблагоприятные для нашего правительства, в результате наших расхождений с протестантами, католиками, иудеями и масонами».

Я закончил выступление следующие словами: «Поэтому крайне необходимо поставить методы разрешения расовых и культурных конфликтов на правовую основу и согласовать их с политическими и экономическими требованиями».

Когда я замолк, Гитлер попросил меня оставить его наедине с соратниками. Как он прокомментировал мою речь, сказать не могу. Во всяком случае, из некоторых высказанных мне суждений я сделал вывод, что он дал строгие указания участникам совещания не подвергать меня преследованиям. Позднее я предположил, что это распоряжение представлялось ему не более чем стратегическим конъюнктурным ходом.

Тем не менее я был рад возможности изложить свои взгляды высшим партийным функционерам непосредственно. Именно с этой целью я приехал в Нюрнберг всего на один день и не принял участия ни в каких других мероприятиях съезда.

Глава 47

Еврейский и церковный вопросы

До 1930 года в Германии очень редко наблюдались признаки какого-либо политического антисемитского движения. Поскольку этих признаков было очень мало, то их следует отнести скорее к экономическим мотивам, чем к расовой неприязни мелкой буржуазии. Частыми были смешанные браки. В представительном буржуазном обществе еврей был желанным гостем.

Причину того, что Гитлер использовал антисемитизм для пропаганды своих целей, нужно искать в венском периоде его жизни. В Германии ему способствовало то, что во время Веймарской республики из Польши, Румынии и России в страну хлынуло непропорционально большое количество восточных евреев, представлявших собой большей частью сомнительный или даже нечистоплотный элемент. Они воспользовались политической сумятицей не только для того, чтобы нажиться на инфляции, но также для активного подкупа чиновников, которые поручали им осуществление своих сделок на черном рынке. Тем не менее антисемитизм никогда не был популярен среди немецкого населения даже в период правления Гитлера. Каждая акция, затевавшаяся против евреев партией, проводилась специально отобранными членами партии, огромная масса населения в таких эксцессах участия не принимала.

В деловой сфере, когда партия посягала на права отдельных евреев, я вмешивался в каждом случае, который попадал в поле моего зрения, и успешно заступался за евреев, пока занимал пост министра экономики. В ноябре 1935 года я выпустил министерский циркуляр главе Национальной промышленной палаты, который передали всем филиалам организации. В нем говорилось:

«14 октября я попросил вас проинформировать группы промышленников, что в преддверии грядущей переоценки позиции по евреям в промышленной сфере филиалам организации не следует предпринимать никаких мер в отношении еврейских фирм. Ваше сообщение, так же как и другие инциденты, побуждают меня рекомендовать Национальной промышленной палате проследить за тем, чтобы все промышленные руководители регионального или специального уровня воздерживались от мер, которые противоречат действующему закону или являются явными прерогативами правительства. Это особенно касается вопроса занятости евреев в промышленных отраслях. Отдельные акции в этой связи неоднократно запрещались правительством и руководством партии, и я лично не потерплю этого. Это особенно касается мер, которые имеют целью ограничить сферу свободного промышленного предпринимательства на основании тех или иных характеристик либо членства в организации, вызывая таким образом изменения в условиях промышленной конкуренции.

Требую от вас гарантий того, чтобы о всяком нарушении в этом отношении мне докладывали незамедлительно».

Даже если мне не удалось восстановить еврейских брокеров на работе в фондовой бирже, право присутствия на Берлинской бирже оставалось за евреями в течение всего периода моего пребывания в должности. Мне также удалось осуществить и гарантировать, что вплоть до 1937 года включительно проспекты правительственных займов, предлагаемых для подписки многим банкам, также предоставлялись еврейским банковским фирмам Мендельсона, Блейхредера, Арнольда, Дрейфуса, Штрауса, Варбурга, Ауфхаузера и Беренса. Об этом объявили все крупные газеты.

Такая позиция вовлекла меня в конфликт с целой сворой гауляйтеров. Как пример ментальности этих типов привожу письмо, которое я получил от гауляйтера Мучманна, когда выступал от имени еврейской фирмы в Хемнице, которая подвергалась преследованиям и придиркам нацистской партии.

«Подтверждаю получение вашей телеграммы от 30 ноября 1936 года и выражаю удивление позицией, которую вы заняли в отношении неарийской фирмы «Кенигсфельд» в Хемнице. Эта позиция противоречит национал-социалистическому мировоззрению и саботирует, на мой взгляд, указания фюрера.

Поэтому прошу вас не вносить изменений в существующее положение, так как в противном случае я буду вынужден принять контрмеры, которые могут быть достаточно неприятными. Я воспользуюсь также случаем довести до сведения фюрера ваше отношение к этому делу самым ясным образом. Во всяком случае, я не намерен информировать подчиненные мне местные власти о ваших указаниях. Наоборот, придерживаюсь мнения, что ваша позиция характеризует вас как совершенно неподходящего человека на неподходящей должности».

Тон этого письма не только выдает невоспитанность. Он разнится от прямого обвинения в «противоречии национал-социалистическому мировоззрению», чего, по мнению Мучманна, достаточно для лишения моего вмешательства всякого морального оправдания, до «контрмер, которые могут быть достаточно неприятными», то есть до прямой угрозы насилием. Письмо заканчивается в характерной для него вульгарной манере.

Тем более удивительным является то, что, когда я приехал в Хемниц урегулировать некое дело, гауляйтер Мучманн предпочел там не появляться.

Другой пример иллюстрирует правовую неразбериху, созданную партией во внутренней политике. Власти округа Гиссен отменили разрешение на торговлю еврейскому предпринимателю. На мои указания не чинить препятствий деятельности фирмы я получил ответ гауляйтера Шпренгера, не менее инфантильный, чем его коллеги Мучманна. При содействии министра внутренних дел Фрика мне удалось побудить даже секретную полицию выполнять мои указания, на что гауляйтер Шпренгер ответил созданием собственной полицейской силы в пику секретной полиции.