Солдаты Вселенной. Лучшая военная фантастика ХХ века - Пол Андерсон

— Полковник дала вам три часа, лейтенант. Распорядитесь ими с толком.

— У нас больше одного правительства, — говорит Де Франко эльфу, тихо, горячо. — Мы враждовали в прошлом. Мы вели войны. Мы заключили мир и работаем вместе. Может быть, мы снова будем воевать, но все надеются, что не будем, и вероятность этого растет и растет. Война обходится дорого. Здесь все слишком открыто, и именно это я пытаюсь объяснить тебе. Начинаешь войну и не знаешь, кто еще может тебя слышать.

Эльф откидывается на стуле, закинув одну руку на спинку. Он смотрит на Де Франко, и лицо его серьезно как никогда.

— Ты и я, ты-и-я. Мир был целым, пока вы не нашли нас. Как могут люди делать вещи, которые не имеют смысла? Вся вещь целиком имеет смысл, части ее — полное безумие. Нельзя превратить часть одной вещи в другую, листьям не стать перьями, ваш разум не сможет стать нашим разумом. Я вижу наши ошибки. Я хочу избавиться от них. Тогда эльфы не будут ошибаться, и вы не будете ошибаться. Но вы называете все это маленькой войной. Погибших всего несколько. Вас так много. Вам нравится ваша ошибка. Вы не расстанетесь с ней. Вы будете лелеять ее. И этих других встретите с ней. Но они увидят это, разве нет, когда посмотрят на вас?

— Это безумие!

— Когда мы с вами встретились, мы подразумевали «мы». Это была первая наша огромная ошибка. Но и ваша тоже.

Де Франко вошел в комнату, где держали эльфа, — роскошную комнату, комнату наземного гражданского, с постельным бельем в какой-то желто-зеленый узорчик, которое свободно свисало на наземный манер. И среди этого буйства красок на кровати, поджав ноги, сидел эльф, безмятежно, не обращая внимания на то, что открылась дверь и кто-то вошел внутрь, пока не забрезжила и не разрослась искра узнавания. Это было первое подобие человеческой эмоции, буквально единственная эмоция, которую эльф проявил при виде Де Франко. Разумеется, вокруг были камеры, которые записывали это, записывали все. Так сказала полковник, и эльф, возможно, тоже об этом знал.

— Саитас. Ты хотел меня видеть.

— Де Франко.

Лицо эльфа снова застыло в непроницаемости.

— Мне сесть?

Ответа не последовало. Де Франко подождал, сам не осознавая сколько, потом уселся на стул у стола и уперся локтями в белую пластиковую столешницу.

— С тобой хорошо обращаются? — спросил Де Франко, для камер, нарочито, для полковника.

«Черт тебя дери, я не дурак, я могу играть в вашу поганую игру, полковник, я сделал то, что не удалось Назтаку, верно? Так что берегитесь меня».

— Да, — ответил эльф.

Его руки мирно покоились на обтянутых багряным одеянием коленях. Он уткнулся в них взглядом и снова поднял глаза.

— Я старался обращаться с тобой нормально. Мне казалось, я так и делал.

— Да.

— Зачем тогда ты позвал меня?

— Я солдат, — сказал эльф, свесил ноги с края кровати и поднялся. — Я знаю, что и ты тоже. Думаю, ты лучше меня поймешь.

— Я об этом не знаю. Но выслушаю. — У него мелькнула мысль о том, что его возьмут в заложники, о какой-нибудь бессмысленной вспышке насилия, но он сделал вид, что задавил ее, и махнул рукой на другой стул. — Не хочешь присесть? Пить хочешь? Тебе принесут.

— Я сяду с тобой. — Эльф подошел и опустился на второй стул и уткнулся локтями в столешницу. На свету явственно заметны стали синяки на его запястьях. — Я думал, тебя уже могли отправить обратно на фронт.

— Мне дали немного времени. Ну, то есть… — («Не разговаривай с ним, — велела полковник. — Пусть говорит он».) — Три часа. Время. Ты не просто так захотел со мной увидеться. Тебе что-то нужно? Или просто поговорить. Я согласен и на это тоже.

— Да, — проговорил эльф медленно своим напевным шелестящим голосом. И посмотрел на него зелеными, как море, глазами. — Ты молод, Де Франко? Ты кажешься мне молодым человеком.

Это выбило Де Франко из равновесия.

— Я вовсе не так уж и молод.

— У меня есть сын и дочь. А у тебя?

— Нет.

— Родители?

— Зачем тебе это знать?

— У тебя есть родители?

— Мать. Далеко отсюда.

Ему не нравился этот допрос. Письма — вот и все, что Надя Де Франко получала от него, да и то нечасто, и слава богу, что у нее есть сыновья поближе. Де Франко сидел и смотрел на эльфа, который за два простых вопроса проник сквозь его защиту и умудрился задеть за живое, и вспомнил, что Финн предупреждала его.

