Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди - Фёдор Раззаков

(оба — 8-го), "Гусарская баллада", "Кавказская пленница" (оба — 9-го), "Карнавальная ночь" (11-го), "Два капитана" (12-го), "Смелые люди", "Диверсанты" (оба — 14-го), "Подвиг разведчика" (15-го).

И еще о кино. В январе на студиях в самом разгаре съемки новых фильмов. Так, например, на "Мосфильме" Юрий Озеров, только что вернувшийся из экспедиции в ГДР, снимает в павильонах очередной фильм эпопеи "Освобождение", а В. Усков и В. Краснопольский продолжают работу над многосерийным телефильмом "Тени исчезают в полдень". К январю уже снята половина картины. В 10-м павильоне "Мосфильма" Сергей Соловьев работает над экранизацией горьковского "Егора Булычова и других", а Савва Кулиш снимает в павильонах политическую драму "Комитет девятнадцати". На студии имени Горького режиссер Владимир Роговой работает над картиной "Офицеры", которой через год суждено будет стать хитом сезона. На "Мосфильме" Эдмонд Кеосаян фактически закончил третью часть приключений неуловимых — "Корону Российской империи", — но по решению худсовета вынужден был провести несколько досъемок. В частности, 9 января он снял несколько эпизодов в декорации "Эйфелева башня".

В "Короне…" действовало большинство персонажей из тех, кто уже появлялся в первых двух фильмах трилогии. Не было только Бубы Касторского в исполнении Бориса Сичкина, который потерял эту роль из-за ссоры с Кеосаяном. Хотя, может быть, и к лучшему, поскольку в дни, когда снималась "Корона…", у Сичкина возникли большие проблемы личного порядка — его 16-летний сын Емельян, что называется, от рук отбился, связавшись со шпаной. Бывали периоды, когда он целыми неделями не появлялся дома, чем доводил своих родителей до состояния безумия. В такие дни Сичкину-старшему приходилось ездить в поисках сына чуть ли не по всей Москве.

В конце концов нервы отца не выдержали. После очередного мордобоя, который Емельян устроил в музыкальном училище, Сичкин решил посадить сына на 10 суток, надеясь, что такая мера приведет его в чувство. Причем, прежде чем это сделать, он договорился с начальником ближайшего отделения милиции, с судьей и с начальником отделения ВДНХ, где сидят несовершеннолетние "суточники". Он им все рассказал про Емельяна и попросил, чтобы ему не делали поблажек, а, наоборот, дали самую тяжелую работу.

Все те 10 суток;, которые сын отбывал в заключении, Сичкин, что называется, не ел, не спал — страдал. Когда этот срок миновал, Сичкин прихватил с собой своего доброго приятеля артиста Аркадия Толбузина, который играл в "Неуловимых" начальника белогвардейской контрразведки Леопольда Кудасова, и отправился на ВДНХ. Однако уже подъезжая к отделению, они услышали странный шум и громкие голоса. У Сичкина защемило сердце, поскольку он сначала решил, что его сына зарезали уголовники. Но там разыгралась другая, не менее шокирующая сцена.

В одной из комнат они нашли нескольких пьяных милиционеров во главе с начальником, которые громко аплодировали… Емельяну. С бритой головой он стоял на столе с гитарой в руках и орал цыганские песни. Сам стол был уставлен бутылками с водкой и коньяком, а также самой разномастной закуской. Увидев гостей, начальник отделения расплылся в широкой улыбке и бросился к Сичкину:

— Буба! Садись с нами за стол!

Сичкин стал отказываться, говоря, что приехал совсем по другой причине — сына домой забирать. Эта новость не вызвала у присутствующих особого энтузиазма. Общее мнение сформулировал все тот же начальник:

— Слушай, Буба, оставь парня еще дней на пять, а? Он у тебя такой заводной, такие песни поет. Ты вообще зря на него сердишься, он нам всем очень понравился. Мы никогда так весело не жили, как эти несколько дней. Оставь хотя бы на три дня, а?

Тут со стола слез Емельян, пьяно облобызал отца и тоже стал уговаривать оставить его в милиции. Дескать, не волнуйтесь там с матерью, я через три денька вернусь, меня до дома на машине довезут. Но Сичкин все же нашел в себе мужество не поддаться на уговоры и забрал сына домой.

Как рассказал чуть позже сам Емельян, десять дней отсидки явились для него не наказанием, а сплошным праздником. Хотя поначалу его и пытались заставить заниматься подневольным трудом. Например, в первый же день дали в руки лом и заставили колоть лед на улице. Но парень оказался хитрее. Минут через десять он пришел в каптерку к старшине и заявил: "Я — пианист, и у меня на носу концерты с отцом — Бубой Касторским. Руки должны быть в тепле и не держать тяжелых предметов. Сообщи начальнику, он знает".

