Третий источник - Дмитрий Кравцов

Ближе... Еще...

***

И вдруг все кончилось. Разом.

Толяныч как будто оглох на минуту - до того резко стихли звуки - и почувствовал непреодолимое желание выпить. Он принялся лихорадочно копаться в сумке, и замер, услышав "Фант!", произнесенное вполне обычным, разве что слегка напряженным голосом.

- Фант, ты где? - и снова этот призывный оттенок...

И Толяныч почувствовал, как шевельнулся "сосед" за истончившейся перегородкой, ответил на зов. Он рванулся на... На голос? На зов? На запах? Он рванулся к ней навстречу. Как бы не влипнуть в очередную Альбу мелькнула трезвая мыслишка, но до трезвости ли сейчас. Вот то-то, что не до нее!

***

- У меня есть предложение, подкупающее своей новизной. - Сказал Толяныч, когда они наконец-то выбрались из леса на песок. Дальше начинался пляж.

Темный силуэт ответил ему внимательным молчанием и усталой пульсацией кулона.

- Думаю, теперь мы смело можем выпить пару глоточков.

Не дожидаясь ответа, Толяныч принялся расстегивать сумку, и обнаружил, что сумка уже расстегнута. И когда только успел? Наугад пошарил внутри - вот она, родная!!! Интересно, что в бутылке - рижский бальзам или пасторова настоечка? Твердой рукой свинтил пробку:

- Ну, будем... - Произнес он свой коронный тост и опрокинул посудину в пересохшее горло. Настоечка оказалось той самой, от Пастора.

Толяныч протянул бутылку ведьме:

- Давай теперь ты! - И перевел дух.

Мурашки поползли по спине, по груди, и добравшись до рубца на ребрах, столпились вокруг, и вдруг - он глотнул еще раз, и еще, уже без всяких тостов - сорвались и понеслись по телу хаотично, как первоклашки на перемене. Уф, кажется, отпускает. Желание купаться не пропало, а просто отодвинулось несколько вглубь, и теперь его наполняло предчувствие того, что вот-вот произойдет. Должно произойти.

Да не может оно не произойти!!!

- Слушай, - Толяныч испытал очередной прилив теплого чувства к ведьме, плюнув на все странности поведения, мясниковские замашки и рыжую шевелюру, а в первую очередь он плюнул на предупреждения ныне покойной старой цыганки. А не пойти ли нам искупнуться? Погода соответствует, и вообще... Знаешь, я тогда собрался уже сюда ехать, окунуться разок-другой, а тут опять вся эта байда закрутилось.

Ведьма по прежнему молчала, и неподвижный ее силуэт причудливо сливался с низкорослыми сосенками вокруг, а местами контрастно выступал на фоне светлого песка. Почему-то Толяныч решил, что у ее ног устроилось какое-то существо, полускрытое складками балахона, и сразу вспомнились давешние собаки. Бр-р-р.

- Ну, пойдем, что ли? Не хочешь купаться - так на бережку посидишь. А то я тебя уж подозревать было начал. Или вот-вот начну.

- В чем же?

- Да вот где-то я слышал, что всякая нечисть проточной воды боится...

Она заливисто рассмеялась, нет, даже расхохоталась прямо ему в лицо, пахнула теплым парным молоком пополам с настоечкой, и Толяныч вмиг покрылся гусиной кожей, настолько пронзительно прозвучал этот смех. А уж запах, тот самый, дико им любимый, как пахнут лишь немногие женщины - особые и в особые моменты. И он вдруг увидел Лизу такой, как на поляне берберовой дачи - безо всякой одежды, только кулон чуть покачивался между грудями... Впрочем, Толяныч до сих пор не был уверен в реальности того видения.

И тут же, словно отвечая его сомнениям и читая самые потаенные мысли, она вдруг проявилась на фоне сосен, как проявляется фотография в соответствующем растворе. Матово-нагое тело на миг проступило до того отчетливо, что он было уже потянулся, и...

