Удача – это женщина - Элизабет Адлер

– Вы не из Нью-Йорка, – полуутвердительно, полувопросительно заявил он, и Эдвард рассмеялся в ответ.

– Я приехал из Лондона, вернее, из Шотландии, хотя и провел некоторое время в Нью-Йорке, занимаясь делами.

– Полагаю, в Сан-Франциско вы приехали тоже по делам? – Гарри поддерживал светскую беседу, прикладываясь время от времени к стакану с бурбоном и не слишком утруждая себя тем, чтобы выслушивать ответы собеседника.

– Не совсем. Дело в том, что я приехал сюда жениться. По крайней мере, если получу согласие. Она уже столько раз говорила мне «нет», что я ни в чем не уверен.

Гарри от души рассмеялся.

– Вам повезло. Женщина, к которой сватался я, согласилась, и это стоило мне целого состояния. Интересно, что моя жена была англичанкой. – Гарри с интересом посмотрел на Эдварда. – Хотелось бы полюбопытствовать, на какой даме из Сан-Франциско вы собираетесь жениться?

Эдвард просиял:

– Как это ни странно, она носит то же имя, что и вы. Может быть, вы встречались? Ее зовут Франческа Хэррисон.

Реакция нового знакомого удивила Стрэттона. Гарри буквально застыл, не донеся свой бурбон до рта и бессмысленным взглядом вперившись в собеседника. Затем он аккуратно поставил стакан на стол и расплылся в широчайшей улыбке, которая сделала бы честь земляку Эдварда, знаменитому Чеширскому коту. Наконец, Гарри полностью овладел собой. Он понял, что пришел его час, однако, когда он снова заговорил, голос его звучал небрежно:

– В этом нет ничего удивительного, Стрэттон, и, конечно же, мы встречались, поскольку упомянутая вами особа – моя сестра. Я думаю, однако, что мне следует дополнить ваше представление о ней. Опасно, знаете ли, жениться на женщине, когда от вас утаивают истину.

– Истину? – Стрэттон постепенно перестал понимать, что происходит. А Гарри тем временем вошел во вкус. Он театральным жестом поднял руку, призывая собеседника к вниманию.

– Поверьте мне, Стрэттон, в жизни Франчески есть некоторые обстоятельства, о которых вы наверняка не подозреваете. Позвольте мне восполнить эти пробелы.

И Гарри начал рассказывать. Эдвард слушал его, не проронив ни слова. Сначала ему показалось, что все это бред сумасшедшего. Но Гарри вовсе не выглядел умалишенным, и кроме того, разве то, о чем он говорил, не объясняло странное поведение Фрэнси, ее упорное нежелание встречаться, ее молчание, когда речь заходила о прошлом… Нет, этот кошмар вполне может оказаться правдой, вот только с ним совершенно не вязался светлый образ той Франчески, которую знал и любил Стрэттон.

Наконец, Гарри закончил свое повествование и добавил, глядя Эдварду прямо в глаза:

– Такова истина, Стрэттон. Спросите любого в этом клубе, прав ли я, – он подтвердит мои слова. Мой отец содержал ее под замком, потому что даже в детстве она вытворяла Бог знает что. Она всегда была неуправляема, но отец терпел, в надежде, что она переменится. Но вместо этого она отплатила ему за доброту по-своему – удрала с любовником из дому, а недавно преподнесла нам еще один подарок – незаконнорожденного ребенка. Послушайте моего совета – бегите от нее как можно скорее. Она разорит и вас, и вашу семью, Стрэттон, помяните мои слова.

Перед мысленным взором Эдварда возникли голубые невинные глаза молодой женщины. Неужели возможно столь искусно лгать? Он думал о своих ребятишках, ждущих его возвращения домой, в Стрэттон-касл. Мог ли он рисковать их счастьем и благополучием в угоду собственным страстям и привязанностям? Приняв решение, он с видимым усилием поднялся на ноги, сказал, обращаясь к Гарри:

– Благодарю вас за предоставленную информацию, сэр, – затем повернулся на каблуках и направится к выходу.

Гарри проводил его глазами до двери, продолжая широко улыбаться. Сладость осуществившейся мести наполняла все его существо. Этот человек, полчаса назад казавшийся уверенным в себе и довольным жизнью, теперь выглядел несчастным и сломленным.

Фрэнси знала, что зеркало ее не обманывает – она была хороша как никогда. Конечно, свою роль сыграли чудесное вечернее платье из темно-синего бархата и свежая чайная роза в блестящих светлых волосах. Но самое главное – она вся светилась изнутри тем внутренним светом, который разгорается в женщине от сознания того, что она любит и любима. Сдерживая радостное возбуждение, она вновь и вновь проверяла, все ли в порядке на небольшом столике, тщательно накрытом для двоих: разгладила белоснежную дамасскую скатерть, поправила столовое серебро, поставила в центре стола хрустальную вазу с розами, зажгла свечи в серебряных канделябрах. Все шло так, как и было запланировано, – Олли отправили пораньше спать, Энни ушла в гости, а Лаи Цин, как обычно, работал у себя в конторе. До восьми часов оставалось пять минут – вот-вот должен был появиться Эдвард. Фрэнси то и дело подбегала к окну и, отодвинув шторы, всматривалась в темноту, улыбаясь собственному нетерпению. На самом деле, смешно, что она, столько раз отказывая Эдварду во встрече, не может спокойно подождать какие-нибудь пять минут, оставшиеся до его прихода. Фрэнси ходила взад-вперед по гостиной, не желая даже присесть, чтобы не помять на диво выглаженное платье. Ей хотелось предстать перед Эдвардом в полном параде.

Часы пробили восемь, и Фрэнси затаила дыхание, ожидая звонка в дверь, – Эдвард отличался чрезвычайной пунктуальностью. Тишина. Фрэнси вновь отправилась к окну, пытаясь обнаружить знакомую фигуру среди спешивших мимо прохожих. Возможно, Эдварда задерживают неотложные дела? Она постаралась умерить нетерпение и решила в очередной раз посмотреть, все ли в порядке. Шампанское охлаждалось в серебряном ведерке на сервировочном столике. Белужья икра, которую так любил Эдвард, красовалась в хрустальной вазе, обложенной мелконаколотым льдом. На кухне в полной готовности дожидался своего часа отварной лосось – одно из лучших кулинарных творений Энни. По сигналу Фрэнси служанка должна была подать его на стол. На десерт Фрэнси собиралась предложить Эдварду крем-брюле и горячий кофе.

Она взглянула на часы. Стрэттон опаздывал уже на пятнадцать минут, а это было совершенно не в его духе. По крайней мере, он мог бы позвонить. Что ж, утешала себя Фрэнси, возможно, у него нет сейчас такой возможности. В конце концов, обед не испортится за каких-нибудь тридцать минут, так что беспокоится не стоит. Продолжая уговаривать себя, Фрэнси снова нервно зашагала по уютной, освещенной свечами гостиной.

В девять часов вечера оживленное, радостное выражение на лице Фрэнси сменилось обеспокоенным. Она поминутно спускалась в холл и смотрела в окно. В десять часов Фрэнси сидела в кресле, свернувшись клубочком, около начинавшего гаснуть камина и молила Бога об одном – чтобы дверной звонок наконец зазвонил.