Вселенская пьеса - Евгения Федорова

Мари передвинулась за моей спиной, не стесняясь, прижалась к плечу Рика, закрывая глаза от ветра, полного песка.

Внезапно люк ближайшего к нам челнока распахнулся, превратившись в черный, шепчущий о смерти провал.

-Что, ребята, мы стоим на планете, где появились на свет. Убейте как можно больше этих тварей, - прошептал я, но, клянусь, меня слышал каждый. Я слышал, как сидящий на трапе Грог, щелкнул предохранителем.

"Ворон, все оставшиеся ракеты по челнокам противника огонь!" - приказал я и, в последний раз оглядев свое тщедушное воинство, пошел вперед.

В атаку.

Не знаю, сколько андеанцев было в челноке. Они выходили и выходили, один за другим. В их руках были короткие ножи, но лишь для устрашения и красоты. Они веером стали расходиться по равнине, с интересом оглядываясь вокруг, и я бросился им на перерез, убивая и заставляя отступать.

Ничего не было. Ворон так и не выпустил ни одной ракеты, а все мои друзья исчезли - их обступили андеанцы, скрывая от моего взгляда. Меня тоже окружили голоса и взгляды, они манили и звали. Я словно попал в дурной, полный отчаяния сон. Не вслушиваясь, я нападал. Заставляя их отшатываться, но сзади подступали новые. Те, кто не успевал отойти, падали, срезанные моими смертоносными ударами. И, проливая кровь себе под ноги, я все больше убеждался: спасения нет.

А потом я лишился оружия и понял, что стою на коленях. Вокруг лежало несколько обезображенных тел, исковерканных моими страшными ударами; земля стремительно пропитывалась черной кровью. Одно из тел служило мне опорой ля рук - я совсем потерял контроль, но сейчас разум снова стал возвращаться ко мне.

Андеанцы со всех сторон смотрели, кто-то с любопытством, кто-то с осуждением. Никто не произносил ни слова. Я поднялся.

"Есть новости, Ворон?" - снова спросил я.

"В галактику вошли пять легких крейсеров, сто семнадцать истребителей и два боевых линкора Союза, один из которых - Белая Лиона".

Я улыбнулся пересохшими губами, глядя себе под ноги.

-Вот и состоялся наш разговор, Мелгор! Вот и встретились снова.

И вправду я стоял над трупом Мелгора, того самого андеанца, который прилетел на Ворона во искуплении трапезы Королевы. Он избавил меня от боли тогда, и я отпустил его. И все же ему суждено было умереть от моей руки.

-Весь ваш экипаж умрет, как подобает воинам, капитан, - сказал рослый андеанец у меня за спиной.

Я медленно повернулся.

Они все были так удивительно красивы, так умели держать себя. Они словно и не испытывали ко мне ненависти за то, что я яростно убивал их.

-Они удостоятся великой чести? - вспоминая наш разговор с Мелгором на борту Ворона, осведомился я.

-Да, капитан, но не вы.

-Почему же?

-Вы более не пригодны в пищу, вы, признаться, всегда были непригодны, - андеанец скривился. - Этот запах от вас, словно вы... протухли.

Мне захотелось рассмеяться, со стороны эти слова выглядели забавными.

-Ваш корабль что-то сделал с вами, - продолжал андеанец, - и Мелгор сделал большое одолжение, когда укусил вас...

-Мелгор, я помню, не брезговал моей кровью, пролитой на стол, - яростно выкрикнул я. - Не находите, у него был дурной вкус?

-Возможно. Он был избран для смерти довольно давно, странно, что она нагнала его лишь сейчас.

Тело у моих ног слабо застонало и едва заметно шевельнулось. Мелгор все это время был жив, может быть, даже в сознании. Не завидую ему, лучше смерть, ведь это очень горько узнавать, что тебя предали.

На мгновение я вспомнил кривые ухмылки на лице Грога и Парена, но тут же одернул себя:

Пора забыть. Все идет к законному концу и, каким бы ты ни был уникальным, тебя используют так же, как других. Вот и нечего отправляться на небеса с дурными мыслями.

-Ну, надо же! - воскликнул говоривший со мной андеанец, потирая выбеленный лоб, на которой я не заметил ни одной морщины.

-Видимо, судьба ему соблаговолит, - я слегка толкнул Мелгора в плечо носком ботинка.

-Зато я, Арканак, ему не благоволю! Я намерен занять пост посла, и не согласен на уступки.

С этими словами андеанец вырвал из рук стоявшего рядом вампира кинжал и, нагнувшись над раненным, всадил ему в шею лезвие. Его взгляд жадно вглядывался в исказившееся лицо Мелгора, губы растянулись в ухмылке, и он повернул лезвие в ране.

Я не смог побороть искушения и приподнял ладонь, обращаясь внутрь себя, в ту пустоту, в которой прятались все мои знания и умения.

