Порт-Артур. Том 2 - Александр Степанов

Более опытный в житейских делах, чем простак Миротворцев, Гюббенет много и долго распространялся о необходимости соблюдать полный покой, не волноваться и вообще обратить самое серьезное внимание на здоровье генерала. При этом условии он обещал полное и скорое исцеление.

– Скажите правду, Борис Викторович, – умоляла его Вера Алексеевна, – рана не смертельна?

– Все в руках божьих. Но будем надеяться, что это так, – дипломатично отвечал главный хирург.

– Я вас запишу в свой поминальный синодик о здравии, Борис Викторович, и попрошу протоиерея Глаголева вынимать частицу из просфоры за ваше долголетие.

Гюббенет поблагодарил и почтительно приложился к ручке генеральши.

Стессель счел нужным также особо отметить проявленную при его ранении распорядительность Звонарева.

– Да, да, конечно, Анатоль. Поведение мосье Звонарева заслуживает награды, – вторила ему супруга.

– Все это найдет отражение в приказе. Прапорщик, вы имеете уже клюкву? – спросил генерал-адъютант.

– Никак нет, клюквенного морса у меня не имеется.

Дружный хохот окружающих был ответом на эти слова Звонарева.

– О господи, какой вы все еще штатский человек! – вздохнула Вера Алексеевна. – Я женщина, и то знаю, что «клюквой» называется красный анненский темляк на шашке – первая боевая офицерская награда.

– Орден Святой Анны четвертой степени с надписью «За храбрость», – пояснил Стессель.

– Никак нет, не имею!

– В таком случае властью, данной мне главнокомандующим, я поздравляю вас кавалером этого ордена, – объявил генерал, протягивая руку прапорщику.

– Мне кажется, я ее совсем не заслужил, – смущенно забормотал Звонарев.

– Не скромничайте, молодой человек, вы давно заслужили, и только не представлялось подходящего повода для награды. Давайте вашу шашку, я сама прикреплю к ней новый темляк, – запела Вера Алексеевна.

Начались общие поздравления. Были уже сумерки, когда наконец прапорщик после обильного обеда был отпущен домой. Около Пушкинской школы его окликнула Варя.

– Он сегодня умер, – печально сообщила она.

– Кто?

– Сахаров, конечно. Все шло так хорошо, и вдруг ни с того ни с сего крупозное воспаление легких – и через два дня конец.

– Откуда вы это узнали?

– Я дежурила около него последние сутки. Сделали все, что только было можно. Главный врач больницы Петр Андреевич Розанов не отходил от него ни на минуту, и все же спасти Василия Васильевича не удалось, – голос девушки дрожал от еле сдерживаемых слез.

Звонарев сочувственно вздохнул.

– Пожелаем ему царствия небесного.

– Он все время бредил, говорил что-то о Фоке и бранил Гантимурова, вспоминал Веру Алексеевну…

– Вы знаете, сегодня на Зубчатой батарее ранен Стессель, – в свою очередь, поделился новостью Звонарев.

– И серьезно? – довольно безучастно спросила девушка.

– Пустяки, оцарапало ему голову камнем или осколком при взрыве снаряда. Он-то старается всех убедить, что рана весьма опасна, а окружающие делают вид, что верят этому. Настоящая комедия! Меня за «безумную» храбрость, проявленную при оказании первой помощи генералу, наградили «клюквой», – похвастался прапорщик и подробно рассказал обо всем происшедшем.

– Если все это правда, то за что же вас наградили? А затем – неприлично разговаривать с дамой, сидя на лошади, потрудитесь сейчас же слезть на землю! – обрела свой обычный тон Варя. Звонарев повиновался. – Пойдемте к учительницам в школу. Вы им расскажете о своих чудесных приключениях.

В школе, где они застали Стаха и Борейко, в сотый раз Звонарев рассказал обо всем самым подробным образом, вплоть до своего неожиданного награждения. Последнее вызвало общий смех.

– Вы были на Электрическом Утесе, под Цзинджоу, на батарее литеры Б, при штурме Высокой, наконец, на фортах – и не удостоились даже благодарности, а тут сразу получили орден! – удивлялась Мария Петровна.

– Покажи-ка свою саблю, Сережа, – попросил Борейко.

Взяв шашку в руки, он с комическим видом понюхал красный темляк и, сорвав его с эфеса, бросил в горящую печь.

– Чтобы стесселевским духом от тебя не пахло, – пояснил он, возвращая шашку. – Есть награды, которыми можно и должно гордиться, а есть и такие, которые унижают, которых нельзя не стыдиться, – добавил он.

Звонок прервал этот разговор.

– Варя, тебя спрашивает какой-то служащий Тифонтая, – сообщила Оля, открывавшая дверь.

– Проси его сюда, – распорядилась Мария Петровна.

Через минуту в столовую вошел господин Шубин и раскланялся со всеми присутствующими.

– Я хотел бы переговорить с мадемуазель Белой без свидетелей, – проговорил он.

Удивленная девушка вышла с ним в соседнюю комнату.

– Наш общий друг и мой начальник Василий Васильевич Сахаров отошел в мир теней, – начал Шубин. – Незадолго перед своей смерч господин Сахаров через вас же передал мне записку, которую вы так хотели прочитать. Теперь я могу удовлетворить ваше любопытство. Василий Васильевич сделал завещание в вашу пользу. Он оставил вам всю обстановку своей квартиры. Он приказал мне передать вам, что это его свадебный подарок. Вам надо подать заявление в местный суд о вводе во владение. Я его уже заготовил, подпишитесь внизу, и я завтра с утра начну хлопотать об этом, – протянул бумагу Шубин.

– Но я не собираюсь выходить замуж, а поэтому, господин Шубин, не считаю возможным и вступать во владение завещанным имуществом, – отказалась Варя.

– Этим вы оскорбите тень нашего друга. Быть может, вы примете хоть небольшой слиток червонного золота на обручальные кольца? Когда в них встретится надобность, вы его используете.

Варя решительно отказалась. Вернувшись в столовую, она рассказала о завещании Сахарова и о своем отказе от наследства.

Друзья начали прощаться.

Пройдя полдороги вместе с Борейко, прапорщик свернул к штабу. Он подробно рассказал Степанову о дневных приключениях, умолчав, однако, о своем награждении. Капитан выслушал его с видимым интересом, а затем повел к новому командующему фронтом, генералу Горбатовскому.

Очень высокого роста, широкоплечий, с пушистыми седыми бакенбардами, с отрывистой лающей речью, он показался прапорщику типичным армейским бурбоном.

Генерал принял прапорщика просто и смеялся, слушая его рассказ.

Вернувшись от Стесселя, Фок уселся в мягкое кресло и принялся читать недавно полученную в Артуре немецкую газету «Остазиатнше Цейтунг». Не успел он погрузиться в дебри высокой политики, как к нему вихрем влетел радостный Гантимуров.