Сборник летописей. Том I - Рашид-ад-дин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По этой причине Даритай-отчигин и одно из племен [монголов] нирун, племя сакиат[1919] из числа племен кераит и племя нунджин[1920] подчинились и покорились Чингиз-хану и присоединились к нему. Алтан-Джиун, Кукэр-беки и Куту-Тимур из племени татар ушли к Таян-хану найманскому.
|A 56б, S 169| Рассказ о походе Чингиз-хана с реки Онон на войну против Он-хана, о поражении Он-хана и убийстве его Кори-Субэчу,[1921] одним из эмиров Таян-хана, в области найманов, об убийстве Сангуна [человеком], по имени Клыч-кара,[1922] [одним] из эмиров племен калач, и о восшествии на престол Чингиз-хана.[1923]
В лето упомянутого года свиньи, соответствующего месяцам 599 г. х. [1202-1203 гг. н.э.], Чингиз-хан пил воду Балджиунэ. Осенью этого года, выбравшись оттуда, он собрал своих подчиненных [атба’] и приверженцев [ашиа’] в верховьях реки Онона и выступил в поход против Он-хана.
Он послал от лица Джочи-Касара к Он-хану послами Калиудара[1924] из племени джуръят и Чауркана[1925] из племени урянкат, которые оба были известны как нукеры и как лица, принадлежащие Джочи-Касару. Он подучил их сказать, что нас послал Джочи-Касар со словами: «Сердце мое пресытилось моим старшим братом, да и кто сможет переносить его гнев? Как мне ни хотелось найти какой-нибудь путь и выход, я не смог выйти из этого положения, дабы соединиться с ним. Я прослышал, что моя жена и дети находятся у хана, отца моего. Уже давно жилище мое [состоит] из валежника и травы, а изголовьем мне [служат] комья земли и камни. Я сплю без любезной и милой подруги. Я полагаюсь на хана-отца; тайком послал к хану-отцу этих послов и прошу [у него] свое племя, войско, жену и детей, так как я со всеми домашними [хан-у-ман] подчиняюсь и покоряюсь [ему] и с открытым сердцем вступаю [в число его племен]».
Так как послы были людьми Джочи-Касара и [притом] известными, и [Он-хан] издавна знавал их при нем, то он ни минуты не заподозрил, что их мог прислать к нему Чингиз-хан и научить [их] так [говорить]. Вследствие того, что в то время дела Чингиз-хана были в смятенном состоянии, а Джочи-Касар растерянно [где-то] скитался, [Он-хан] решительно поверил, что эти слова — чистейшая и истинная правда. Он одобрил сказанное послами и, оказав им почет, отправил [их] обратно. Вместе с ними он отправил одного из своих нукеров, по имени Итургэн. Налив немного крови в рог, который употребляют для разведения клея [сиришм], он послал [его] через них [Джочи-Касару] для принесения клятвы, так как монгольский обычай таков, что они приносят друг другу клятву кровью. Отправившись вместе все втроем, они шли по дороге. [Между тем] с той стороны шел Чингиз-хан с войском на Он-хана. Внезапно взор Калиудара упал на бунчук [приближавшегося] Чингиз-хана. Он испугался, как бы Итургэн так же не заметил [бунчука] и не убежал, ибо конь его был добрый. Тотчас он спешился и, подняв переднюю ногу [своего] коня под тем предлогом, что в его копыто забился камень и он хромает, спешил Итургэна и сказал [ему]: «Подержи переднюю ногу моего коня, я прочищу его копыто!». Итургэн взял переднюю ногу коня, тот же несколько раз почистил [копыто], чтобы занять Итургэна. Неожиданно подошел Чингиз-хан с войском. Он не сказал Итургэну ни слова, а отослал его к Джочи-Касару, так как [тот] в этой войне, вследствие того, что забрали всех его домашних [и все его] достояние, был пешим и отстал. Чингиз-хан выслал вперед в качестве проводников тех двух своих послов. Ночью он, [нигде] не останавливаясь, гнал коней, пока в местности, называемой Джэджир-ундур,[1926] не нагнал Он-хана. Они вступили в сражение. [Чингиз-хан] разбил Он-хана и захватил все [его] владение [мулк] и полностью весь род [шаджар] кераитов. Он-хан и его сын Сангун, обратившись в бегство, выбрались благополучно с несколькими людьми. В пути Он-хан говорил: «Отделился ли я от человека, который достоин того, чтобы мне не отделиться от него, или же я отдалился от человека, который заслуживает этого отдаления?! Все это: отчуждение, напасти, горести, мучения, скитание и беспомощность — я терплю по вине человека с опухшим лицом!». Этими [словами] он намекал на своего сына Сангуна, лицо и щеки которого имели такой вид, и упоминал он о нем в таких выражениях вследствие своего чрезмерного гнева, имени же его не произносил. Во [время] этого поражения и бегства он в пути дошел до местности, которую называют …..[1927] [расположенной] в области найманов. Двое из эмиров Таян-хана, государя найманов, одного [из коих] звали Кори-Субэчу, а другого — Татик-Шал,[1928] которые в тех пределах стояли в карауле, схватили его там и убили. Голову его они отослали к своему государю Таян-хану. Тот не одобрил этого поступка и сказал: |A 57а, S 170| «Зачем убили такого великого государя? Нужно было привести его живым!». Он повелел обделать голову Он-хана в серебро и [в течение] некоторого времени клал ее на свой престол, ради [приобретения] почета и для выражения величия, как об этом было изложено в разделе о кераитах и найманах.
Сангун, сын Он-хана, в то время, когда захватывали и умерщвляли его отца, бежал и выбрался [из беды благополучно]. Он прошел через селение, называемое Ишик-балагасун[1929] и расположенное на границе безводной степи пределов Монголии [вилайат-и Мугулистан] и ушел в область Бури-Туббэт.[1930] Он разграбил часть тех областей, прожил там некоторое время и произвел опустошения. Племена и население Тибета, собравшись, окружили его в какой-то местности, чтобы схватить [его там]. [Однако] он благополучно выбрался оттуда, ушел из рук этих племен и бежал, потерпев поражение. Он дошел до одной местности в пределах страны Хотан и Кашгара,[1931] название которой Кусэгу-Чэргэшмэ.[1932] Один из эмиров племен калач, по имени Клыч-Кара, бывший эмиром и правителем той местности, его
