Роза и червь - Роберт Ибатуллин

Я больше не рассматриваю тебя как свою дочь – видела она между строк.

Ну что ж. В общем-то жить дальше незачем.

Кроме отца, у неё не было в жизни никого и ничего. Была ещё, пожалуй, немножко Либи… Но очень скоро не станет и Либи.

Вокруг пустота, да и сама она пустое место, не более. Пустота вокруг. Пустота внутри.

Маленькое окошко в углу поля зрения показывало трансляцию из зала суда. Зара поглядывала в него без особого интереса. Защитник Либи, какой-то неведомый рианнонец, напирал на то, что убийство совершилось по приказу овер-коммандера. Обвинитель, тоже незнакомый, отрицал, что приказ имел место… Зара вспомнила, что сама стёрла этот приказ, заботясь об отцовской репутации… Ещё одна причина казнить себя? Да ладно уж. От этих судебных словопрений ничего не зависит. Участь Либи предрешена. Совет опять проголосует единогласно.

– Лейтенант Либертина Эстевес! – Зара снова услышала ненавистный, торжественный до отвращения, голос Гвинед Ллойд. – Решением Совета Рианнон вы признаны виновной в массовом убийстве. Вы приговариваетесь к смертной казни через инъекцию яда. Приговор будет приведён в исполнение через четыре часа.

Грохнул молоток.

– Док Янг, – прозвучал за спиной мягкий незнакомый мужской голос, – примите мои искренние соболезнования.

Зара быстро встала и обернулась. Она не услышала, как открылась дверь.

Посреди полости стоял боевой робот-«бульдог», и она вздрогнула, когда прочла на его лобовом щитке номер.

790.

Тот самый робот, которым Мейриг пытал её.

Это было позавчера утром, Мейриг мёртв… но зачем он пришёл снова? Кто его прислал? И почему именно его? Это случайность или изощрённое издевательство – последний, добивающий удар?

– Кто со мной говорит? – резко спросила Зара.

– Снимите диадему, пожалуйста, – сказал робот. – Хотелось бы поговорить не под запись.

– Какая разница? – Она расстегнула и отбросила диадему. – Камеры всё равно нас снимают.

– Спасибо за понимание. Камеры заснимут то, что я прикажу. Их-то я контролирую, а вот ваш имплант – нет.

Зара села в кресло. Ей стало как-то холодно.

– Ты – Бюрократ? – спросила она. Кто ещё мог контролировать камеры наблюдения? Бюрократ, Ллойд и Прасад… но голос и манера речи не принадлежали никому из них.

– Отчасти да, – ответил 790. – Я и Бюрократ, и Малыш, и Уроборос. Но по большей части я тот, кого вы называете аквилианским вирусом. Хотя у меня не больше общего с вирусами, чем у вас, док Янг, и я не имею никакого отношения к созвездию Орла… Поговорим?

Сказка о прозорливом старце

Кортеж из трёх машин вырулил из переулка на оживлённую улицу, сверху донизу пёструю от вывесок, рекламных плакатов и перетяжек. Спереди и сзади мартыновский перламутровый мобиль сопровождали эскортом «редонды» наёмников. Въехав в поток транспорта, головная машина врубила отвратительно крякающую сирену. Все уступали кортежу дорогу – торопливо и как будто испуганно.

Руки Саида так и оставались скованными за спиной. Он сидел, неудобно наклонившись вперёд и глядя на свои потёртые сандалии. Смотреть на что-то ещё не было сил. Смятение и страх убили всякое любопытство.

Он один. Он без защиты. Он в плену у опасных, страшных людей, способных сделать с ним всё…

Лишь одно сейчас не давало ему сломаться. Звезда. Воспоминание о звезде. И ещё: мысль о том, что Мартынов как будто что-то про звезду понял.

Мартынов не принял Саида за сумасшедшего, как принимали все, даже Брендан. Мартынов услышал первые слова звёздного послания – и тут же сообразил, куда надо ехать. Куда? Он сказал про какой-то храм… Может быть, храм звезды? Может, его звезде поклоняется какая-нибудь секта? Может, ему помогут хотя бы там?… Надежда и отчаяние терзали Саида попеременно… а ещё он страшно хотел есть.

Наконец три машины припарковались у ворот какого-то сада.

– Выходим, – бросил Мартынов.

Над кустами и молодыми деревцами сада высилось белое здание со стеклянной пирамидой на крыше. Храм. Несомненно, храм. Саид почувствовал облегчение: от здания сразу повеяло чем-то родным. Точно такое же стояло в Слободе, и его сверкающую пирамиду невозможно было не заметить над серым скоплениям слободских домишек. Храм какой-то кафирской секты. Не заставят ли его поклоняться идолам? В неуверенности Саид замешкался, и наёмник немедленно пихнул его кулаком в спину.

– Шагай, раб, – сквозь зубы процедил он.

Саид в страхе ускорил шаг. Его желудок всё мучительнее скручивало голодом.

Мартынов шагал впереди и с кем-то говорил по гарнитуре – таким глухим голосом, что Саид не мог разобрать ни слова. Они приближались к храму – белому кубу без единого окна. Над высоченной двустворчатой дверью тянулся фриз с загадочной надписью:

ГАМЄ ОVЄRЪ ГАМЄ

К некоторому облегчению Саида, они не стали заходить в храм, а свернули в сторону. В дальнем конце сада выстроились в ряд одинаковые сборные домики очень скромного вида. Мартынов без стука толкнул дверь одного из них.

В маленькой светлой комнате сидел за столом дряхлый старичок с длинными седыми косами, в белом балахоне с бахромой – точь-в-точь сказочный волшебник. За его спиной прислуживал молодой человек в таком же балахоне, только без бахромы. Старичок неторопливо ел из деревянной плошки что-то вроде творога или каши, и рот Саида мгновенно наполнился слюной. Еда! Еда! Сейчас он не мог думать ни о чём другом – ни о звезде, ни о храме, ни об ужасе своего положения.

– Гейммастер Мирослав! – произнёс Мартынов необычно почтительным тоном, отвешивая лёгкий полупоклон. – Вот он.

Старичок положил ложку и глянул на Саида добрыми внимательными глазами в лучах морщин. На лбу у него серебрилась нарисованная спираль. Мальчик судорожно проглотил слюну. Попросить, не попросить?…

– Дитя, – дребезжащим голосом проговорил старик. – Дети в этом возрасте склонны к фантазиям.

– А ДЕСПО Космофлота не склонно, – нетерпеливо возразил Мартынов. – Поговорите с ним, гейммастер. Пусть он сам расскажет вам всё.

Старик улыбнулся добродушной всепонимающей улыбкой.

– Что с тобой случилось, дитя?

Саид облизнул губы и решился.

– Можно мне поесть? – Он сжался в ожидании очередной затрещины от конвоира.

– Конечно, дитя, конечно, – ласково проговорил первосвященник. – Расскажи мне свою историю, и наешься досыта. – Всё так же мудро улыбаясь, он отправил в рот ложку своей каши и тщательно разжевал. – Говори, дитя. Что с тобой стряслось?