Дама с единорогом - Ольга Романовская

— Скажите, зачем Вам это?

— Мы связаны обещанием.

— Но я лгала! Будучи Вашей невестой, я думала о другом, виделась с другим… Видит Бог, любой бы на Вашем месте расторг помолвку!

— Дело не только в обещании, данном нами Вашему отцу, свидетелям и Богу…

— А в чём же?

— Чёрт возьми, я не привык говорить такое! Но раз уж Вам угодно… Я люблю Вас.

— Вы любите меня? — рассмеялась Жанна. — Я Вам не верю! Да если бы и любили, то что же? Неужели Вы надеетесь, что я переменю своё решение?

— Вы выйдите за меня в любом случае. — Он не обратил внимания на её смех. — Но я хотел бы, чтобы Вы пошли к алтарю с охотой.

— К сожалению, не пойду. Я больше не считаю себя связанной словом, данным некогда под угрозой монастыря. Смиритесь, граф, и утешьтесь. Иногда судьба идёт наперекор замыслам человека. Всё будет так, как уготовлено нам волей Всевышнего.

— Волей Всевышнего Вам уготовано стать моей женой! — Не выдержав, он стукнул кулаком по столу. — Я приехал обсудить с Вами день свадьбы, но если Вы настроены подобным образом, я приму решение сам.

— А я, в свою очередь, уже приняла решение. Помолвка расторгнута, свадьбы не будет. Если желаете, я могу вернуть Ваши подарки прямо сейчас. Я не знаю, принимал ли от Вас что-нибудь мой покойный отец, но если Вы укажите мне на эти вещи, я охотно верну их…

Девушка направилась к лестнице.

— Назад! — рявкнул Норинстан. От неожиданности баронесса замерла на месте. — Чертова гордячка, я не разрешал Вам уйти! Вы станете моей женой. Волей Вашего отца и Господа Бога Вы принадлежите мне и никому больше!

— Я не вещь, я не могу кому-то принадлежать! — гордо возразила девушка. — Я в своем доме, я вольна располагать своей судьбой.

— Никто не давал Вам воли! Вы выполните волю отца.

— Нет.

— Я заставлю Вас её выполнить.

— Как? Никто, кроме Бога и моих родных, не смеет указывать мне.

— Не радуйтесь раньше времени, двуличная Евина дочь, — усмехнулся Роланд. — По законам моей родины мы уже муж и жена.

— Но я не принимала от Вас кольца! — в отчаянье возразила Жанна. Если бы брат был старше, он защитил бы её, но она одна, ей никто не может.

— Принимали. Моё обручальное кольцо. Ну так как, баронесса? Я Ваш муж?

Плотно сжав губы, она молчала.

— Значит, муж. И имею на Вас все права, которые только может иметь на женщину мужчина. И, тысяча чертей, не прочь ими воспользоваться!

Он встал. Девушка в отчаянье посмотрела на руку: на ней предательски поблёскивало кольцо. Почему её никто не предупредил? Почему она не сняла кольцо, не заперла его вместе с другими подношениями Роланда?

— Я возвращаю Вам кольцо! — крикнула Жанна.

Норинстан покачал головой.

Нет, её это не спасёт.

Она нервно огляделась по сторонам, лихорадочно пытаясь понять, где же она допустила ошибку. Но искать ее было поздно, нужно было думать над тем, как найти выход из сложившейся щекотливой ситуации. Мысли метались по голове, словно звери в клетке.

Ситуация вышла из-под контроля, и ее роль резко изменилась. Еще несколько минут назад Жанна стояла на пьедестале, а теперь стремительно летела вниз, на самое дно. Как же она могла забыть, что он не дух, а мужчина из плоти и крови? Нет ничего удивительного в том, что ему прискучило бесплодное ухаживание, и он решил добиться желаемого самым простым способом. Теперь он не жениться на ней, а честь Уоршелов будет навеки опозорена. Этого ли она хотела?

— Граф, я Ваша невеста, одумайтесь! — Баронесса предприняла робкую попытку воззвать к его совести.

— Уже невеста? Но Вы только что с таким жаром утверждали обратное. — Роланд был всего в нескольких шагах от неё.

Девушка попятилась.

— Это и есть та любовь, о которой Вы говорили? — Жанна пошарила рукой и с радостью нащупала подсвечник. Она вцепилась в него, как утопающий за соломинку. — Только троньте меня, и я…

— Выпустите коготки? Прекрасно, это куда лучше покорности. Женщины, не умеющие сопротивляться, не достойны уважения.

— Как недостойны уважения мужчины, подобные Вам!

— Увы, милая баронесса, мне приходится брать силой то, что мне не удалось получить по закону.

Он подошёл к ней вплотную и коснулся её рукой. Видя животный страх в её глазах, граф знал, что с лёгкостью справиться и с её ногтями, и с её подсвечником.

Жанна замахнулась, но справиться с сильным мужчиной не могла.

Роланд решительно шёл на штурм упорно не сдававшейся крепости.

(«Как же я истосковался по женскому телу! Какая же она гладкая, какая же у неё нежная кожа… Упругая, как у всех девушек, пахнущая молоком… Какое же наслаждение обладать ею, знать, что никто ещё не смел… Что она только моя»)

Шнуровка платья — сущий пустяк! Она легко поддавалась под его пальцами. Загнанная в угол баронесса что-то невнятно бормотала о любви, чести и христианских добродетелях.

— И всё-таки я Ваш муж! — усмехнулся Роланд, скинув на пол её сюрко. — Колечко есть, и всё законно. И не смейте царапаться, мерзавка, а то я мигом приведу Вас в чувство!

Когда он принялся за шнуровку котты, Жанна наконец отошла от столбняка и вцепилась ему в лицо.

— Стоять смирно, дикая кошка! Лучше не зли меня, а то хуже будет, — пригрозил граф.

Баронесса его не слушала и отчаянно боролась за свою честь. Результат борьбы выразился в парочке царапин на щеках и руках Норинстана. Он, в свою очередь, оставил синяки на её запястьях.

Котта была расшнурована, а баронесса, после того, как Норинстан в сердцах тряхнул её за плечи, больно ударившись головой, лишилась всякой возможности сопротивляться. Она сидела на полу и покорно ожидала своей участи.

Чтобы не видеть своего позора, девушка закрыла глаза. «В конце концов, он мужчина, — говорила она сама себе, — и в любом случае получит всё, что захочет. А если я буду покорна, может быть, дело всё же кончится церковью».

— Граф, теперь Вы на мне не женитесь? — не открывая глаз, тихо спросила Жанна.

— Да женюсь! — сквозь зубы процедил граф.

(«И кто придумал эти юбки! Каждый раз в них путаешься! А девчонка присмирела… Пожалуй, всё же женюсь, но сначала собью с неё спесь. Будет знать, что ничем не лучше любой крестьянской девки… А ведь брыкается, чёртова кукла!»).

Жанна оказалась на полу, мертвенно-бледная, безуспешно взывающая к помощи святых. Граф склонился над ней, но решил не спешить. Она была такой покорной, что, пожалуй, заслуживала снисхождения.

Какая же она хорошенькая! Эти волосы, слегка пахнущие дымом, эти подрагивающие веки, безмолвно шепчущие молитвы губы. Чуть припухлые, блестящие. Роланд поцеловал их, прервав поток молитв, своим упорством пытаясь заставить их дрогнуть, открыться — никакого ответного движения. Он скользнул руками по её груди, потом ниже… Она дрожала, но молчала.