— А у тебя, эльф?

— Родители живы. Да. Много родных?

Черт, какого солдата они раздели донага, постигая эту часть человеческого языка? В чью душу влезли?

— Кто ты такой, Саитас? Почему тебя вот так выдали?

— Чтобы заключить мир. Саитас всегда так делают.

— Вот так, связанными?

— Я пришел, чтобы стать твоим пленником. Ты понимаешь это.

— Ну да, это сработало. Я мог бы застрелить тебя; я не говорю, что сделал бы так, но мог бы, если бы не это. Это был умный ход, полагаю, что так. Но, черт побери, ты мог бы сперва дать нам знать. Вы свалились на нас как снег на голову, в темноте — напрашивались на то, чтобы оторвать вам башку. Почему вы не воспользовались радио?

Зеленые, как море, глаза, заморгали.

— Другие спрашивали меня об этом. Ты бы тогда пришел?

— Ну, пришел бы кто-то другой. Послушай, ты поговорил бы с ними на человеческом языке, они выслушали бы и придумали что-нибудь куда более надежное.

Эльф смотрел, полный своих собственных неясностей.

— Брось, они ведь вышвырнули тебя оттуда? Они твои враги?

— Кто?

— Те, которые оставили тебя там, на холме.

— Нет.

— Неужто друзья? Друзья оставили тебя там?

— Они согласились со мной. Я согласился остаться там. Я больше всего боялся, что ты застрелишь их. Но ты отпустил их.

— Черт, послушай, я просто выполняю приказы.

— И приказы побудили тебя отпустить их?

— Нет. Мне приказано говорить при малейшей возможности. Послушай, я, лично я, никогда не хотел убивать вас. Я не стал бы, будь у меня выбор.

— Но убивал же.

— Елки-палки, вы сбивали наши корабли. Может быть, с вашей стороны тоже не было личной вражды, но мы были твердо уверены, что вы не можете поступать так по обычаю. Все, что вам, черт побери, надо было сделать, это убраться и оставить нас в покое. Вы потрясли мир, эльф. Может быть, не большую его часть, но вы убили больше тысячи человек на том, самом первом, корабле. Тридцать тысяч на той базе, ради всего святого, да не смотри ты на меня так!

— Это была ошибка.

— Ошибка. — Де Франко обнаружил, что руки у него трясутся. Нет. Не повышать голоса. Не выходить из себя. («Будь самим собой, малыш». Снисходительно. Полковник знала, что это ему совсем не по зубам. И он знал.) — Разве большинство войн — не ошибки?

— Ты так считаешь?

— Если это ошибка, разве мы не можем положить ей конец? — Он ощущал внимание незримых слушателей, дипломатов, ученых — он, спецагент, ведет разговор с эльфийским переговорщиком и все портит, запарывает все дело. («Будь самим собой». Полковник сошла с ума, эльф тоже, война и весь мир тоже, а он отчаянно продирался вперед, пробуя то хитрость, то карикатурную бесхитростность на дипломате, для которого первая шита такими же белыми нитками, как и вторая.) — Понимаешь, все, что нужно сделать, это сказать «хватит», и можно немедленно остановить стрельбу, свернуть все это, а потом начинать разговоры о том, как нам все уладить. Ты говоришь, что ты за тем и пришел. Ты пришел по адресу. Все, что тебе нужно сделать, это убедить ваших остановиться. Они же там убивают друг друга, ты знаешь это? Ты пришел сюда договориться о мире. А они наседают на нас по всему фронту. Я только что узнал, что потерял друга. Одному богу известно, что там теперь. Это глупо. Если можешь остановить это, так останови.

— Я расскажу тебе, что такое мир по-нашему. — Эльф безмятежно поднял лицо, развел руками. — Здесь ведь есть камера, верно? По меньшей мере, микрофон. Они слушают.

— Да. У них есть камера и микрофон. Я уверен, что слушают.

— Но именно твое лицо я вижу. Твое лицо для меня — все человеческие лица. Они могут слушать, но говорю я с тобой. Только с тобой. И это и есть мир по-нашему. Война прекратится, мы снова построим корабли и выйдем в космос, и не будем больше враждовать. Ошибки больше не будет. Вот мир, какого я хочу.

— Так как нам его добиться? — («Будь самим собой, малыш». Де Франко отступился от себя. «Не смотри на кожу, не смотри на инопланетное лицо, просто говори, говори, как будто с человеком, не беспокойся о протоколах. Давай, малыш».) — Как нам остановить войну?

— Я же сказал. Они слышали.

— Да. Они слышали.

— У них есть два дня, чтобы заключить мир.

У Де Франко вспотели ладони. Он стиснул пальцы на сиденье стула.

— А что будет потом?

— Я умру. Война продолжится.