Больные души - Хань Сун

о котором я тебе не успел рассказать. Здоровый Космос… Это всего лишь догадки. Я слышал, как Потусторонний пациент тайком ото всех размышлял о том, не будет ли и новый Космос очередной фантасмагорией, творением изворотливого больного Космоса, крючком, на который ловятся разумные существа. По одной весьма пессимистичной теории, лучшего Космоса, который мы себе воображаем, не существует. Все особо хвастливые Космосы еще в момент рождения пошли трещинами. Не бывает Космоса без врожденных изъянов. Все вселенные вынуждены по жизни подправлять и лечить себя. А потому вся жизнь – сплошная трагедия. Нельзя примирить жизнь со смертью. Всякий Космос в конечном счете приходит к тому, что обращается в больницу. И здесь неважно, существует ли у Космоса создатель и кем является этот творец. Так просто заведено. В этом Космос – такой же, как мы. У него нет свободы воли. Почему так вышло? Это задачка без решения, над которой все ломают голову. У меня есть опасения, что Потусторонний пациент и Космос оба вследствие болезни впали в невежество и самобичевание. Тяжко жить, а выблевать из себя всю эту мерзость не получается.

– А что ж ты раньше мне не сказал? Почему держал меня в неведении? – разъяренно бросил я.

– Не хотел, чтобы ты вконец разуверился. – Дух говорил обтекаемо. – Если не попробовать, то разве узнаешь, чему можно верить? Даже если надежда на благой исход составляет всего одну десятитысячную долю процента. Скверно все складывается в Космосе, который не в состоянии оправиться от хронического недуга и ожидает предначертанную ему смерть. Даже если Космос от нас не избавится, то не следовать же за ним в могилу? А удастся побег или нет – зависит от воли Небес. Походу, я потерпел поражение в борьбе с больницей за тебя. Прости, виноват я и перед тобой, и перед Потусторонним пациентом. Но я сделал все, что мог.

– Не все, – холодно отозвался я, бросая взгляд на Чжулинь и «зятька». В мыслях окончательно закрепилась будто высеченная в граните мысль: «финал – начало».

Дух помолчал и наконец вздохнул.

– Да, твоя правда, не все. Потусторонний пациент на деле знает, что бежать невозможно, но слишком уж помешался на идее побега и возвел ее в целое искусство бунтарства. Ему это в радость, всего себя посвятил этому занятию, вкладывается в него по полной. Погнался он за красотой формы, а не практичностью содержания. И потонул в этом. Позабыл, что хотел высвободиться.

После таких слов меня осенило: в жизни смысла нет. Истязавший одновременно и людей, и самого себя Космос утопал в абсурде. Положение наше было безысходно жалким. Однако в тот же миг во мне зародилась и надежда. Если Потусторонний пациент запамятовал про побег, то разве это не значило, что возможность бегства все-таки имелась?

Но мое время подошло к концу. Напоследок я сказал Духу:

– Только не говори мне, что все будет хорошо. Я бы предпочел тогда остаться в больнице. Там хотя бы спасают от смерти и облегчают страдания. Плюс там у меня имеется медстраховка.

Тут золотистоголовый и голубоглазый врач поднялся, похлопал меня по плечу и жестом предложил сесть. Возникло ощущение, что передо мной возвышался марсианин.

Доктор мягко ощупал мне лоб, будто желая убедиться, что у меня нет жара, и пролопотал какие-то неясные слова.

Хуаюэ перевел:

– Приветствуем вас на корабле-госпитале. Сколько бы нечисти у вас в теле не было, можете считать, что вы добрались до края Небес и дальнего уголка Моря. Вы находитесь под защитой красного креста.

С шеи врача свисал красный крестик, от которого исходило такое ослепительное сияние, что я даже приоткрыть глаза не мог. До меня донесся комментарий Чжулинь:

– Все под необъятным небом – больница.

Я пробормотал:

– Ну как, нашла причины, от чего дохнут врачи? – И открыл глаза. Снова я Чжулинь принял за Байдай.

Дамочка не ответила, а только перевела многозначительный взгляд на врача-«зятя».

Далее меня ожидала операция, вмешательство, на которое я уповал с начала пребывания в больнице и которого потом всеми силами пытался избежать. Такой апофеоз мне подготовили под конец.

Оказалось, что все каюты были операционными. И, похоже, порядок в них наводить не успевали. Полы были усеяны струпьями кожи или еще не подсохшими лужами крови с черными сгустками меланина. Над всем этим витал запашок, от которого тянуло выблеваться. Чжулинь за меня расписалась на извещении об информированном согласии. Вдоль стены располагались напоминающая койку плоскость с металлическими опорами, контрольная панель и еще всякие бликующие приборы и мониторы. Златовласый пожилой доктор приказал мне лечь на койку. При содействии Хуаюэ и «зятька» мне сделали анестезию. Но я сохранил трезвость мысли.

– Скальпель, – огласил врач. Чжулинь вручила ему инструмент. Я почувствовал, как мне надрезают брюхо. Оттуда с шипением вырвалась тепловатая жидкость. – Зажим. Вскрыть полость. Бандаж. – Хирург неустанно отдавал приказы. Он так нависал надо мной, что мы почти что срослись. Мне видны были длинные волоски на лице, походившие на щетину мартышки. Крупные фолликулы лихорадочно дрожали. От них исходил характерный телесный аромат зрелого млекопитающего. Перед глазами моими маятником сновал заостренный красный крест. Хотя мне вкололи лидокаин, меня по-прежнему пронизывала боль. От миазмов нечистот, которые выплескивались из моей разверзнутой брюшной полости, становилось дурно. И все же я почувствовал, что врач заслуживал доверия. Он был первым квалифицированным эскулапом, а не продуктом больничной трансформации, с которым мне посчастливилось встретиться за всю мою жизнь.

Видя мое напряжение, почтенный старец извиняющимся тоном произнес:

– Мы тебя не убьем, а вернем к жизни. – При этих словах вспомнился Потусторонний пациент.

Кажется, меня – убийцу – помиловали. Хотя жертвы мои – целые и невредимые – здравствовали на этом же судне. Но думать об этом не стоило. Таковы чаяния истинных бодхисатв. Я через силу выплюнул из себя единственное слово:

– Спасибо.

Операция продолжалась три часа, но мне показалось, что минуло несколько дней и несколько ночей. Оперирующий хирург извлек у меня из живота какой-то предмет и осторожно поднял его перед собой обеими руками. Доктор Хуаюэ и врач-«незять» подошли посмотреть и начали обмениваться предположениями.

– Мясистым мячиком он на крови разбух. Размером с грецкий орех.

– Ни глаз, ни органов чувств. На новую кору мозга непохож. Выглядит, как гибрид пресмыкающегося.

– Обратите внимание на количество складок. Но в целом он довольно гладенький. Смутно заметна структура уменьшенной спиральки.

– Поглядите-ка! У него рассеянный красный ореол. Будто его отлили из металла, как какой-нибудь механизм. Никогда не видел такого высокоточного импланта.

– Судя по всему, органам пациента особого вреда он не причинил.

– Наверно, это интегрированный агрегат на