Повелитель Островов - Дэвид Дрейк

— Эй, пьюлец, — окликнул он отшельника. — Ты уже старик, и не сможешь удовлетворить молодую жену. Мы думаем, лучше тебе добровольно уступить ее нам, чем потом наблюдать, как она тайком будет бегать к более удачливым мужчинам.

Шарина выдернула свой топор из веревочной петли, презрительный смех Ноннуса прозвучал отголоском ночного кошмара. Он сделал несколько шагов к борту лодки, не отрывая взгляда от молодежи.

— Кто посмеет отнять у меня моих женщин? — громким вызывающим голосом спросил он, пританцовывая на месте. Вскочив на костяной бортик, он несколько раз перекинул дротик из одной руки в другую. — Кто этот смельчак? Может, ты, Трехпалый, желаешь сразиться со мной?

Парни невольно подались назад. На них с интересом взирали зеваки — в основном детишки из королевского дома.

— Мы не можем сразиться с тобой, так как у тебя металлическое копье, — пробормотал один из гребцов Лежебоки.

Ноннус так резко спрыгнул с бортика, что даже Шарина (которая ожидала чего-то подобного) не успела глазом моргнуть. Еще в прыжке отшельник перекинул дротик из правой руки в левую, а, приземлившись, выхватил гарпун Трехпалого у его владельца.

Юноша ахнул и отскочил назад, столкнувшись со своими товарищами.

Ноннус с силой метнул похищенный гарпун в грудь говорившему, правда, не острием, а древком вперед. Хрустнули ребра, несчастный парень опрокинулся на спину, судорожно ловя воздух открытым ртом.

— Так вы боитесь моей стали, мелкие людишки? — воскликнул отшельник, вспрыгивая обратно на бортик. — Напрасно. Бойтесь меня! Меня бойтесь!

Этот эпизод вызвал у компании молодежи приступ веселости. Все разразились хохотом, за исключением Трехпалого и бедняги, который по-прежнему лежал, молотя ногами и пытаясь вдохнуть хоть глоток воздуха. Один из его бывших товарищей презрительно пнул его, когда тот чуть не задел его в своих судорогах.

Все еще смеясь, ватага разбрелась кто куда. Несчастному пострадавшему наконец удалось перекатиться на живот, и теперь он, поскуливая, отползал в сторону — от греха подальше.

Ноннус остановился возле Шарины.

— Думаю, теперь все будет в порядке, — сказал он. — Но ты все равно не отходи далеко от меня.

Девушка кивнула.

Медер и старуха с татуировкой сидели на корточках в углу помоста. Обратившись лицом друг к другу, они о чем-то беседовали. Колдун держал в руках нечто, похожее на гравированный клык моржа, и рьяно жестикулировал. Тусклый завиток красноватого света поднимался с поверхности помоста перед ним.

7

Илна стояла у окна. Услышав стук в дверь — тихий, извиняйся, она не шелохнулась. Мгновение спустя, поняв, что ее не оставят в покое, откликнулась:

— Войдите, — и продолжала глядеть в наклонное створное окно.

Шум из располагавшейся внизу скобяной лавки проник в открытую дверь и снова смолк, когда Белтар плотно притворил ее за собой.

— Я пришел взять еще кружев, если они готовы, — робко проговорил он. — Некоторые из покупателей очень настойчивы. Они… э-э, привыкли получать то, что желают.

— Высший свет Эрдина, — ровным тоном констатировала девушка. — Нити для моего узора.

Три кареты и паланкин с красными плюшевыми занавесками стояли внизу, загромождая проезд. Их владельцы толпились в лавке Белтара. Пожалуй, хорошо, что он предоставил Илне помещение здесь — в доме напротив, а не на своей собственной площади. Так гораздо меньше беспокойства. Узор продолжал плестись, даже когда Илна не думала о нем.

— Еще я хотел спросить, госпожа, — кое-как выдавил из себя торговец, — должны ли мы ограничивать количество товара, которое отпускаем в одни руки? Как вы считаете?

Девушка не оборачивалась: она знала, что Белтар предпочитает разговаривать с ее спиной, а не смотреть в глаза. Илне же это было совершенно безразлично — мужчина являлся частью узора и занимал соответствующее место.

— Меня это не касается, — резко ответила она. — Я уже говорила вам: все деловые вопросы в вашем ведении.

Она обернулась и в упор посмотрела на торговца:

— Попрошу больше не беспокоить меня по такому незначительному поводу.

Тот непроизвольно подтянулся и щелкнул каблуками.

— Да, госпожа, — легкое подергивание в уголке рта выдавало его нервозность. — Вот только…

Он помялся, выбирая слова, и продолжил:

— Все верят в силу ваших кружев. И считают, что чем они длиннее, тем большим эффектом обладают.

— Совершенно верно, — усмехнулась Илна. — Благодаря моим тканям женщины привлекают внимание мужчин. И чем больше использовано материи, тем больший интерес она возбуждает.

Жилье, которое занимала девушка, представляло собой крытую галерею на втором этаже здания. Три скошенных окна обеспечивали прекрасное освещение с утра до вечера, хотя, по правде говоря, это не имело большого значения для Илны. Она могла работать и в полной темноте и ни разу не ошибиться с нитью.

Белтар арендовал комнату без мебели, такой они ее и оставили. Добавилась только кровать с соломенным тюфяком и шесть ткацких станков — от мала до велика. Ну и, конечно, корзины с отменной пряжей — сырье для работы. Наверное, трудно было найти узника в тюрьме или святого отшельника, который жил бы проще, чем Илна ос-Кенсет. И тем не менее этой девушке предстояло стать одной из самых могущественных персон на Сандраккане.

Лицо Белтара побелело, Илна только улыбнулась.

— Ты — несчастный глупец, — с пренебрежением бросила она. — Ты ведь считал все это шарлатанским трюком, не правда ли? Я собиралась запустить слух, будто мои ленты приносят удачу в любви, чтоб глупые женщины поверили в это. Не спорю, может, они и глупые, но фокус в том, Белтар, что они покупают именно ту вещь, которую собирались.

Торговец закрыл глаза.

— Я не могу позволить кому-нибудь еще прикасаться к этим лентам, — тихо сказал он. — Я даже собственной жене не доверяю. У меня есть женщины, из самых богатых в Эрдине, которые предлагали мне десятикратную цену за вашу продукцию.

Илна прикоснулась к кружевам, которые она начала плести как раз перед приходом Белтара — они были шириной всего в палец. Узору же полагалось быть в два дюйма, к тому же повторяться три раза. Впрочем, раз на раз не приходилось…

Для этого образца она не стала брать крашеную пряжу и использовала нить всего двух оттенков: натуральную и отбеленную. Обычно сырью животного происхождения — овечьей пряже или шелку девушка предпочитала лен, но в принципе могла работать с любым материалом. В своих произведениях она не ограничивалась одним-единственным рисунком, изделия Илны представляли собой сложное переплетение тысяч нитей, соединенных в некое подобии танца — неожиданном и сложном, как сама жизнь. От них трудно было отвести взгляд, хотелось рассматривать их, следовать за ходом нити, чтоб дойти до конца и постигнуть это произведение искусства.