Зверобой - Джеймс Фенимор Купер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слушай, Зверобой, – возразил индеец с важным и решительным видом, – что сделал бы мой бледнолицый брат, если бы Чингачгук попал в руки гуронов? Пробрался бы в деревни делаваров и там сказал бы вождям, старикам и молодым воинам: «Глядите, вот Уа-та-Уа, она цела и невредима, хотя немного устала; а вот Зверобой: он меньше устал, чем Жимолость, потому что он гораздо сильнее, но он тоже цел и невредим!» Неужели ты так поступил бы на моем месте?
– Ну, признаюсь, ты меня озадачил! Даже минг не додумался бы до такой хитрости. Как это тебе пришло в голову задать такой вопрос!.. Что бы я сделал? Да, во-первых, Уа-та-Уа вряд ли оказалась бы в моем обществе, потому что она осталась бы возле тебя, и, стало быть, все, что ты говоришь о ней, не имеет никакого смысла. Если бы она не ушла со мной, то не могла бы и устать; значит, я не мог бы произнести ни единого слова из всей твоей речи. Итак, ты видишь, Змей, рассудок говорит против тебя. И тут нечего толковать, так как восставать против рассудка не пристало вождю с твоим характером и твоей репутацией.
– Мой брат изменил самому себе – он забыл, что говорит с человеком, заседавшим у костров совета своего народа, – возразил индеец ласково. – Когда люди говорят, они не должны произносить слов, которые входят в одно ухо и выходят из другого. Слова их не должны быть пушинками, такими легкими, что ветер, неспособный даже вызвать рябь на воде, уносит их прочь. Брат мой не ответил на мой вопрос: когда вождь задает вопрос своему другу, не подобает толковать о другом.
– Я понимаю тебя, делавар, я достаточно хорошо понимаю, что ты имеешь в виду, и уважение к правде не позволяет мне отрицать это. Все же ответить тебе не так легко, как ты, по-видимому, думаешь, и вот по какой причине. Ты хочешь знать, что бы я сделал, если бы у меня на озере была невеста, как у тебя, и если бы мой друг находился в лагере гуронов и ему угрожали пытки. Не так ли?
Индеец молча кивнул головой, как всегда невозмутимый и степенный, хотя глаза его блеснули при виде смущения собеседника.
– Ну так вот: у меня никогда не было невесты, я никогда не питал ни к одной молодой женщине тех нежных чувств, какие ты питаешь к Уа-та-Уа, хотя довольно хорошо отношусь к ним всем, вместе взятым. Все же мое сердце, как это говорится, свободно, и, следовательно, я не могу сказать, что бы я сделал в этом случае. Друг сильно тянет в свою сторону, Змей, это я могу сказать по опыту, но, судя по всему, что я видел и слышал о любви, я склонен думать, что невеста тянет сильнее.
– Правда, но невеста Чингачгука не тянет его к хижинам делаваров, она тянет к лагерю гуронов.
– Она благородная девушка; ножки и ручки у нее не больше, чем у ребенка, а голосок звонкий, как у дрозда-пересмешника; она благодарная девушка и достойна своих предков, но что из этого следует, Змей? Я все-таки полагаю, что она не изменила своего решения и не хочет стать женой гурона. Чего же ты добиваешься?
– Уа-та-Уа никогда не будет жить в вигваме ирокеза! – ответил Чингачгук резко. – У нее маленькие ножки, но они могут увести ее к деревням ее народа; у нее маленькие ручки, но великая душа. Когда придет – время, брат мой увидит, что мы можем сделать, чтобы не позволить ему умереть под томагавками мингов.
– Не действуй опрометчиво, делавар, – сказал охотник серьезно. – Вероятно, ты поступишь по-своему, и, в общем, это правильно, потому что ты никогда не будешь счастлив, если ничего не попытаешься сделать. Но не действуй опрометчиво. Я знаю, что ты не покинешь озеро, пока не решится моя судьба. Но помни, Змей, ни одна из пыток, которые способны изобрести минги, не может смутить мой дух, как мысль, что ты и Уа-та-Уа попали в руки врагов, стараясь сделать что-нибудь для моего спасения.
– Делавары осторожны. Зверобой не должен бояться, что они бросятся во вражеский лагерь с завязанными глазами.
На этом разговор и кончился. Хетти вскоре объявила, что завтрак готов, и все уселись вокруг простого, накрашенного стола. Джудит последняя заняла свое место.
Она была бледна, молчалива, и по лицу ее легко было заметить, что она провела мучительную, бессонную ночь.
Завтрак прошел в молчании. Женщины почти не прикасались к еде, но у мужчин аппетит был обычный.
Когда встали из-за стола, оставалось еще несколько часов до момента прощания пленника со своими друзьями.
Горячее сочувствие Зверобою и желание быть поближе к нему заставило всех собраться на платформе, чтобы в последний раз поговорить с ним и выказать свое участие, предупреждая его малейшие желания.
Сам Зверобой внешне был совершенно спокоен, разговаривал весело и оживленно, хотя избегал всяких намеков на важные события, ожидавшие его в этот день.
Только по тону, которым он говорил о смерти, можно было догадаться, что мысли его невольно возвращаются к этой тяжелой теме.
– Ах, – сказал он вдруг, – сделайте мне одолжение, Джудит, сойдем на минутку в ковчег! Я хочу поговорить с вами.
Джудит повиновалась с радостью, которую едва могла скрыть.
Пройдя за охотником в каюту, она опустилась на стул. Молодой человек сел на другой стул, взяв в руки стоявший в углу «оленебой», который она подарила ему накануне, и положил его себе на колени. Еще раз осмотрев с любовным вниманием дуло и затвор, он отложил карабин в сторону и обратился к предмету, ради которого и завел этот разговор.
– Насколько я понимаю, Джудит, вы подарили мне это ружье, – сказал он. – Я согласен взять его, потому что молодой женщине ни к чему огнестрельное оружие. У этого карабина славное имя, и его по праву должен носить человек опытный, с твердой рукой, – ведь самую добрую славу легко потерять из-за беспечного и необдуманного поведения.
– Ружье не может находиться
