Мурлов, или Преодоление отсутствия - Виорэль Ломов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А где вы такой достали? – спросила Валентина Семеновна.
– В Японии. Японская техника – самая надежная.
– Кеша! – обратилась Валентина Семеновна к мужу. – Нам такой нужен?
Иннокентий Порфирьевич задумчиво пожевал губами.
В кабинете был камин, демонстрировать работу которого в это время года было излишне. На стеллажах красиво, как полки на Гатчинском плацу, стояли тома энциклопедий, собраний сочинений и древних фолиантов.
– О, «Британская энциклопедия»! – пощелкал по корешкам толстыми пальцами мистер Гризли. – У нас далеко не у каждого есть она. У меня есть.
Малюта перевела присутствующим основные мысли британского гостя.
– Кеша, – обратилась Валентина Семеновна к мужу.
Тот пожевал губами и сказал:
– Зачем она тебе? Она же на английском.
– О! – снова воскликнул мистер Гризли. – Урусов! Князь Урусов. «Книга о лошади». Два тома. Это раритет. Это лучшая книга о лошади в мире!
Малюта дословно перевела. Валентина Семеновна снова беспокойно взглянула на супруга, но, увидев его жующие губы, успокоилась.
Савва с благодарностью взглянул на мистера Гризли и в порыве великодушия сказал:
– Мистер Гризли, дарю ее вам! А перевести ее на английский вам поможет наша прелестная Оленька.
– Какие миленькие обои! – зашумела Малюта. – Это что, самоклеющаяся лента? Да это же лиры! Господи, да это же лиры! – Малюта захохотала. – Лиры! Итальянский зал! Кабинет муз!
– Пг-релестно, – прокартавил Зеленер, заставив в какой уже раз Валентину Семеновну вцепиться в суровую руку мужа.
– Это оригинально, мистер Гвазава! – воскликнул по-английски мистер Гризли (Малюта перевела). – Я, пожалуй, у себя тоже каминный зал оклею рублями. У вас какая самая большая купюра – пятьсот? Вот ими.
– У него каминный зал десять метров на десять и в высоту четыре с половиной, – пояснил Гвазава гостям размер замысла. – Зачем оклеивать? Вы ими лучше, мистер Гризли, топите камин. Они прекрасно горят, как березовые поленья.
Гости довольно засмеялись.
– Да, я знаю, что быстрее всего можно спалить российские рубли, – согласился мистер Гризли. – Меня ваши соотечественники не перестают удивлять.
– А вот это каминный столик для щипцов. Уральский гранит, инкрустирован, если можно так выразиться, коллекционными монетами – от цента до доллара.
– Оригинально! Оригинально!
– Мы тут задержались, господа. Проследуем далее. Ну, это кухня как кухня. Все самое обычное. Пластика нет. Дерево. Это столовая. Прошу не смотреть и не вдыхать, а то, боюсь, слабые останутся здесь. Не волнуйтесь, через десять минут мы уже будем за этим столом.
– Стол из Австрии? Тот самый? – спросил мистер Гризли.
– Тот самый.
– Я, пожалуй, тоже закажу себе такой, – почесал ухо Гризли. – Конечно, мне надо будет немного побольше. Мест на сорок. А то не будет смотреться в моей столовой.
– У него столовая двадцать метров на десять, потолки под небесами, а в окнах Ла-Манш, – пояснил замысел Гвазава.
– Кеша! – не унималась завистливая Валентина Семеновна.
Кеша жевал губами и сопел. Двадцать на десять с потолками – еще ладно, но где он ей Ла-Манш возьмет! Он уже, наверное, жалел, что вновь сошелся с прежней супругой. С ее запросами с ней впору сходиться разве что самому Зевсу. Но, с другой стороны, не она, так Зойка.
Из столовой вышли в гигантскую лоджию, уставленную пальмами в кадках. Пальмы реагировали на людей и ежились. Проследовали в спальню мистера Гризли. Мистеру Гризли она очень понравилась. Он многозначительно поглядел на Малюту. Та многозначительно потупила глаза. Затем зашли в еще один туалет, уже с обычным унитазом, без подогрева и компьютера, предназначенный для более естественных надобностей. Столпились в Саввиной спальне. Спальня тоже была самая обыкновенная, правда, на компьютере можно было задавать освещенность и цветовую гамму комнаты, дезодорирование, музычку, от Вивальди и Дебюсси до медитативной восточной, по желанию – мужской или женский – шепот, вздохи и вскрикивания, менять форму, жесткость и температурный режим матраца, ширину, длину, высоту и угол наклона, а также период и амплитуду покачивания дивана, включать массажер, противомоскитную сетку и балдахин. Создавалось впечатление, что можно было заказывать даже сны.
– Это дань будущей хозяйке дома, – сказал Гвазава, демонстрируя, как раскладывается и складывается балдахин из настоящего синего китайского шелка на четырех резных столбиках из слоновой кости.
