Антикварий - Вальтер Скотт

— Милорд, — ответил антикварий, — я не могу не питать самого глубокого уважения ко всему роду вашей светлости, одному из самых древних в Шотландии, как я отлично знаю. Он, несомненно, ведет свое начало от Эймера де Джералдина, заседавшего в Пертском парламенте[456] во времена правления Александра Второго[457]; Эймер же, — по вполне вероятному, но менее достоверному преданию, — был потомком Мармора Клохневенского. Но, при всем моем почтении к вашему древнему роду, я должен признаться, что чувствую себя еще более обязанным оказать вашей светлости всякое содействие, доступное моим ограниченным силам, из самого искреннего сочувствия к вашим горестям и негодования на тот обман, который вас так долго окружал. Однако, милорд, я вижу, что уже готова утренняя трапеза; поэтому разрешите проводить вашу светлость по запутанным переходам моего caenobitium'a, который представляет собой скорее нагромождение кое-как слепленных между собой келий, чем настоящий дом. И я надеюсь, что вы хоть немного вознаградите себя за скудость вчерашней диеты.

Но система лорда Гленаллена не допускала таких отклонений. После того как он приветствовал общество со строгой и меланхолической вежливостью, отличавшей его манеры, слуга поставил перед ним тарелку с куском поджаренного хлеба и стакан чистой воды — еду, соответствующую его неизменному посту. В то время как молодой воин и старый антикварий завтракали гораздо более существенным образом, послышался шум колес.

— Вероятно — экипаж вашей светлости, — сказал Олдбок, подходя к окну. — Честное слово, отличная quadriga[458], ибо таков, согласно лучшим схолиям[459], был у римлян vox signata[460] для обозначения колесницы, влекомой, как у вашей светлости, четырьмя конями.

— А я позволю себе сказать, — воскликнул Гектор, с восхищением глядя в окно, — что четверки таких красивых и так хорошо подобранных гнедых еще и на свете не было. Какая грудь! Какие строевые лошади вышли бы из них! Разрешите спросить: это кони с завода вашей светлости?

— Кажется… кажется, да, — сказал лорд Гленаллен. — Но я так пренебрегал своими домашними делами, что, к моему стыду, должен спросить об этом у Калверта.

И он взглянул на слугу.

— Они с завода вашей светлости, — пояснил Калверт. — Их отец — Шальной Том, а матери — Джемайма и Йерико, лучшие племенные кобылы завода.

— Есть у нас еще лошади от тех же производителей? — спросил лорд Гленаллен.

— Две, милорд: одна — четырех, другая — пяти лет, обе очень хороши.

— Скажи Докинсу, чтобы он завтра привел их в Монкбарнс, — промолвил граф. — Надеюсь, капитан Мак-Интайр примет их, если они ему пригодятся.

У капитана Мак-Интайра засверкали глаза, и он рассыпался в благодарностях, в то время как антикварий, схватив графа за рукав, пытался отклонить этот дар, не суливший ничего хорошего его закромам и сеновалу.

— Милорд, милорд!.. Мы очень обязаны… Очень обязаны, но Гектор пехотинец и никогда не сражается в седле. Кроме того, он горец, и его одежда мало приспособлена для кавалерийской службы. Даже Макферсон никогда не сажал своих предков на коней, хотя имел наглость болтать, будто их возили на колесницах[461]. Мысли об этом и бродят в голове Гектора. Он завидует такой езде, а не скачке верхом:

Sunt quos curriculo pulverem OlympicumCollegisse juvat[462].

Он мечтает о кабриолете, на который у него нет денег и которым он не умеет управлять. И я уверяю вашу светлость, что обладание такими двумя четвероногими может причинить ему большую беду, чем любая из его дуэлей, будь его противником человек или мой друг phoca.

— Мы обязаны повиноваться вам, мистер Олдбок, — вежливо сказал граф. — Но я уверен, что вы все же не запретите мне доставить молодому другу какое-нибудь другое удовольствие?

— Пусть это будет что-нибудь полезное, милорд, — отозвался Олдбок, — но только не curriculum[463], а то он сразу же пожелает иметь квадригу. Кстати, что это за почтовая карета с таким дребезжанием подъезжает сюда? Я за ней не посылал.

— Я посылал, сэр, — угрюмо произнес Гектор. Ему не слишком понравилось вмешательство дяди, лишившего его щедрого подарка графа, да и от замечания старика, поставившего под сомнение репутацию Гектора как возничего, и от обидных намеков на печальный исход дуэли с Ловелом и встречи с тюленем он тоже не получил особого удовольствия.

— Ты? — сказал антикварий в ответ на его лаконичное сообщение. — А скажи, пожалуйста, зачем тебе понадобилась карета? Этот великолепный экипаж, эта biga[464], как я мог бы ее назвать, не должна ли она служить предисловием для quadriga или curriculum?

— Если необходимо особое объяснение, сэр, — ответил молодой воин, — так я еду в Фейрпорт по небольшому делу.

— Не разрешишь ли ты мне узнать, какого рода это дело, Гектор? — осведомился дядя, любивший иногда проявлять власть над своим родственником. — Мне кажется, что любое служебное дело можно было бы уладить через твоего сержанта, почтенного джентльмена, который был так добр, что, прибыв сюда, расположился у нас как дома. Да, мне кажется, что он мог бы выполнить любое твое поручение и избавить тебя от уплаты за день пользования двумя клячами и той комбинацией из гнилого дерева, битого стекла и кожи, одним словом — тем скелетом почтовой кареты, что стоит у дверей.

— Меня призывает не служебное дело, сэр! И, раз вы непременно хотите знать, я вам скажу. Кексон сообщил мне, что нынче утром будут допрашивать старого Охилтри для предания его суду. Я отправляюсь присмотреть за тем, чтобы с ним обошлись справедливо. Вот и все.

— Вот как! Я что-то слышал об этом, но не думал, что дело так серьезно. А скажите, капитан Гектор, готовый быть секундантом при всех столкновениях гражданских и военных, на суше, на воде и на морском берегу, почему вас так трогает судьба старого Эди Охилтри?

— Он был солдатом в отряде моего отца, сэр! — ответил Гектор. — А кроме того, однажды, когда я готов был совершить большую глупость, он вмешался, чтобы остановить меня, и дал мне почти такой же ценный совет, какой могли бы дать вы сами, сэр!

— И, могу поклясться, с такой же пользой. А, Гектор? Ну-ка, признайся!

— Признаюсь, сэр! Но я не вижу, почему моя глупость должна лишать меня чувства благодарности к нему за добрые намерения.

— Браво, Гектор! Это самые разумные слова, какие я когда-либо от тебя слышал. Все же расскажи мне без утайки, как ты будешь действовать. А впрочем, я поеду с тобой. Уверен, что старик не виноват, а я лучше твоего могу помочь ему в такой передряге. Кстати, мой милый, ты сэкономишь на этом полгинеи — вот о таких вещах я от души желаю тебе вспоминать почаще!