Драконовы сны - Дмитрий Скирюк

– Когда же мы начнём учёбу?

Герта едва заметно улыбнулась.

– Она уже началась.

Шли дни. Корабль Яльмара неторопливо продвигался вдоль голландских берегов. Остались позади Остенде, устье Изера, другие города. К исходу третьего дня они достигли Франции, к исходу четвёртого – добрались до пролива и повернули к северу. Зима напоминала о себе, грести почти всё время приходилось против ветра. Брызги замерзали на борту ладьи, наутро доски покрывались инеем. Одолевали снег и град. Всякий раз когда корабль спускали утром на воду, сначала приходилось отбивать намёрзший лёд. Однажды прогребли всю ночь, не найдя подходящего места для высадки – разыгрался ветер, волны с рёвом били в скалистые берега. Два раза удалось поймать попутный ветер, несколько часов погода была солнечной, потом опять нагнало тучи.

Жуга привыкал к морю медленно. Морская болезнь ещё не прошла, но уже не так сильно его беспокоила. Море оказалось странным. Одинаковым, и в то же время – всякий раз другим. Спокойствие сменялось яростью холодных волн, морская ширь – ущельями проливов. Даже цвет воды менялся десять раз на дню. Встречались острова, которые грозили гибелью ночью и служили ориентиром днём. Холодный ветер свистел в снастях, заряжая злобной бодростью молодых и здоровых и выдувая силы из больных и стариков. Лопнули, сошли и лопнули опять мозоли от тяжёлого весла. Иногда ему было страшно. Иногда вдруг накатывал дикий восторг. Иногда одолевало безразличие, особенно когда наваливалась усталость. Он начал понимать беспокойную душу мореходов и постепенно приучался мыслить как они. В молчании моря не хотелось говорить. Он понимал теперь, к чему прислушивается Арвидас и почему тревожно вскидывает голову финн Рэйо, когда внезапные порывы ветра треплют полосатый парус. Отсюда, с борта корабля, всё виделось совсем по-другому. Ничего не было постоянного. Берег, с его городами, законами, никчёмными страстями и страстишками как будто перестал существовать. Мир сжался, сузился до маленьких размеров корабельной палубы. Исчезни та, и миру этому пришёл бы конец. Он тоже плыл, скользил по водной глади на невидимых коньках. «Как глубоко здесь?» – как-то раз спросил у Яльмара Жуга. «Верёвки не хватит» – был ответ.

Тил тоже с каждым днём молчал всё больше. Чаще всего он просто сидел в обнимку со своим драконом и глядел на море, а ночью – на звёзды, почти не замечая, как холодный ветер треплет его белые волосы. Лицо его оставалось розовато-бледным, несмотря на холода. Он мало спал и редко ел. Жуга буквально физически ощущал растущую день ото дня в мальчишке чужеродность. Внешне она проявлялась мало, он лишь стал чуть выше ростом, да скулы его заострились, но уже сейчас на его лице проступало то странное выражение отрешённости и углублённости в себя, которое, как догадывался травник, со временем станет постоянным. Тил был серьёзен, не смеялся, на вопросы отвечал односложно и резко, и только изредка вдруг быстрая усмешка появлялась на его губах. Тил, проказник Тил, этот весёлый, нескладный, ехидный мальчишка исчезал на глазах. Травнику подумалось, что этот Тил не стал бы плакать при опасности, как тогда в корчме, когда на него набросились гномы. Скорее всего, случись подобное сейчас, он просто их убил бы. Тил слушал море, слушал небо так, как будто сотни новых чувств рождались каждый день. И травник в меру своих сил пытался вслушиваться вместе с ним. Тишина холодного северного моря входила в душу, необъятная даль пробуждала непонятное томление, чувство обретения чего-то, давно потерянного и с тех пор недостижимого.

Корабль плыл, путешествие длилось, и если поначалу на травника посматривали косо, то со временем во взглядах моряков всё чаще проскальзывало молчаливое одобрение. Тяжёлый труд сблизил их. Работая веслом и слушая в минуты отдыха холодные напевы скандинавских мореходов, в которых он не понимал ни слова, травник поневоле становился частью их изменчивого мира и доверялся ему.

И лишь на четвёртый день понял, как жестоко он ошибался.

В тот день Рэйо решил высвистать ветер.

Точнее говоря, это утомлённые бесконечной греблей моряки насели на Яльмара, а поскольку Рэйо знал и умел это лучше всех, дело поручили ему.

Жуга и Герта стояли на площадке на корме и наблюдали.

– Вот тебе простой пример, – задумчиво сказала Герта, кивнув на Рэйо. – Задумывался ты когда-нибудь, как происходит подобное?

– Ты про то, как он свищет? – травник поднял бровь и прислушался, как финн плетёт губами кружево незатейливой мелодии. – По-твоему, он что-то делает не так?

– А ты как думаешь?

– Мне кажется… а впрочем, нет, не знаю, – он помотал головой и вновь прислушался. – Не могу сказать. Но чувствую, что – да, не так. Он наколдует ветер поперечный и порывистый, вон оттуда. Яльмару придётся часто менять путь…

– Курс.

– Да. Курс. Ты это хотела услышать? Или хочешь, чтобы я вызвал ветер?

Гертруда облокотилась о фальшборт.

– Всё в мире взаимосвязано, – проговорила медленно она. – И ветер, это не больше, чем движение воздуха. Но задумывался ли ты о том, что свист – тоже всего лишь движение воздуха? Представь себе книжки… Или нет, лучше не так. Представь себе костяшки домино. Ты ведь знаешь, что такое домино?

– Да. Знаю. Видел. Продолжай.

– Поставь их на ребро, дорожкой, и толкни одну. Она повалит следующую, пусть даже та чуть больше размером. Та повалит новую, а вскоре уже будут рушится горы. Это если правильно поставить. Движение рождает движение, надо только толкнуть в нужном месте. Если бы я попросила тебя вызвать ветер, ты бы сразу принялся ворочать горы. И наверняка бы своротил, с твоими-то способностями! Но что бы было после, я не представляю. Навряд ли есть на свете корабль, который выдержал бы такой шторм, не говоря уже о том, как это сила отразилась бы на тебе. Ограничения здесь не помогут, у тебя просто не хватит сил и времени на них. Прислушайся. Финнланд – страна далёкая и дикая, страна лесов, болот и озёр; и люди там, скорей, не колдуны, как все считают, а просто очень тесно сжились с окружающим миром. Можно, конечно, передвинуть гору сразу. А можно просто подтолкнуть ближайшие костяшки домино, как делает сейчас вот этот парень. Хотя ты прав – он их «толкает» слишком резко и немного не туда.

– А как же эти, как их там… ограничения? Он делает их или нет?

– Но это же так очевидно, Лис! – Гертруда улыбнулась, – неужели ты ещё не понял? Он сам и есть ограничение. Он высвищет ветер, пусть не такой, как хочет, но похожий, и высвищет так, чтоб тот не превратился в бурю, но и не утих до вечера. И когда ты научишься делать только то, что хочешь сделать и ничего больше, ты сможешь владеть своей силой без вреда для себя и других.