Рука Арканака дернулась, медленно вытащила нож из мертвого посла; развернула оружие острием к собственному хозяину. Арканак с изумлением воззрился на нож, который неотвратимо стал приближаться к его груди.

Никто не шелохнулся ему помочь. Все смотрели с интересом, и я испытал острое презрение к этим утонченным вампирам. Андеанец все медлил, он слишком долго не понимал причины, а когда понял, его глаза наполнились трепетным страхом.

-Нет, - он встал и начал пятиться, но ничего не могло разделить его с рукой, принявшей мою сторону. Ничего, кроме... Аракнак вырвал у кого-то второй кинжал и примерился к руке-изменнице, глядя, как острие уже касается кожи. Не знаю, хватило бы у него духа отрубить себе кисть, но я не оставил ему такого выбора. Я просто ускорил движение, и Аракнак, продолжая отступать по инерции, завалился на спину. Окружившие меня андеанцы, расступились, давая ему пространство. Пальцы, вонзившие лезвие в собственное тело, так и не разжались.

-Не люблю предателей, - выкрикнул я, опуская руку и вслушиваясь в легкую боль в висках. Это был лишь призрак старой боли, которая мучила меня много лет подряд.

Змей оказался прав: я привык. Теперь мне не нужны были наркотики.

-Будем заканчивать? - поинтересовался я.

-Да, - андеанцы расступились и в круг покачивающейся походкой выплывая Королева. Ее глаза были холодны, а лицо хранило отпечаток злого разочарования -Пришло время подвести итоги. Земля - мертва.

-Корабли Союза уже здесь, - насмешливо улыбнулся я.

-Тогда я оглашаю, - торжественно повысила голос Королева, - последнее действие Вселенской Пьесы завершено!

И словно по волшебству из воздуха со всех сторон от меня возникли крупные шары скрытых видеокамер, андеанцы рассеялись, освобождая всех плененных членов моего экипажа. Я повернулся, видя в толпе внезапно появившегося Сатринга, рядом с ним, ослепительно улыбаясь, как ни в чем небывало стояла Ванесса Вени. Среди андеанцев я приметил и коменданта Урных Торгана и солдат - Заброха и Мурдрана, и даже Партараша. И многих других, кого я видел когда-то. Откуда они все взялись здесь? О, боже!

Смысл сказанного медленно, с трудом проник в мое сознание, и мне показалось, что вот оно настало, счастливое мгновение. Я поверил на доли секунды, что чудеса продолжатся, и сейчас на сцену выйдет специалист по контактам Родеррик Стерт, механики Кевин и Макс, Николя Арди и медсестра Франсуаза Никля. Но ничего подобного не произошло. Вместо этого я видел смотрящего прямо и без сожаления Макса Парена, приговоренного мною на смерть.

Нам под ноги, поверх трупов, бросали цветы и поздравляли, а мы затравлено оглядывались на ликующих пришельцев, не в силах реагировать на рассказы о съемке грандиозного экономического проекта Вселенской Пьесы.

Я сам думал лишь о нелепости происходящего. Да еще о том, что почти пришел к разгадке. Мне не хватило всего одного шага.

Заключение

-Ты, это ты написал Вселенскую пьесу? - непринужденно спросил я, давясь яростью, обидой, возмущением. Такого бешенного коктейля чувств я не испытывал никогда, я мог утверждать это со всей уверенностью.

А он, глядя на меня улыбчивым, приветливым хозяином и наливая в стакан водки, просто сказал:

-Да. Закурим?

-И много тебе заплатили за такой шедевр? - через силу спросил я и ободряюще улыбнулся, принимая у него сигарету.

Григорий Шадумский протянул зажигалку, после чего пододвинул ко мне тарелку с неровными ломтями колбасы и сала, которое одуряющее пахло чесноком и перцем. А я и забыл, что такое настоящее сало! Я вообще забыл, что такое настоящая еда! И все благодаря тебе...

Нет, он не понимал всей трагичности ситуации, да и как он мог? Он ведь и не знал, кто я такой на самом деле. Он не знал, что мне пришлось пережить по его вине... Что пришлось пережить стольким людям. Он не знал, что с его легкой руки погибли мои друзья и соратники. В некоторых ситуациях незнание - счастье. Знай он правду, не ел бы сейчас так спокойно сало и не улыбался столь приветливо! Он бы пускал слюни и мочился в штаны, потому что я не мог испытывать ни одного другого чувства к нему, кроме острого желания уничтожить.

Да, для горе-писателя Григория это были слова на бумаге. Может быть хорошие, любимые, прекрасные слова, которые он придумывал долгими вечерами, смакуя стакан вина; слова, которыми он выражал мысли, обдуманные бессонными ночами. Слова, которыми он растоптал жизни стольких моих друзей. Он любил эти свои слова, он излагал их на бумаге, писал шедевральную пьесу и тем самым подписывал один смертный приговор за другим.