Адмирал Корнилов - Светлана Кузьмина

Расстреляв свои заряды, батарея № 10 умолкла в 4 часа пополудни; сообщение наше с нею было прервано тысячами французских ядер, избороздивших всё поле между этой батареей и 6-м бастионом, и несмотря на всё желание доставить ей заряды, несмотря на вызов охотников, Нахимов не решился посылать их на верную смерть, ибо корабли продолжали свой потрясающий огонь. Мы считали батарею № 10 полуразрушенною и были очень удивлены, когда возвратившиеся оттуда охотники принесли известия, что она почти невредима. Не в таком положении находилась Константиновская батарея; неприятельские корабли, атаковавшие её с фронта, стояли так далеко, что орудия нижнего этажа батареи не достигали их, и она могла противопоставить им только орудия среднего этажа и верхней площадки, а против кораблей, поражавших её с тыла, она не имела ничего, кроме батареи Карташёвского и Волоховой башни. В 4 часа пополудни на Константиновской батарее обрушилась часть угла, а к концу боя кроме взорванных 24 зарядных ящиков оказались следующие повреждения: убито 5, ранено 50 человек, на платформе сбито 27 орудий, бруствер площадки местами повреждён, в закрытых этажах разбито 13 амбразур и только одна из ядрокалительных печей уцелела. Озабочиваясь, достаточно ли на Константиновской батарее зарядов, Нахимов послал туда одного из своих флаг-офицеров, но князь Меншиков был уже там и сам следил за безостановочным действием северных укреплений.

В 6 часов вечера неприятельские корабли прекратили бой; дым скрывал от нас их движения, но заметно было, что северные наши батареи ещё 11 минут преследовали своими ядрами ретирующихся врагов. В 6 ¾ дым рассеялся, и мы увидели, что союзный флот отступил от наших батарей и следует на буксирах пароходов к Каче и Херсонесскому маяку.

Официальные донесения союзных адмиралов показали, что наши наружные укрепления имели дело с 27 линейными кораблями и множеством сильных пароходов и что флот понёс значительные потери, так что союзники принуждены были отправить несколько кораблей в Константинополь для капитальных исправлений. «Число убитых у нас простирается до 44 человек и раненых до 266. Корабли, мачты, реи и всё вооружение более или менее пострадали, преимущественно от бомб и калёных ядер», — говорит адмирал Дундас, присовокупляя, что и французы понесли немаловажную потерю в людях, которую французский адмирал Гамелен определяет в 31 человек убитых и 185 раненых. Хвастливое донесение адмирала Гамелена заставляет, однако ж, сказать, что 14 французских кораблей имели против себя не 350 орудий, а всего две батареи, № 10 и Александровскую, вооружённые 118 орудиями, которые, конечно, не все могли быть направлены на французские суда. Наши батареи имели следующие повреждения: на № 10 убито 8, ранено 22, контужено 5 человек; подбиты винграды у одной 3-пудовой мортиры и одной 36-фунт. пушки, повреждены 5 лафетов, 5 зарядных ящиков. На Александровской убито 3, ранено 17, контужено 5 человек; подбиты одна 3-пудовая мортира, одна 36-фунт. и одна 24-фунт. пушки; повреждены 3 лафета, 6 платформ и разбита чугунная доска у 3-пудовой платформы. Сравнивая эти потери с значительными повреждениями 14 французских кораблей и огромным количеством истраченных ими снарядов и пороха, нельзя не согласиться, что всему виною неимоверное расстояние наших укреплений от союзного флота, который, за исключением нескольких английских кораблей, держался в этом деле правила: «Не подвергать себя опасности, старясь нанести возможный вред», служившего девизом англо-французских адмиралов».

После бомбардировки 5 октября французские офицеры писали, что «русские далеко превзошли то понятие, которое о них было составлено. Их огонь был убийственен и меток, их пушки бьют на большое расстояние, и если русские принуждены были на минуту прекратить огонь под градом метательных снарядов, осыпавших их амбразуры, то они тотчас же возвращались опять на свои места и возобновляли бой с удвоенным жаром. Неутомимость и упорное сопротивление русских доказали, что восторжествовать над ними не так легко, как предсказывали нам некоторые газетчики».

««Таймс» написала о первой бомбардировке в пессимистическом тоне: русские, мол, необычайно и неожиданно быстро успешно исправляют все повреждения, наносимые их веркам; отстреливаются очень хорошо; из повреждённых союзниками фортов русские почему-то «стреляют сильнее, чем когда-либо. Севастополь гораздо более сильная крепость, чем думали. Запас орудий у русских, кажется, неистощим». Севастопольские укрепления огромны, и совсем уж необычайно, что калибр русских орудий, по крайней мере, равен калибру английских. Снарядов в Севастополе сколько угодно, «сотни пушек продолжают извергать ядра без перерыва, без замедления. Сила их гарнизона не менее удивительна»» [180].

Вот впечатления участника боя 5 октября севастопольца Славони:

«…В час пополудни подвинулся к укреплениям и неприятельский флот и открыл по ним страшную пальбу. Закипел бой ужасный; застонала земля, задрожали окрестные горы, заклокотало море; вообразите только, что из тысячи орудий с неприятельских кораблей, пароходов и с сухопутных батарей, а в то же время и с наших батарей разразился адский огонь. Неприятельские корабли и пароходы стреляли в наши батареи залпами; бомбы, калёные ядра, картечи, бранд-скугели и конгревовы ракеты сыпались градом; треск и взрывы были повсеместны; всё это сливалось в страшный и дикий гул; нельзя было различить выстрелов, было слышно одно только дикое и ужасающее клокотание; земля, казалось, шаталась под тяжестью сражающихся. И видел это неимоверно жестокое сражение; ничего подобного в жизнь свою я и не думал видеть, ни о чём подобном не слыхал, и едва ли когда-нибудь читывал. И этот свирепый бой не умолкал ни на минуту, продолжался ровно 12 часов и прекратился тогда лишь, когда совершенно смерклось. Мужество наших артиллеристов было невыразимо. Они, видимо, не дорожили жизнью» [181].

А.Жандр:

«…Наступила ночь; мы осмотрелись и увидели, что наши укрепления, одержавшие столь блистательно верх над неприятельскими осадными батареями, имели весьма незначительные повреждения. Более других претерпел ближайший к английским батареям 3-й бастион, как в материальных средствах обороны, так и в людях; кроме гибельного для нас взрыва, самый огонь англичан на эту местность был так силён, что на батарее Повалишина недалеко от правого фланга 3-го бастиона несколько раз пришлось переменить прислугу. Ночью были исправлены повреждения всех наших батарей, кроме Константиновской, на которой работа продолжалась весь следующий день, и для защиты коей с тыла поставлена у телеграфа новая земляная батарея. Вот отчёт о работах, произведённых на 3-м бастионе. «5 октября. Днём 60 сапёр под выстрелами исправляли амбразуры и обсыпали пороховые погреба; ночью — возвышен и утолщён вал на всём протяжении, исправлены 13 амбразур, устроены вновь два траверза, исправлены пять; обменены 3 орудия новыми: 36-фунт. пушка, 24-фунт. пушко-карронада и 68-фунт. бомбическая; исправлено 7 платформ. Сапёр было 199, рабочих 500 человек Московского пехотного полка. Сапёр убито нижних чинов 7, ранено и контужено 18 нижних чинов, обер-офицеров контужено 3. Работа была окончена при начале бомбардировки. Ясно было, что победа осталась за нами; сами французы говорят: 'Cette journee cependant detruisait bien des illusions'" [182].