После этого парня пристроили работать в пищеблок на одном из комбинатов. Вместе с такими же, как и он, "десятисуточниками", Емельян грузил продукты, а параллельно они умудрялись воровать страшный дефицит того времени — растворимый кофе, меняя его потом на портвейн и продукты. Причем Емельян в этом деле был заводилой: если до него малолетки крали по мелочи, то с ним утащили сразу ящик кофе. А спустя несколько дней Емельяна вызвал к себе начальник отделения и попросил спеть "что-нибудь цыганское". С тех пор вплоть до конца отсидки парень развлекал стражей порядка песнями и плясками. Вот так хлебнул горя и понял, почем фунт лиха, не Емельян, а его отец Борис Сичкин.

Тем временем с середины января женская половина населения СССР с интересом следит за репортажами с 35-го чемпионата страны по фигурному катанию, проходящему в Риге. Трансляции начались 13 января в самое удобное время — в 20.30 в будни, в 19.30 в выходные. В парном катании настоящую сенсацию произвели Ирина Роднина и Алексей Уланов, взявшие "золото" турнира. Их программа была настолько новаторской и оригинальной, что судьи безоговорочно присудили им высшие оценки. Как скажет в одном из интервью их тренер Станислав Жук: "Мы задумали ввести в произвольную "пятиминутку" две новые поддержки, одну из которых — "обратную скрестную" — готовили с 1968 года. Однако сегодня Ирина и Алексей превзошли даже мои ожидания. Кстати, прыжок в два с половиной оборота, так называемый "аксель", они тоже исполнили нынче на соревновании впервые после того, как мы с женой Ниной ввели его в свою программу ровно десять лет назад…"

"Серебро" в парном катании досталось паре Людмила Смирнова-Андрей Сурайкин. А вот знаменитая пара Белоусова-Протопопов на этот раз вынуждена была довольствоваться всего лишь скромным 6-м местом. В танцах на льду победили Людмила Пахомова и Александр Горшков. "Серебро" досталось Татьяне Войтюк и Вячеславу Жигалкину. В одиночном катании у мужчин победу одержал Сергей Четверухин.

Соревнования по фигурному катанию закончились в воскресенье, 17 января. Утром следующего дня взрослое население огромной страны отправилось на работу, дети сели за школьные парты. Николай Рубцов и Людмила Дербина в то утро посетили жилищную контору, чтобы утрясти проблему с пропиской Дербиной. Но там их поджидала новая неприятность — Людмилу не прописывали, поскольку не хватало площади на ее ребенка от первого брака. Рубцов попытался было качать права, мол, я буду жаловаться чуть ли не в обком партии. Но его быстро осадили: жалуйтесь на здоровье.

Несолоно хлебавши Рубцов и Дербина отправились к машинистке, работавшей в газете "Вологодский комсомолец", которая перепечатывала рукопись стихов Рубцова (он собирался везти сборник в одно из столичных издательств). Всю дорогу поэт никак не мог успокоиться, метал громы и молнии по адресу бюрократов из жилконторы. Однако по пути в редакцию, возле ресторана "Север" на Советской улице, судьбе угодно было послать им встречу со знакомыми поэта — журналистами, которые шумною толпой двигались на посиделки в шахматный клуб. Они пригласили с собой за компанию и Рубцова с Дербиной, но Людмила отказалась. А вот Рубцов нет. Видимо, после унижения, которое он испытал в жилконторе, ему требовалось залить свое горе водкой. В итоге он отправил любимую в редакцию, а сам с друзьями свернул в шахматный клуб. Через некоторое время Людмила тоже пришла в клуб, где веселье было уже в самом разгаре. Ей налили вина, но Людмила практически не пила, предпочитая тихо сидеть на своем месте. И здесь в какой-то момент Рубцов вдруг стал ее ревновать к журналисту Задумкину. Однако досадный эпизод удалось обернуть в шутку, и вскоре вся компания отправилась догуливать на квартиру Рубцова на улице Александра Яшина. Но там поэта вновь стала одолевать ревность, он принялся буянить, и, когда успокоить его не удалось, собутыльники решили уйти от греха подальше. В комнате остались лишь Рубцов и его невеста. Далее послушаем ее собственный рассказ:

"Я замкнулась в себе, гордыня обуяла меня. Я отчужденно, с нарастающим раздражением смотрела на мечущегося Рубцова, слушала его крик, грохот, исходящий от него, и впервые ощущала в себе пустоту. Это была пустота рухнувших надежд.

Какой брак?! С этим пьянчужкой?! Его не может быть!

— Гадина! Что тебе Задумкин?! — кричал Рубцов. — Он всего лишь журналистик, а я поэт! Я поэт! Он уже давно пришел домой, спит со своей женой и о тебе не вспоминает!..