– А что, такая уже имеется? – округлила глазища Малюта. – Можно присесть? – указательным пальчиком она попробовала упругость постели. – А при-ле-ечь?
«Эх!» – подумал не один только Гвазава.
– Кеша! – ужасным шепотом сказала мадам Сидорова. Ей было, видимо, уже дурно.
Иннокентий Порфирьевич цыкнул зубом и незаметно дернул супругу за руку.
– Ну, а теперь, господа, обещанный сюрприз! Прошу вас! – Савва вывел гостей в холл, подвел их к глухому углу на стыке двух спален, нажал на что-то в стене и стена поехала вправо.
– Ой, у меня, кажется, уже едет крыша! – засмеялась Малюта.
Гризли уже был без ума от ее остроумия и чертовски привлекательного славянского тела. Да, ковыль, кентавры и женщины!
Гостям предстал залитый светом, весь в сияющем до потолка кафеле огромный, по нашим меркам, зал, половину которого занимал бассейн четыре на пять метров. Бассейн был наполнен водой уже почти до ватерлинии. Со дна бассейна и по периметру шла подсветка. В этой подсветке красиво переливались поднимающиеся большие пузыри воздуха и жемчужная россыпь мелких.
– Метр двадцать глубиной. Достаточно, чтобы плавать и не утонуть, – сказал Гвазава. – А вон там, отдельно, аквариум с рыбками, раками, водорослями и прочей гадостью. Вот на этом пульте можно регулировать яркость освещения, концентрацию соли и температуру воды. А в этой половине парилка, сауна, кеттлеровский тренажер, солярий… Думаю, после обеда можно будет и размяться, и попариться, и позагорать, и искупаться, кто как пожелает. За это время бассейн как раз наполнится до нужной отметки.
Валентина Семеновна онемела. Иннокентий Порфирьевич все равно раздраженно посмотрел на супругу, видимо, уловив все-таки ее немой вопль «Кеша!» Малюта уже не иронизировала, а Ваня Сизый впервые с любопытством взглянул на устройство бассейна. Гризли благодушно кивал головой.
– Потх-рясно! – воскликнул Зеленер.
Буздяк суетливо осматривал тренажер и то и дело вскидывал голову, намереваясь спросить о чем-то Гвазаву.
– Этот тренажер для всей мышечной системы? – спросил тщедушный Еремей.
– Даже для той, которой нет, – ответил Гвазава.
Малюта расхохоталась и перевела Гризли. Гризли тоже рассмеялся, широко расправив грудь.
Смех смехом, однако пора и за стол. И все там, на мальтийском столе, было изысканно, вкусно и, что немаловажно, обильно и плотно. Над столом стоял шум, гам, хохот и звон. Официанты летали, как тени, не допуская ни единого прокола.
Средь шумного бала, случайно – Савва заметил, как один за другим выскользнули из столовой Малюта и мистер Гризли. «Сработало!» – подумал он. Жаль только, нет Фаины. Савва посмотрел на жилистую супругу Сидорова и подумал: «Вот если бы она заметила исчезновение этой парочки, сказала бы или нет: «Кеша!»
Однако все накушались почти до поросячьего визга. Во всяком случае, некоторые временно потеряли интерес к происходящему, а другие пили водичку, вяло жевали фрукты и сыто отрыгивали.
Меньше всех, как ни странно, нагрузился выпускник консерватории, он холодно и светло оглядывал присутствующую братию. Весь день он преимущественно молчал, поддерживая общение легкими кивками головы и односложными «да» и «нет», ел сдержанно и, кажется, не пил вовсе. Рассеянно скользнув взглядом по Гвазаве, неожиданно тихим и ясным голосом он спросил:
– А где наш английский друг? – спросил на чистом английском. – И наша юная леди?
– Там же, – ответил по-английски Гвазава.
Сизый улыбнулся и предложил Савве выйти в лоджию выкурить по сигаре.
– Курите здесь.
– Нет, там нам будет удобнее.
Проходя мимо спальни для гостей, Сизый приостановился, наклонил голову и прислушался.
– Верх блаженства, – кивнул он на дверь. – Хрустящая палочка. Пардон, парочка.
Они уселись в плетеные кресла между пальм напротив друг друга. Пальмы растопырили свои пальцы. Сизый аккуратно закинул ногу за ногу, стряхнул какую-то пылинку, выбрал из протянутой Саввой коробки сигару, покатал ее тонкими длинными пальцами и задумчиво произнес: «Плотная». Поднес ее к носу: «Свежая».
Савва предложил ножичек, чтобы отрезать конец сигары.
– Благодарю, – отмахнулся Сизый и, откусив конец сигары, ловко выплюнул его в раскрытую фрамугу. Прежде чем зажечь сигару, он аккуратно, как кошка, лизнул ее с откусанного конца и сказал: