Поворот Колеса - Тэд Уильямс

Ахенаби наклонился вниз, сверля Эолера черными бусинами глаз.

— Вождь смертных, не так ли? Что ж, маленький человек, если ты не боишься ни за свою душу, ни за жизни своих воинов, то как насчет твоих собратьев, до сих пор запертых в этих стенах?

— О чем ты говоришь? — крикнул Эолер.

Норн повернулся и вскинул руки. Через мгновение на стене рядом с ним появились две фигуры. На них тоже были тяжелые, длинные одежды, но некоторая неловкость движений сразу выдавала их, особенно на фоне паучьего изящества норнов.

— Здесь у нас ваши братья. — Ахенаби улыбнулся. — Они наши гости. Готовы ли вы принести их в жертву вашим бессмертным союзникам? — Фигуры на стене молчали безучастно и безнадежно. Лица под черными капюшонами явно принадлежали людям, а не Рожденным в Саду.

Волна бессильной ярости захлестнула Эолера.

— Отпусти их, — заревел он.

Довольный норн тихо засмеялся.

— О нет, маленький смертный. Наши гости очень счастливы здесь. Хотите посмотреть, как им весело? Может, они станцуют для вас? — Он поднял руку и сделал резкий выразительный знак. Фигуры начали медленно кружиться. К ужасу стоявших внизу, они подняли руки, как бы пародируя изысканный придворный танец, и принялись раскачиваться из стороны в сторону, иногда натыкаясь друг на друга, рядом с ухмыляющимся норном. На мгновение они соединили руки, опасно приблизившись к краю стены, потом оттолкнулись от камней и продолжили свой страшный танец уже порознь.

Сквозь слезы ярости, застилавшие ему глаза, Эолер увидел, что лошадь Джирики сделала несколько шагов к стене. Ситхи поднял лук, потом молниеносным, едва видимым движением выхватил из колчана, висевшего у луки седла, стрелу и натянул тетиву так, что лук изогнулся широкой дугой. На стене все шире становилась ухмылка Ахенаби. Он нагнулся, почти вздрогнув, и мгновением позже исчез, оставив только две жуткие танцующие фигуры.

Джирики пустил стрелу. Она попала в ногу одному из танцующих и сбила его. Падая, он зацепил и своего товарища. Пролетев двадцать футов, они с грохотом упали на засыпанные снегом камни. Несколько эрнистирийцев вскрикнули и застонали.

— Кровь Ринна! — ахнул Эолер. — Что ты сделал?!

Джирики подошел ближе к упавшим, осторожно поглядывая на теперь уже пустую стену. Достигнув цели, он спешился, опустился на колени и махнул Эолеру, чтобы тот присоединился к нему.

— Зачем ты это сделал, Джирики? — Горло сжималось, как будто его стискивала чья-то рука. Он посмотрел на тела несчастных. Пальцы, торчащие из рукавов, были скрючены, словно все еще искали спасения, которого теперь им уже не найти никогда. — Ты хотел спасти их от пыток? Но если бы нам удалось выбить норнов из Наглимунда — неужели не было никакой надежды помочь им?

Джирики промолчал. Мягким движением он перевернул одно из тел, приложив некоторое усилие, чтобы отделить его от другого — их руки все еще были крепко сплетены. Потом ситхи откинул капюшон.

— Бриниох! — Эолер едва мог говорить. — Бриниох Небесный, спаси нас!

Вместо глаз на него смотрели страшные черные дыры. Восковая кожа местами лопнула после падения. С первого взгляда было видно, что этот человек умер очень давно.

— Кем бы они ни были, они мертвы с тех пор, как пал Наглимунд, — мягко сказал Джирики. — Я не думаю, что в этих стенах остались живые пленники.

Эолер почувствовал, как к горлу подступает тошнота, и отвернулся.

— Но… они… двигались!

— Это еще одно подтверждение тому, что здесь властвует один из Красной Руки. Никто больше не обладает достаточной силой, чтобы совершить нечто подобное без могущества их повелителя.

— Но почему? — спросил Эолер. Он посмотрел на скорчившиеся на снегу трупы, потом перевел взгляд на людей и ситхи. — Зачем они это сделали?

Джирики покачал головой. Его волосы были такими белыми и тонкими, как у страшного существа, насмехавшегося над ними со стены.

— Я не могу ответить на твой вопрос. Но Наглимунд не падет, прежде чем мы до дна не осушим чашу ужаса, в этом я уверен.

Эолер взглянул на Мегвин и Изорна, в страхе ожидающих его возвращения.

— И нет дороги назад, — молвил он.

— Нет, — ответил Джирики. — Я боюсь, пришли последние дни. Хотим мы того или нет.

Герцог Изгримнур знал, что ему следует уделять самое пристальное внимание всему, что происходит вокруг него: людям Метессы и приготовлениям и сбору солдат в большом зале барона. Метесса была самой восточной из провинций Наббана и вполне могла стать опорным пунктом армии Джошуа. Успех мог зависеть от мельчайших деталей, и Изгримнур имел хорошие шансы добиться его — однако трудно заниматься делом, если за тобой тенью следует маленький мальчик.

— Так, — сказал герцог после того, как чуть не наступил на ребенка в десятый раз, — что ты здесь делаешь? Неужели тебе больше негде поиграть? Где твоя мать?

Светловолосый мальчик с тонкими чертами лица смотрел на него, не испытывая ни малейшей робости перед огромным бородатым незнакомцем.

— Моя мать велела мне держаться подальше от принца, тебя и всех ваших рыцарей. А я не согласился.

Мальчик положительно хорош для своих лет, заметил герцог, а на вестерлинге говорит не хуже самого Изгримнура. Варинстенский язык Престера Джона неплохо прижился за несколько сменившихся поколений. Но если все развалится — а так оно, похоже, и будет, — не исчезнет ли всеобщий язык вместе со всем остальным? Империи, подумал он с грустью, сродни плотинам, даже те, что кажутся воплощением самых смелых мечтаний. Волны хаоса бьются о них, бьются, и как только за ними перестают следить…

Изгримнур покачал головой и заворчал на своего маленького собеседника чуть строже, чем намеревался.

— Ну так если твоя мать велела тебе держаться подальше от рыцарей, что же ты тогда здесь делаешь? По ночам тут место для мужчин, а не для маленьких мальчиков.

Мальчик встал на цыпочки, так что его макушка оказалась на уровне пояса герцога.

— Я и сам когда-нибудь стану мужчиной. Я устал быть все время с женщинами. Моя мать боится, что я убегу на войну, но это как раз то, что я собираюсь сделать.

Его горячая убежденность была так наивна, что Изгримнур не выдержал и улыбнулся.

— Как тебя зовут, паренек?

— Пасваллес, сир чужеземный рыцарь. Мой отец — Бриндаллес, брат барона Сориддана.

— В мире есть не только рыцари, и война — не игра, маленький Пасваллес.

— Я знаю, — быстро кивнул мальчик. — Но иногда, как говорит мой отец, выбора нет. И тогда мужчинам приходится сражаться.

Изгримнур вспомнил принцессу Мириамель в гнезде у гантов и свою любимую жену Гутрун, стоящую с топором перед Элвритсхоллом в полной готовности защищать его до смерти — Изорн едва убедил ее забрать детей и бежать.