Дюна - Фрэнк Херберт

— Изменение коснется вас обеих… Святая мать, что мы наделали! Джессика почувствовала в их общем сознании вынужденное изменение и увидела внутри себя еще одну, яркую, частицу. Она металась по кругу туда-сюда, излучая дикий ужас.

— Тебе придется быть сильной, — сказало изображение Преподобной матери. — Благодари судьбу за то, что носишь в себе дочь — зародыш мужского пола такого не выдержал бы. Теперь осторожно… дотронься до своей дочери-образа. Используй всю волю, всю материнскую нежность… еще нежнее… еще…

Крутящаяся искра приблизилась, и Джессика заставила себя коснуться ее. Ужас навалился на Джессику, угрожая сломить ее и поглотить. Она начала бороться с ним единственным известным ей способом: «Я не буду бояться…»

Эта формула отчасти ее успокоила, яркая частица неподвижно застыла напротив нее.

«Слова не помогут», — сказала себе Джессика. Она настроила себя на эмоциональные волны и излучала теперь спокойствие, любовь и теплоту. Ужас исчез.

И снова присутствие старой Преподобной матери заявило о себе, но теперь уже существовал триумвират сознаний — два активных и одно находящееся в состоянии созерцания.

— Время торопит меня, — сказала Преподобная мать внутри их общего сознания. — Мне нужно многое передать тебе. И я не уверена, сможет ли твоя дочь остаться умственно здоровой, приняв все это. Но так нужно — интересы племени превыше всего.

Картины познания закружились перед Джессикой. Это напомнило лекцию по тренировке подсознания в школе Бене Гессерит, но картины чередовались быстрее, так быстро, что делались почти неразличимыми.

Все, о чем говорили изображения, было уже известно Джессике: возлюбленный — мужественный, бородатый, с синими глазами Свободного. Джессика увидела его силу и нежность, узнала — в одно мгновение — всего его — через воспоминание Преподобной матери.

Сейчас не было времени думать о том, какое действие могло произвести все это на зародыш ее дочери. В пору лишь было принимать и отвечать. Знания вливались в Джессику, как важные, так и неважные.

«Зачем мне нужно так глубоко погружаться в жизнь племени?» — спросила она себя.

Слишком поздно осознала Джессика случившееся: старая женщина умирала и, умирая, вливала свой багаж знаний и опыта в Джессику, подобно тому, как вливают воду в сосуд. Другая частица, по мере того как наблюдала за ней Джессика, тускнела, возвращаясь в зародышевое состояние. А старая Преподобная мать, сознательно уходя из жизни, оставляла свою жизнь в памяти Джессики. Она подтвердила это последними, слабыми, как вдох, словами:

— Как давно я ждала тебя! — сказала она. — Вот моя жизнь… Освобожденная, она вся была здесь.

«Теперь я — Преподобная мать», — сказала себе Джессика.

И она с несомненной ясностью поняла, что стала тем, что понимают под титулом Преподобной матери: ядовитый наркотик преобразил ее.

Она знала, что именно так проделывают это и в школе Бене Гессерит. Никто никогда не посвящал ее в тайну преображения, но она знала это.

Конечный результат был тот же.

Джессика почувствовала что частица-дочь все еще трогает ее внутреннее сознание, опробуя его — без ответа.

Ужасное чувство одиночества пронзило Джессику, когда она полностью осознала, что с ней случилось. Она видела свою жизнь в разных фрагментах, замедляющих свое движение, и вся ее жизнь закружилась вокруг нее так, что яснее сделалось это танцующее взаимодействие.

По мере того как тело освобождалось от действия яда, ощущение себя-частицы несколько потускнело, но все же она осознавала присутствие той, другой, частицы.

«Я сделала это, бедная моя нерожденная девочка! Я ввергла тебя в эту Вселенную и подвергла твое «Я» всем разнообразным воздействиям — тогда как у тебя еще нет против них никакой защиты.

Другая частица, отражающая то, что она влила в нее, источала струйку любви.

Прежде чем Джессика успела ответить на этот призыв, она почувствовала присутствие чего-то, настоятельно требующего внимания. Существовало нечто, требующее немедленных действий. Поискав это нечто, она обнаружила, что ей мешает то состояние одурманенности, которым наполнил ее наркотик. «Я могу изменить это, — подумала она. — Я могу изменить действие наркотика и сделать его безвредным». Однако инстинктивно она поняла, что это было бы ошибкой.

Она ясно представляла себе, что ей надо делать.

Джессика открыла глаза и указала на мешочек, который Чани теперь держала над ее головой.

— Эта вода освящена, — сказала Джессика. — Смешайте Воды, пусть изменение коснется всех, чтобы люди смогли приобщиться к этому освящению.

«Пусть катализатор продолжает свою работу, — подумала она. — Пусть люди выпьют, и их сознание смешается на некоторое время. Наркотик теперь безопасен… теперь, когда его изменила Преподобная мать».

Но требовательная память вела в ней свою работу, толкая к действию. Она понимала, что должна сделать что-то еще, но наркотик мешал сосредоточиться. «Старая Преподобная мать…» — вспомнила она.

— Я соединилась с Преподобной матерью Ромалло, — сказала Джессика. — Ее больше нет, почтим ее память ритуалом.

«Откуда взялись во мне эти слова?» — удивилась Джессика.

Она поняла, что они поднялись из глубин другой памяти, из той жизни, которая была отдана ей и теперь стала частью ее самой. И в то же время что-то, касающееся этого дара, было не завершено.

«Позволь им устроить празднество, — сказал голос внутри нее. — В их жизни так мало развлечений! Пройдет немало времени, прежде чем я полностью растворюсь в твоей памяти. Мне и сейчас уже трудно удерживать себя. Я вижу в твоем сознании много интересного, о чем я и понятия раньше не имела».

И новое сознание-память открылось внутри Джессики, позволив ей заглянуть в тайники другой Преподобной матери — внутрь Преподобной матери Ромалло — и так без конца…

Джессика отпрянула, испугавшись, что сознание потеряется внутри этих тождеств, но главный проход сознания по-прежнему оставался открытым, показывая Джессике, что культура Свободных была гораздо старше, чем она считала раньше.

Она узнала теперь, что Свободные — люди, выросшие на этой планете, очень слабохарактерны, они были постоянным объектом облав, проводившихся с целью пополнения численности населения колоний.

Джессика слышала плач людей, проходя через этот участок памяти. Она пошла дальше по открывшейся перед ней дороге. Воображаемый голос воскликнул:

— Нам отказывают в хайре!

Дальше на своем пути Джессика увидела хижины рабов на Бела Тегузе, увидела, как производился отбор людей на Россаке и Хармонтепе. Следы жестокого насилия открывались перед ней. И она увидела вторжение прошлого, которое передавалось от Сайадины к Сайадине: сначала простое слово, затерянное в песне, потом отработанный до мелочей ритуал их собственной Преподобной матери — с открытием ядовитого наркотика на Россаке… а теперь на Арраки развитие новой силы — через открытую ими Воду Жизни. Чей-то голос крикнул из древних глубин: