Больные души - Хань Сун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы подняли якорь и отплыли глубокой ночью. Небо внезапно очистилось от облаков, ветер стих, а волны успокоились. Только тут я обратил внимание на высившееся по центру палубы стальное сооружение, напоминавшее одинокий остров посреди океана. Под покровом множества звезд конструкция скалила зубцы и расходилась во все стороны острыми выступами. Из нее рвался наружу красный свет. Штука эта, отзывавшаяся металлическим перезвоном, напоминала высоченный вольер. Окружено строение было грудами черно-белых корзин с цветами, да еще массивом изумрудных растений. Задумавшись, что мы отправились в безвозвратное плавание, я ощутил прилив грусти и устремился к борту, чтобы поглядеть на постепенно отдаляющий отрезок суши. Но увидел я только старосту Ая, который, раскинув руки, подобно готовящейся взлететь птице, орал в море:
– Нет! Я не хочу уплывать! Не хочу расставаться с больницей! Мне еще предстоят эксперименты с морскими свинками. Я хочу обратно! Я буду выкладываться по полной, учту все ошибки, начну все с начала. Больше половины жизни позади. А моря никогда не видывал. И, скажу я вам, уродливая штука это ваше море! Страшно в нем! – Тут Ай содрал с шеи фотоаппарат и пульнул его прямо в пучину. Не подумал бы никогда, что староста Ай так себя может вести. Желудок мой отозвался спазмом.
На безбрежной морской глади проступал бездонно-мутноватый кровавый глянец, соревнуясь по насыщенности с рассыпавшимся самоцветами над головой собранием звезд. Мир ощущался куда более живым, чем готовы были признать мои глаза. Я наконец-то оставил больницу, но это сознание навело на меня уныние, будто я только что лишился жизни. Я подошел к краю бездны. Не было мне дано увидеть уже ни Байдай, ни Чжулинь. Не стал бы я ни пациентом, ни доктором. Кем бы я получился в конце концов? Что со мной будет? Может, даже смерть меня обойдет стороной? Я словно остался ни с чем. Потихоньку и ощутимо мозг мой, подобно песочным часам, освобождался от песчинок. Я чувствовал, что мы с Духом сливались в единое целое, проваливались в ненасытную пропасть времени, где уже трудно было разграничить прошлое, настоящее и будущее. Я понял одну штуку: тотальное отсутствие чего-либо существенного в мире людей, которое на словах не объяснишь и никому не втолкуешь. Мысль об этом накрывала и поглощала меня, играя со мной, пока от меня и крупинки бы не осталось. Плоть мою вдруг рассекла секирой резкая боль, а в сердце поселилось счастье, шипастое, как роза. Ветер с моря омывал мое залитое слезами лицо.
– О чем думаешь? – с явным подозрением в голосе спросил Дух.
– …О вольере. Интересно, встретим ли мы по ту сторону павлинов. Эти птицы же любят летать в самой непроглядной тьме, сопоставимой разве что с преисподней. – Я машинально теребил значок на груди.
– Не, ты думаешь, заполучишь ли когда-нибудь еще Чжулинь. – В тоне Духа чувствовались нотки злорадства и угрюмости. Он и ребенка на руках не носил бы, и за стариком не ухаживал бы.
– Я… Я не знаю, существовала ли она вообще. – Про себя я грустно подумал, что Дух, вероятно, не знает о ее кончине.
– И еще ты думаешь о других дамочках: Байдай, сестрице Цзян, Аби… Пытаешься себе представить, окажутся ли они по ту сторону моря.
Дух полушутя своими речами воспалил каждый мускул в моем теле. У меня в сердце снова всколыхнулось чувство вины. Я повернул голову в сторону, словно желая скрыться от него, и увидел, как староста Ай одним прыжком устремляется за борт. Из недр тела самоубийцы вырвался нечеловеческий крик ужасающего отчаяния. Тучное тело провалилось под крупный вал. И затем все стихло.
На корабле объявили по системе оповещения, что настало время приема пищи. Столовая располагалась в нижней части вольерообразной конструкции. Комната представляла собой подобие стального погреба под сводом. Вместе с остальными крайне возбужденными пассажирами я отправился за едой. При входе в столовую мне открылась уже хорошо знакомая сцена.
34. Всякий Космос обращается в больницу
Столовая точь-в-точь походила на амбулаторию. Тихо играла ненавязчивая фоновая музыка. Кажется, какая-то американская рок-группа, вроде Linkin Park. Зал опоясывали будочки. Пассажиры по наитию выстроились в очереди. Некоторые двери распахнулись. За ними виднелись сидящие позади письменных столов пожилые дядечки с высоко задранными носами, многозначительными взглядами, золотистыми волосами и серебристой кожей. Все они были облачены в мерцающие, подобно небесным светилам, халаты. На шеях у каждого висело по стетоскопу. Напоминали эти люди – грозные и сдержанные, надменные и суровые – священников.
Я сразу почувствовал себя скверно. Развернулся, чтобы бежать, но наткнулся на преградившего путь человечка. По виду он был вылитый братишка Тао. Я остолбенел, хотел было протянуть к нему руки, но тот отмахнулся от меня. Мальчик тоже не улыбался, а строго приказал:
– Соблюдайте очередь. Вас вызовут. – Испуганный, я пристроился в конец потока людей.
Не знаю, сколько прошло времени, но наконец и я оказался перед старцем-целителем необыкновенного вида. Рядом с ним стояла дамочка, очень сильно походившая на Чжулинь. Жива. Лицо мое охватил жар. Я будто очнулся – то ли к счастью, то ли к несчастью – посреди морга. Я позвал девушку, но сам не услышал звука своего голоса. Чжулинь спокойно наблюдала за мной. Она была непоколебима, как скала. Ее оставила девичья легкомысленность. Держалась дама степенно и сдержанно, не выдавая себя ни взглядом, ни жестом. Словно бы я давно уже находился в ее полной власти.
Рядом с Чжулинь стояли доктор Хуаюэ и напоминавший «зятя» врач. Тоже живой. А точнее, каким-то образом воскресший. Его щечки-виноградинки морщились от загадочной усмешки. Вся троица была облачена в халаты. В их чертах читалось высокомерие, которое наблюдаешь у выставленных в центральной части витрины магазина манекенов. За их спинами виднелся портрет некоего человека. Это была фотография Джона Рокфеллера. Изображение было подписано известным афоризмом филантропа:
«ТОЛЬКО ВКЛАД В ОБЩЕСТВО ИСКОРЕНЯЕТ КОРЫСТЬ В НАШИХ СЕРДЦАХ И ВЫСВОБОЖДАЕТ ВЕЛИЧИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ДУШИ».
– Что это такое? – спросил я Духа. Моя собственная душа от страха покинула тело и рассеялась как дым. Не заставит же меня Дух снова убивать людей?
– С-с-странно. Я тоже запутался. Такого быть не может. Неужели нашу лазейку уже залатали? – Дух произнес это с дрожью в голосе. Он скукожился и устремился поглубже в меня, как страус, прячущий голову от опасности.
– Даже не думай, – мрачно предупредил я. – Бегством делу не поможешь.
Дух отозвался с лукавой уклончивостью:
– Кхм… Есть одно дело,
