Озорница - Тереза Медейрос

Губы слились в сладостном поцелуе, и в то же мгновение Он нажал на курок…

Эмили вскочила в постели, дико озираясь. Одеяло и простыни сбились в сторону, ночная рубашка насквозь промокла от пота. Безумный сон еще витал в подсознании, но стало ясно, что это всего лишь ночной кошмар. Огонь в камине почти погас, и в комнате было темно. Девушка сбросила с себя смятые простыни, припомнив, как вязкий песок лишал ее возможности сделать хотя бы шаг. Не проходило ощущение, будто всю ночь ее тело ласкали руки любимого, и взор невольно потянулся к двери. Ах, если бы сейчас повернулась дверная ручка и тихо отворилась дверь!

Тут же на память пришли слова Джастина, сказанные со смехом: «Не имею ни малейшего желания противиться чужой воле. Если меня не ждут, меня там не будет».

Нет, нет! Эмили по-прежнему ждала его, страстно желала видеть рядом. Ну почему он не может сейчас прийти, нежно обнять ее и убедить, что Ники лжет? Нет, батюшка погиб совсем не так, как описывает этот грязный мерзавец. Отчего Джастин не может прийти и осушить слезы ласковым поцелуем, развеять все сомнения и навсегда прогнать кошмары? Правда, во сне он все же ее поцеловал…

Вспомнилось ночное видение, Эмили внутренне содрогнулась, выскочила из кровати и прошлепала босыми ногами к камину. Да, ждать Джастина бесполезно, он сдержит слово и не придет. После того как Салери покинул дом, герцог и его подопечная обменялись едва ли парой слов, а за ужином царило тягостное молчание, хозяйка дома и сестры Джастина озадаченно переглядывались, но не пытались завязать беседу.

Эмили пошевелила кочергой тлеющие угли в камине в надежде возродить огонь, но угли рассыпались и погасли. Стало холодно, девушка обхватила себя руками, пытаясь согреться, но легче не стало. Голые ноги превратились в ледышки, бил мелкий озноб. Тогда она сердито посмотрела на дверь и приняла решение. Даже к кровати не вернулась, чтобы накинуть на плечи домашний халат, а просто открыла дверь и побежала по слабо освещенному коридору.

Вскоре она поняла, что рассвет не за горами, поскольку почти до основания догорели свечи, зажженные с вечера. Со всех сторон обступила темнота, и в пути не раз случалось больно удариться голыми ногами о разлапистые ножки столиков, расставленных у стен. Хотелось ругнуться, но приходилось ловить падающие статуэтки и фотографии, чтобы не наделать слишком много шума.

В конце концов девушка поняла, что следует идти прямо перед собой, не уклоняясь ни на шаг. И тут же наступила на скрипучую половицу, издавшую протяжный стон, — и пришлось замереть и прислушаться. Не хватало только разбудить слуг, они наверняка примчатся на шум, а то еще выскочит из спальни злой со сна Гарольд и треснет чем-нибудь тяжелым, с него станется. Затаив дыхание, Эмили решила переждать, а через пару минут продолжила путь.

Вокруг все было спокойно, девушка миновала несколько длинных коридоров и достигла покоев хозяина Гримуайлда. Перед великолепной массивной дверью из красного дерева Эмили на секунду замерла, подняла было руку, чтобы постучать, но передумала. Интересно, а как чувствовал себя Джастин в ту ночь перед запертой дверью возлюбленной? Небось пережил немало, а теперь вот она, Эмили, напоминает нищенку, выпрашивающую милостыню.

Девушка тряхнула головой, откидывая волосы, упавшие на глаза, вновь подняла руку, но так и не решилась нарушить мертвую тишину коридора. Возможно, не хватило мужества. Потом взялась дрожащими пальцами за бронзовую ручку, легонько повернула ее и осторожно открыла дверь.

33

«Что бы я ни делал, даже если поступал неправильно, все было продиктовано моей любовью к тебе…»

Краешком глаза Эмили заглянула в комнату и облегченно вздохнула. От былых сомнений и опасений не осталось и следа. Как и следовало ожидать, в столь поздний час Джастин не спал, а читал при свете свечи, взбив подушки за спиной. Балдахин над громадной кроватью был приподнят, и его края подвязаны к четырем стойкам простой веревкой, выглядевшей крайне неуместно на общем фоне богатого убранства.

Одеяло из гагачьего пуха сползло к низу живота, оставив грудь открытой, волосы разлохмачены, на золотой оправе очков для чтения играет пламя свечи. На лице красивого мускулистого мужчины очки смотрелись столь трогательно, что Эмили буквально задохнулась от переполнившего ее страстного желания.

Герцог поднял глаза; при виде девушки, выглядывавшей из-за двери, в его взгляде вначале мелькнуло удивление, затем взор затуманился, и Джастин сурово нахмурил брови.

От такого приема появилось желание тут же повернуться и исчезнуть, поскольку провалиться от стыда под землю было довольно затруднительно. Но пути к отступлению были отрезаны, и оставалось только войти. Эмили на цыпочках прокралась в комнату и подыскала удобное место на пушистом ковре, где ногам было не так холодно.

Жарко пылал огонь в камине, куда недавно подбросили угля, но Эмили продолжала мелко дрожать то ли от холода, то ли по иной причине. Джастин неспешно отложил книгу, снял очки и аккуратно засунул в футляр на прикроватной тумбочке. Девушка приблизилась к кровати, поглядывая на нее с вожделением. Кровать казалась огромной, теплой и манящей. В общем, ничего общего с лежащим на ней хозяином комнаты.

— Я… как бы это сказать?.. я хотела… — запинаясь начала Эмили. Под строгим взглядом Джастина трудно было найти нужные слова.

Герцог откинул одеяло и выпрыгнул из кровати, повязав бедра простыней, и Эмили поняла, что он ложится спать обнаженным.

— Значит, вот до чего дошли наши отношения, — заговорил Джастин раздраженным тоном, меряя спальню длинными шагами от стены к стене. — Ты полагаешь, что можешь в любое удобное для тебя время просто войти в мою комнату? И это после того, как ты дала мне ясно понять, что думаешь обо мне! — На секунду герцог перестал метаться по комнате и сердито посмотрел на девушку. — Неужели ты думаешь, что я буду счастлив питаться объедками в тех случаях, когда тебе угодно снизойти до меня?

Горячая сбивчивая речь возлюбленного поставила Эмили в тупик — она растерялась.

— Неужели ты думаешь, что я, поглядев на свое отражение в зеркале завтра утром, смогу по-прежнему считать себя благородным человеком, если сейчас заплачу своей честью за несколько минут любовного экстаза? — воскликнул герцог, энергично потер затылок и принялся кружить вокруг Эмили. Внезапно резко остановился, сжал ее за плечи и сильно встряхнул. — Неужели ты считаешь себя настолько неотразимой в ночной рубашке, что посмела войти сюда в твердом убеждении, будто я не сумею совладать с собой? Неужели ты так уверена, что, когда стоишь передо мной, я забываю обо всем на свете и у меня не остается ни чести, ни гордости?..