Козлиная песнь (сборник) - Константин Вагинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1926
Два пестрых одеяла…
Два пестрых одеяла,Две стареньких подушки,Стоят кровати рядом.А на окне цветочки —Лавр вышиной с мизинецИ серый кустик мирта.На узких полках книги,На одеялах люди —Мужчина бледносинийИ девочка жена.В окошко лезут крыши,Заглядывают кошки,С истрепанною шеейОт слишком сильных ласк.И дом давно проплеван,Насквозь туберкулезен,И масляная краскаРазбитого фасада,Как кожа, шелушится.Напротив, из развалин,Как кукиш между бревенГлядит бордовый клеверИ головой кивает,И кажет свой трилистник,И ходят пионеры,Наигрывая марш.Мужчина бледносинийИ девочка женаВнезапно пробудилисьИ встали у окна.И, вновь благоухаяВ державной пустоте,Над ними ветви вьютсяИ листьями шуршат.И вновь она ПсихеейСклоняется над ним,И вновь они с цветамиГуляют вдоль реки.Дома любовью стонутВ прекрасной тишине,И окна все раскрытыНад золотой водой.Пактол ли то стремится?Не Сарды ли стоят?Иль брег александрийский?Иль это римский сад?Но голоса умолкли.И дождик моросит.Теперь они выходятВ туманный Ленинград.Но иногда весноюНисходит благодать:И вновь для них не льдины.А лебеди плывут,И месяц освещаетПактолом зимний путь.
1926
Эллинисты
Мы, эллинисты, здесь толпойВ листве шумящей, вдоль реки,Порхаем, словно мотыльки.На тонких ножках голова,На тонких щечках синева.Блестящ и звонок дам наряд,Фонтаны бьют, огни горят,За парой парою скользимИ впереди наш танцеводСтупает задом наперед.
И волхвованье слов под выпуклой лунойИ образы людей исчезли предо мной,
И снова выплыл танцевод.За ним толпа гуськом идет.И не подруга – госпожаЗа ручку каждого ведетИ каждый песенку поет:«Проходит ночь,Уходим прочьВ свои дома,В подвалы.А с вышиныИз глубиныГустых паров,Глядит любовьИ движет солнцемИ землей,Зеленокрасною луной,Зеленокрасною водою».
Мрак побелел, бледнели лица…
Мрак побелел, бледнели лицаПолуоставшихся гостей,Казалось, город просыпалсяЕще ненужней и бойчей.
Пред Вознесенской КлеопатройОн опьянение прервал,Его товарищ на диванеОпустошенный засыпал.И женщина огромной тенью,Как идол, высилась меж них,Чуть шевеля пахучей тканьюНа красной пола желтизне.А на столе сиял, как перстень,Еще не допитый глоток.Символ не-вечности искусстваБыть опьяненными всегда.
От берегов на берег…
От берегов на берегМеня зовет она,Как будто ветер блещет,Как будто бьет волна.И с птичьими ногамиИ с голосом благимОдета синим светомСадится предо мной:«Плывем мы в океане,Корабль потонет вдруг,На острова блаженныхПрибудем, милый друг.И музыку услышишь,И выйдет из пещерПрельщающий движеньеСомнамбулой Орфей.Сапфировые косы,Фракийские глаза,А на устах улыбкаПридворного певца».В стране ГипербореевЕсть остров Петербург,И музы бьют ногами,Хотя давно мертвы.И птица приумолкла.– Чирик, чирик, чирик —И на окне, над локтемГерани куст возник.
Не лазоревый дождь…
Не лазоревый дождь,И не буря во время ночное.И не бездна вверху,И не бездна внизу.И не кажутся флотом,Качаемым бурной волною,Эти толпы домовС перепуганным отблеском лиц.Лишь у стекол гераньЗаменила прежние пальмыИ висят занавескиВместо тяжелых портьер.Да еще поднялисьИ засели за книгу,Чтобы стала поменьше,Поуютнее жизнь.В этой жизни пустынной,О, мой друг темнокудрый,Нас дома разделяют,Но, как птицы, навстречуНаши души летят.И встречаются ночьюНа склоне цветущем,Утомленные очи подняв.
1926
Дрожал проспект, стреляя светом,Извозчиков дымилась цепь,И вверх змеями извиваласьТолпа безжизненных калек.И каждый маму вспоминает,Вспотевший лобик вытирает,И в хоровод детей вступаетС подругой первой на лугу.И бонны медленно шагают,Как злые феи с тростью длинной,А гувернеры в отдаленьеЖдут окончанья торжества.И змеи бледные проспектаПолзут по лестницам осклизлымИ видят клети, в клетях лицаПодруг торжественного дня.И исковерканные очиГлядят с глубоким состраданьемНа вверх ползущие тела.И прежним именем ласкают,И в хоровод детей вступаютС распущенной косою длинной,С глазами точно крылья птиц.
1926
III. Стихи 1927–1934 гг
Я стал просвечивающей формой…
Я стал просвечивающей формой,Свисающейся веткой винограда,Но нету птиц, клюющих рано утромМои качающиеся плоды.Я вижу длительные дороги,Подпрыгивающие тропинки,Разнохарактерные толпыРазносияющих людей,И выплывает в ночь Тептелкин,В моем пространстве безызмерномОн держит Феникса сияньеВ чуть облысевшей голове.А на Москве-реке далекойСтоит рассейский Кремль высокий,В нем голубь спитВ воротничке,Я сам сижуНа облучке,Поп впереди – за мною гроб,В нем тот же я – совсем другой,Со мной подруга, дикий сад– Луна над желтизной оград.
Песня слов
1
Старые слова поют:
Мы все сюсюкаем и пляшемИ крылышками машем, машем,И каждый фиговый дуракЗа нами вслед пуститься рад.
Молодые слова поют:
Но мы печальны, боже мой,Всей жизни гибель мы переживаем:Увянет ли цветок – уже грустим,Но вот другой – и мы позабываемВсе, все, что было связано с цветком:Его огней минутное дыханье,Строенье чудное егоИ неизбежность увяданья.
Старые слова поют:
И уши длинные у нас.Мы слышим, как растет трава,И даже солнечный восходВ нас удивительно поет.
Вместе старые и молодые:
Пусть спит купец, пусть спит игрок,Над нами тяготеет рок.Вкруг Аполлона пляшем мы,В высокий сон погружены,И понимаем, что нас нет,Что мы словесный только бредТого, кто там в окне сидитС молочницею говорит.
2
Я девой нежною была,Шлейф смысла за собой вела.Любовь – вскричали мотылькиИ пали ниц, как васильки.И слово за строкой плывет,Вдруг повернется и уйдет.Затем появится опять,Возьми его и будешь тать,Что взять никак не мог всего,И взял, что годно для него.
3
Слово в театральном костюме:
Мне хорошо в сырую ночьБлуждать и гаснуть над водойИ думать о судьбе иной,Когда одет пыльцою был,Когда других произносилТаких же точно мотыльков,В прах разодетых дурачков.Дай ручку, слово, раз, два, три!Хожу с тобою по земли.За мною шествуют словаИ крылышки дрожат едва.Как будто бы амуров ройИдет во глубине ночной.
Куда идет? Кого ведет?И для чего опять поет?И тонкий дым и легкий страхЯ чувствую в своих глазах.И вижу, вижу маскарад.Слова на полочках стоят —Одно одето, точно граф,Другое – как лакей Евграф,А третье – верный архаизм —Скользит как будто бы трюкизм,Танцует в такт и вниз глядит.Там в городе бежит река,Целуются два голубка,Милиционер, зевнув, идетИ смотрит, как вода плывет.Его подруга, как луна —Ее изогнута спина,Интеллигентен, тих и чист,Смотрю, как дремлет букинист.В подвале сыро и темно,Семь полок, лестница, окно.Но что мне делать в вышине,Когда не холодно здесь мне?Здесь запах книг,Здесь стук жуков,Как будто тиканье часов.Здесь время снизу жрет слова,А наверху идет борьба.
1927
«Стихи из романа „Козлиная песнь“
«1»
Где вы оченьки, где вы светлые.В переулках ли, темных уличкахРазбежалися, да повернулися,Да кровавой волной поперхнулися.Негодяй на крыльцеТочно яблонь стоит,Вся цветущая,Не погиб он с тобойВ ночку звездную.Ты кричала, рваласьБесталанная.Один – волосы рвал,Другой – нож повернул —За проклятый, ужасный сифилис.
А друзья его все гниют давно,Не на кладбищах, в тихих гробиках,Один в доме шатается,Между стен сквозных колыхается,Другой в реченьке купается,Под мостами плывет, разлагается,Третий в комнате, за решеткоюС сумасшедшими переругивается.
«2»
Весь мир пошел дрожащими кругамиИ в нем горел зеленоватый свет.Скалу, корабль и девушку над моремУвидел я, из дома выходя.
По Пряжке, медленно, за парой пара ходит,И рожи липкие. И липкие цветы.С моей души ресниц своих не сводятВысокие глаза твоей души.
«3»