И последним усилием воли отступил на шаг, совсем незаметный в темноте, но все же на шаг, оставляя повисшее почти осязаемым комом желание между ними, и все же в себе самом.

Толяныч покрепче сжал бутылку, чувствуя пальцами малейшую шероховатость стекла, да так крепко, что вмиг заныли суставы, а содержимое - сразу все ударило в голову сотнями децибел, но он устоял, и...

- Давай-ка еще по глоточку, и пойдем купаться. - Обычным голосом сказала ведьма и протянула руку, снова растворяясь в темноте, становясь обыкновенным безлико-черным силуэтом, но Толяныч-то уже точно знал, что это не так.

Он протянул - бляха-муха, как трудно отлепляются пальцы - ей бутылку:

- Вот это дело. - Одобрил сделанный ею глоток, поднял голову, а огромный желтый глаз Луны подмигнул сверху вполне дружески.

Толяныч принял назад бутылку, помнящую ее прикосновение, припал к горлышку, неуловимо хранившему тепло ее губ. Незримый ток пронзил тело до самых пяток, а мурашки полосовали кожу, как маленькие торпеды. Преграда, отделявшая его от собственного клона стала совсем призрачной, вот-вот рухнет окончательно.

Потом взял ее за руку:

- Пойдем. - Сказал Толяныч обычным голосом. Сейчас совсем не важно, что будет завтра, не важно даже если Лиза его предаст.

Были он и она, и от всего остального мира их скрывала бархатная ночь.

***

Вода оказалась холодной, аж дух захватывало, но, словно бы этого только и не хватало, чтобы преграда, рассекающая его сознание, истаяла, как последняя льдинка весной. Фантик влился в сознание и тут же принялся наверстывать непрочитанные за время своей комы нотации: "А тебе, братуха, никогда не вредно остудиться, уж больно ты горяч. К тому же на берегу еще ждет волшебная настойка и Лиз..."

"Но сначала все-таки настойка. Это алкоголизм?"

"По-моему нет. Это просто холодная вода..."

Толяныч доплыл наконец до намеченной точки и лег на спину, раскинув руки и прислушиваясь к току крови внутри, а река вымывала успевшую накопиться мерзость не хуже самой разудалой коррекции. Мерзость уносило вниз по течению, навстречу сточным водам московских заводов, в которых она должна была затеряться. Совсем как тогда в фонтане Репинского парка...

Вот бы глотнуть еще настоечки, просто для того, чтобы окончательно почувствовать себя среди живых.

Так и кайфовал он вниз по течению, пока наконец не обнаружил, что отнесло его довольно далеко, и пора бы выгребать к берегу. А там... Там ждет не дождется Лиз! Хм, скромность, скромность - хочется верить, что действительно ждет. Да и настоечка... Точнее все-таки сначала уж настойка, а там посмотрим.

С тем он выбрался на берег, не в силах побороть растущее предвкушение, но Лиза, как оказалась, дожидаться не стала, а куда-то подевалась, лишь ее черная хламида лежала на песке возле сумки этаким залогом скорого возвращения.

Толяныч посмотрел на хламиду с надеждой, а потом не удержавшись, взял в руки. На ощупь шерсть, теплая еще ее теплом, по крайней мере ему хотелось думать, чтоб это именно так. Поднес к лицу. Вдохнул... Пахло чем-то неуловимо знакомым, чем-то травяным, острым, но едва слышным - ах, как он реально увидел ее, почувствовал запах ее кожи - и долго задерживал этот вдох в себе, не желая расставаться. Правда, тем временем другой рукой тщательно шарил в сумке, пока не нащупал заветную бутылочку, и, выпустив шерстяную ткань, быстро свернул шею, в смысле пробку - За тебя, Фант! - сделал могучий глоток, и лишь тогда выдохнул так же мощно.