Расстояние - Георгий Константинович Левченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итог был Свете неприятен, но вполне ожидаем, она казалась готовой с ним смириться и попробовать силы в следующем году, торопиться некуда, однако для Савелия Никаноровича неудача дочери являлась совершенно неприемлемой. Бывший фронтовик ехал в Москву не на пустое место, поддавшись посулам товарищей, мужчина полагал, что всё решится быстро и лихо, что его ждут, и как только он явится, удовлетворят все запросы. Человек простой, в плохом смысле этого слова, и решительный, походив по кабинетам, поговорив с чиновниками, стал озлобляться от того, что его постоянно гоняли то за одной, то за другой бумагой, и, узнав о провале Светы, не разобрался в его причинах, а отправился в институт и наорал на ректора. Тот оказался мужчиной интеллигентным и совсем неглупым, что само собой разумеется, кроме того прекрасным юристом, уважаемым в профессиональном сообществе, только-только выбиравшемся из мрака, такое отношение он терпеть не обязан, однако умудрённый опытом и просто из человеколюбивых соображений, ведь на следующий день Савелий Никанорович, поняв недопустимость своего поведения, пришёл извиняться, назначил его дочери переэкзаменовку, на которой присутствовал самолично и которая по большому счёту не должна была иметь место, поскольку все сроки апелляции прошли. Каких волнений стоило девочке заступничество отца, словами не передать, сама она уже ничего не хотела и убеждала его отступиться, а не устраивать цирк, обещая лучше подготовиться и ещё раз пробовать в следующем году, он же посчитал позицию Светы обычным женским малодушием и заставил снова через всё пройти. В конце концов её приняли, но фактически она пошла на занятия через две недели после начала учебного года. Первая лекция так удручила Свету ещё и потому, что она пропустила несколько занятий и не понимала, о чём идёт речь.
К тому моменту семья успела переселиться в новую квартиру недавно сданного дома, на верхних этажах которого ещё шли отделочные работы. Ранее о таком будущем Света не могла и мечтать, родившись через год после войны, девочка провела первые годы, скитаясь вместе с родителями по воинским общежитиям и испытав в бессознательном младенчестве все тяготы послевоенного времени, убожество и перенапряжение сил, позволившие стране за неполное десятилетие восстановиться и развиваться далее. С неё, конечно, спроса не было, и это спасло малышку от многих жестоких впечатлений, могших наложить отпечаток на последующую жизнь. Более того, семьи военных находились в лучших условиях, чем все остальные, и тем не менее, как Свете рассказывала мать, ей пришлось туго с дочкой, она работала и работала много, оставляя своё чадо на попечении соседей, таких же молодых офицерских жён. Так она подорвала здоровье, долго болела, долго лечилась, не ожидая благоприятного исхода, волнуясь, на кого останется муж с ребёнком, и в конце концов стала инвалидом, более не помышляя о возвращении к труду. Но даже учитывая данное обстоятельство, несмотря на все тяготы существования, они никогда не падали духом. У Светы на всю жизнь осталась полуфантазия-полувоспоминание об одном празднике тех лет, когда не только их комнату, но и весь этаж общежития наполнили нарядные, резко и приятно пахнувшие женщины и мужчины в парадных мундирах и до блеска начищенных сапогах, увешанные множеством медалей, которые смеялись, разговаривали, прохаживались по коридору, а потом сели за большой стол, накрытый белоснежной скатертью и уставленный блестящей посудой. Она лежала где-то неподалёку в кроватке и смотрела вокруг, как водится, ничего не смыслящими глазами, а потом заснула под шум и гам застолья.
Когда ребёнок начал что-то смыслить, соображать, мама навсегда поселилась дома, посвящая единственному чаду столько времени, сколько могла. Детство Светы можно назвать счастливым, ведь она не знала ничего другого и воспринимала их частые переезды, необустроенность быта как должное. С ранних лет девочка старалась помогать матери, с деловитой серьёзностью в неизменном сером платье в зелёный горошек, из которого с течением времени выросла окончательно, не получив нового вплоть до школьной скамьи, размазывала грязь у входа в комнату маленькой тряпочкой, когда женщина широкими жестами мыла руками пол, ковыряла тесто, когда та пекла пирожки, мыла озябшими ручками огромные картофелины в холодной воде, не в состоянии соскрести с них налипшую грязь, или таскала свою сумочку с пожитками при очередном переезде, из которой дежурно торчала голова любимой и единственной тряпичной куклы. Со сверстниками малышка общалась много, все дети во все времена легко сходятся друг с другом в таком возрасте, но настоящий друзей не имела, как только она коротко сходилась с ребятишками, начиная жить с ними одной жизнью, кто-нибудь переезжал, чаще всего сама Света. Потому она так страстно и желала очутиться в школе, ведь там, где их семья поселилась перед её поступлением в первый класс, детей вокруг и вовсе не оказалось, они жили с мамой в отдельном домишке на окраине, в котором ребёнку было невыносимо скучно. Она, может, и догадывалась о существовании другой жизни, но не знала её, потому и не страдала, продолжая считать происходящее с ней нормой, однако непостоянство, привычка к необустроенности в полном смысле определили будущее Светланы.
ГЛАВА 4
Обретение желанного
Аркадий редко вспоминал бабку, благодаря которой появился на свет, и тем более никогда не задумывался о том, что она прожила одну из самых интересных и насыщенных жизней среди тех, кого он знал. Светлана Савельевна осталась в его памяти неприметной маленькой старушкой, немного сварливой, но
