НА АРЕНЕ СТАРОГО ЦИРКА - Дмитрий Альперов

Я. Нет, маленького Петьку.

Это не понравилось какому-то офицеру, который поднял шум. Дирекция во избежание эксцессов просила нас больше эту репризу не говорить.

В этот сезон пользовались большим успехом монологи Н. Поморского «Солдаты», «Память казенке».

Ряд за рядом прошли сборы то на табак солдатам, то в пользу сирот войны. В цирке во время последнего сбора было продано с аукциона брошенное в рот слону яблоко за семьсот двадцать пять рублей.

Отношение публики к артистам цирка было очень хорошее.

Нас наперерыв приглашали отужинать в рестораны. Лучшим рестораном в то время считался «Ампир». Здесь собирались богатеи Москвы. Войной со всеми ее ужасами и тягостями здесь не пахло. Бриллианты, декольте, цветы, вина, дорогие закуски. Это так не вязалось с тем, как жили обыватели в провинции, так резко и грубо противоречило всему, что шло с войны.

В цирке часто бывали журналисты. Познакомились мы с писателем Пазухиным, родственником клоуна Брагина. Частым гостем цирка был Н. Балиев, режиссер «Летучей мыши», и артист Малого театра В. В. Максимов, А. М. Данкман, юрисконсульт нашего союза, буквально пропадал в цирке. Его можно было встретить и на репетициях, и перед представлением. Это был настоящий друг цирка. Он интересовался артистами, их профессиональной работой, условиями труда, их бытом. Как юрисконсульт союза всегда отстаивал интересы артистов перед дирекцией.

В середине октября 1916 года в цирке начались репетиции пантомим. Одновременно мы были приглашены сниматься в кинокартине из цирковой жизни, в которой главную роль исполнял В. В. Максимов. Надо признать, что ни одна кинокартина до сих пор не осветила правильно жизни цирка. Когда мы, артисты, видим нашу жизнь на экране, мы всегда смеемся. Жизнь в цирке гораздо проще, будничнее, а главное — труднее, чем та жизнь, которую показывают в кино. В каждой профессии есть свои прелести и свои недочеты, свой быт, своя специфика. Ни один врач не сумеет так быстро и хорошо вправить при вывихе ногу или руку, как это сделает старик — артист цирка. Подойдет, возьмется за конечность, подержит — и сустав на месте. Или заставит ногой катать бутылку, смотришь — и все пришло в норму. Бывали случаи, что во время работы у артиста выскочит из сустава кость, он вскрикнет и тут же сам вправит ее и работает дальше. А знаменитая цирковая мазь «флуид эмбрикешен» или, как говорят в цирке, «флоид эмбрикошюм», куда входит скипидар, шесть сортов различных спиртов — муравьиный, горчичный и др.— и сырое яйцо! Из всего этого получается смесь, жидкая, как молоко. Ее втирают при ушибах, и она, как рукой, снимает боль.

В цирке часты падения и ушибы от них. Зашиб себе артист копчик (кончик позвонка), так зашиб, что с трудом работает и едва сидит. Сейчас же набьют мелко кирпич, раскалят его в печке или на примусе, завернут в мокрое хорошо отжатое полотенце, приложат — и больной быстро выздоравливает.

И люди в цирке своеобразные, и психика их особенная. Человек исключительного самообладания, бесстрашный укротитель львов и тигров Гамильтон-Веретин безумно боялся собак. В одном из провинциальных городов, когда он выходил из какой-то квартиры, на него набросилось несколько собак. Он начал кричать. Вышел дворник, отстал собак и сказал Гамильтону назидательно: «Ишь, чорт, собак испугался. Ты бы, посмотрел, как: один дядька в цирке ко львам и тиграм входит и ими командует».

Жонглер Сластушинский, очень ловкий на манеже, был очень неповоротлив в жизни. Товарищи прозвали его «Епиходов». То толкнет и уронит что-нибудь, то за обедом разольет вино или разобьет посуду. Полетчик Каврели делал перелеты под куполом цирка с трапеции на трапецию и не мог смотреть из окна второго этажа на улицу, так как у него от этого кружилась голова.

Дрессировщик Крастон не мог выдрессировать свою комнатную собачку, так как жалел ее, и отдал ее для дрессировки другому дрессировщику.

Боб О'Коннор[50], заставлявший публику покатываться в цирке от смеха, лечился от ипохондрии у специалиета-невропатолога. Тот прописал ему обтирания холодной водой, дал ряд советов и сказал в заключение: «Пойдите вы для развлечения в цирк. Там такой смешной клоун Боб О'Коннор, вам невольно станет весело».

— Это я Боб О'Коннор, — ответил артист уныло.

Таких фактов, свидетельствующих о странностях психики артистов цирка, я мог бы привести очень много. Цирк — особый мир со своими радостями и огорчениями, со своим жизненным и бытовым укладом, и нужно всю жизнь провести в цирковой семье, в стенах цирка и под его шапито, чтобы до конца понять этот сложный и своеобразный организм.

Осенью 1916 года опять начались разговоры о переосвидетельствовании белобилетчиков: Гамсакурдия имели большие связи в военных кругах, и с их помощью мне удалось попасть на работавший на оборону чугунолитейный завод Доброва и Набгольца. Сначала я помогал опытным рабочим, затем очень скоро стал сам работать на станке.

С этого времени началась моя двойная жизнь. Днем с шести часов утра до семи вечера я был рабочим на заводе, вечером артистом. В перерыв я успевал забежать домой и поесть. Наш номер с отцом ставили последним в третьем отделении.

В цирк был ангажирован Вильямс Труцци, сын Жижетто Труцци. Родился он в 1889 году. Он считался в начале XX века одним из лучших дрессировщиков лошадей. У нас в цирке он выступал с двумя дрессированными слонами.

От десятилетнего возраста мы росли вместе и были очень дружны. Родители его были так поглощены работой, что Вилли рос почти безнадзорным. Моя мать постоянно прикармливала и обихаживала его, он и дневал и ночевал у нас. Потом мы расстались, я видел его только раз в одном из цирков, где он был на амплуа жокея.

Вильямс Труцци был одним из лучших представителей циркового искусства, пройдя все этапы обучения, мастерства и творчества циркового артиста. Для того чтобы стать таким всеобъемлющим знатоком-мастером, надо было уметь все, начиная с жонглерской езды, кончая дрессировкой и режиссурой.

Вильямс владел французским, немецким и английским языками в совершенстве. Хорошо говорил по-русски, отличался редкостным трудолюбием, обладал большой фантазией, был очень начитан. В часы отдыха перед представлением, ночью после представления я не раз заставал его за книгой. Круг его интересов был весьма широк. Он был талантлив и как постановщик («Черный пират», «Карнавал в Гренаде», «Ковбой из Техаса», «Махновщина», «Тысяча и одна ночь»). В Вильямсе Труцци счастливо сочетались все лучшие качества остальных членов семьи Труцци.

В 1916 году он выступал со слонами. Слоны его помогали