Обнаров - Наталья Троицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сейчас приедет. Н-да…
Оба замолчали. Чуть слышно тикал будильник на холодильнике, шумно прихлебывал суп Беспалов, где-то наверху протяжно и противно выл водопроводный кран.
– Черт! Ненавижу город! Задница к заднице, как сельди в бочке! Как только смогу, на дачу уеду. Не могу больше в этих четырех стенах. Егора заберу и уеду.
– А что, это хороший вариант. Тепло уже. Лес… Озеро… Воздух свежий… Егору там хорошо будет. Да, и тебя никто дергать не будет.
– Это уж точно. Полтора жилых дома в деревне. Магазина нет. Мобильной связи нет. Один телевизионный канал…
Беспалов рассмеялся, Обнаров улыбнулся, одними кончиками губ.
– Ничего-ничего, Старый! Полежишь возле камина, почитаешь, рыбку половишь, с ружьишком побродишь, а через месячок купаться можно будет!
– Не знаю… Хочется лежать, и чтобы не шевелил никто. Сил нет. Внутри пусто, точно кто высосал все.
– Время, Костя. Пусть пройдет время…
– Серега, ты представляешь, Егор ходить начал!
– Да ты что! Когда?!
– Сегодня.
– Сколько ему, девять?
Обнаров кивнул.
– С хвостиком.
– Вот видишь, а ты говоришь, ты – алкоголик! Даже лет сколько сыну, помнишь!
– Месяцев, дурень!
Обнаров вымученно улыбнулся.
– Серый, у тебя завтра день творческий?
– Я на «Мосфильм» хотел съездить, поболтаться. А что?
– Останься у меня. За Егором присмотреть надо. Я думаю, что после капельниц я вряд ли сразу смогу встать.
– Чего, так хреново?
– Хуже. Честно.
– Ну, ты всегда у нас отличался любовью к крайностям. Вот и сейчас, сидишь как лягушка, раздавленная.
– Останешься или нет?
– Останусь. Что за вопрос?
– Спасибо.
– Только я жрать готовить не умею. Э-э! Костя, ты чего?!
Тело Обнарова обмякло. Голова безжизненно склонилась к плечу.
Беспалов осторожно уложил его на диван, потрогал пульс на шее, нервно сказал:– Где ж этот нарколог-то долбаный?! Так же можно запросто богу душу отдать!
– Пальцев сколько видите?
– Четыре.
– Сейчас сколько?
– Два.
– Сейчас?
– Пять.
– Как ваше имя?
– Наполеон.
Обнаров попытался встать.
– Лежите-лежите! Вы куда? Нельзя вам вставать! Категорически нельзя, Константин Сергеевич!
– Б..дь! Да уйди ты от меня! – рявкнул Обнаров и грубо оттолкнул врача.
– Костя, я тебя умоляю, ляг! – сказал Беспалов. – Послушайся хоть раз в жизни кого-нибудь!
– Ничего-ничего, не нужно мне помогать, Сережа. Злость – это специфическая эмоциональная реакция на преграду, помеху в удовлетворении потребности. А помехой ему сейчас весь мир.
– Слышь, мозгоклюй, я тебе сейчас звук выключу!
– Старый, угомонись наконец! Врач конкретный. Я отвечаю.
– «Конкретный…» – передразнил Обнаров. – Где ты его только взял, этого «конкретного»? Двенадцать часов прошло. Мне только хуже! Голову давит, как в тисках. Хреново суетишься, «конкретный»! Сейчас тебе перо в жопу, кулак в зубы, шиш в карман – и на родину!
– Что ж вы, голубчик, хотели? Нельзя неприятности водкой заливать. Нельзя месяц издевательства над организмом исправить за двенадцать часов.
Обнаров обернулся к окну, где на полу, на ковре, Сергей Беспалов играл с его сыном.
– Послать бы тебя, фашист, по известному адресу, да перед сыном стыдно. Учтите, потомок Гиппократа, моя выдержка не беспредельна. Башка болеть не перестанет – уйдете с разбитой пятачиной! Подальше от философии и ближе к медицине!
Врач выразительно глянул на Сергея Беспалова, игравшего в кубики с Егором.
– Могу вас заверить, что пациент скорее жив, чем мертв, – невозмутимо ответил Беспалов. – Держу пари, он и Господа на Страшном суде будет поучать, как судить. Не обращайте внимания.
Врач сел на табурет рядом с лежащим Обнаровым.
– Константин Сергеевич, капельницы нужно ставить еще дня два. Наша цель – как можно скорее вывести алкоголь из организма, снять отек коры головного мозга и вывести из печени токсичные вещества. Это, надеюсь, понятно?
Обнаров прикрыл глаза в знак согласия.
– Все это время я должен находиться рядом с вами, поскольку могут начаться судороги или отказать почки. И вообще… – врач замялся. – В вашем состоянии я настоятельно рекомендую лечь в клинику.
– Об этом не может быть и речи.
– Вы, наверное, не понимаете…
– Нет, это вы не понимаете! – взорвался Обнаров. – А я как раз очень даже хорошо понимаю, что такое актерская репутация! А еще лучше я понимаю, что такое ее лишиться! Надеюсь, вы понимаете, что значит лишиться куска хлеба?!
– Спокойно, не надо так переживать.
– Я лучше здесь сдохну, док. Это ясно?! Если вы не можете помочь, скажите прямо. Я найду того, кто сможет!
– Я помогу вам. Только волноваться вам, Константин Сергеевич, не надо. От этого поднимается давление, а оно и так у вас зашкаливает. Выпейте вот это лекарство и давайте-ка руку, я вам опять капельницу поставлю.
Доктор заботливо поддерживал чашку, пока Обнаров пил, потом быстро и ловко поставил ему капельницу.
– Неприятности… Несчастья… Целая трагедия для нас. Никто со счастья-то не пьет, все пьют с горя. А стоит ли? Кто-то из древних мудрецов сказал, что причиной нашего несчастья является не само несчастье, а наше представление о нем. А если подумать хорошенько? Может быть, эти неприятности не такие уж неприятности, а проблемы не такие уж и проблемы? Пройдет время, и то, что нам сегодня кажется ужасным, непоправимым, завтра может обернуться для нас большой удачей. Такова жизнь.
– Смеяться, чтобы не заплакать. Ненавидеть, чтобы не любить. Предать, чтобы выжить. Сука ты, и философия твоя – сучья… – едва слышно произнес Обнаров.
Он облизал запекшиеся, от боли искусанные в кровь губы. Его дыхание было тяжелым, судорожным, а сам он мало походил на человека, способного выжить.
– Это же так по-русски, уйти в запой. Во всяком случае, честно…Он закрыл глаза и провалился в тяжелый полусон-полузабытье.
– Даже не верится, что уже сорок дней прошло, – вздохнула Марта Федоровна.
Сидя на заднем сиденье джипа Журавлевых, Марта Федоровна украдкой вытирала слезы.
– Ах, Тая-Тая… Не могу смириться. Такая молодая, красивая, любимая… Сына родила… Как Костю жалко! – Наташа тряхнула головой, топнула на тормоз. – Куда прешь, козел! – в сердцах крикнула она и врезала ладонью по рулевому колесу. – Вот хамло! Режет он меня! Я тебе сейчас у светофора козью морду устрою!
