Порт-Артур. Том 2 - Александр Степанов

– Приказание вашего превосходительства выполнено. Сахаров умер.

– Когда и при каких обстоятельствах?

– Сегодня, от воспаления легких, которое я ему устроил. Надеюсь, вы теперь не откажетесь вернуть мне хотя бы часть моих векселей?

– У меня к этому нет никаких оснований, – невозмутимо ответил генерал.

– Зато у меня есть все основания считать вас непорядочным человеком, – вспыхнул поручик.

– Что вы, сутенер, шулер и просто мелкий жулик, понимаете в порядочности?

– Во всяком случае, больше, чем бывшие жандармы и шпионы.

– Напрасно вы думаете, что можете меня оскорбить. Я слишком презираю вас, чтобы обижаться. Но так как ваше присутствие не доставляет мне никакого удовольствия, то прошу вас покинуть мою квартиру. Эй, подать поручику пальто! – крикнул генерал.

Князь ушел. Фок по телефону вызвал Рейса и, попросив не допускать Гантимурова до Стесселя, добавил:

– Жду вас немедленно к себе.

– Позвать сюда Шубина, – приказал он затем денщикам.

Как только Шубин появился в комнате, лицо Фока сразу просветлело.

– Итак, наш милейший друг Василий Васильевич, к великому сожалению, покинул бренный мир. Что же вы собираетесь теперь делать?

– Господин Тифонтай предусмотрел этот случай Управление всеми делами передается мне, но под мудрым контролем вашего превосходительства, – отвечал Шубин.

– Никогда не думал, чтобы он оказался столь дальновидным.

– Покойный капитан был неплохим советчиком.

– Постараюсь во всем следовать ему, за исключением оплаты моих, как вы выразились, мудрых советов. По своему генеральскому чину и положению я должен получать значительно больше, чем получал Сахаров

В цене скоро сошлись. Обсудив затем некоторые детали, оба собеседника поднялись с мест.

– Да, не думаете ли вы, милейший, что некий князь совершенно не нужен в Артуре?

– Мои мысли всегда совпадают с желаниями вашего превосходительства.

– Тем лучше, медлить не следует.

– Все будет сделано в кратчайший срок!

Шубин исчез, а на смену ему появился Рейс.

– Надо немедленно опечатать квартиру Сахарова, – с места начал Фок.

– Это уже сделано.

– …и назначить комиссию для приведения в ясность оставшихся дел и имущества. Общее руководство – за мной, но меня в нее официально не вводите.

Рейс едва успевал записывать распоряжения Фока.

– Сегодня же оформите у Стесселя этот приказ.

– Будет сделано, ваше превосходительство.

– Итак, мы теперь без всяких посторонних лиц связаны со штабом, но, конечно, не Куропаткина, – весело засмеялся Фок. – И можно действовать смелее. Вам поручается «мадам», благо вы еще мужчина в соку и вполне сохранили свой гвардейский вид, а я вплотную займусь моим старым, но, увы, безнадежно глупым другом, – весело шутил генерал, потирая от удовольствия руки.

– Кстати, следовало бы также чем-либо отметить память нашего незабвенного друга. Это бы и для нас было полезной ширмой. Надо подумать о сооружении ему памятника в Дальнем, – предложил Рейс.

– Нет, этого без разрешения японцев не сделаешь. Проще представить его к ордену, например – к Георгиевскому кресту.

– Но за что же?

– Хотя бы за то, что так хорошо сумел наладить связь с… японцами. Это ведь дело весьма рискованное. Подайте-ка эту мысль Вере Алексеевне!

Поздний звонок встревожил собравшуюся на покой Веру Алексеевну. Не желая беспокоить уже дремавшего в постели мужа, она сама вышла в приемную.

– Приношу тысячу извинений! Не будь самых срочных дел, никогда не посмел бы обеспокоить в столь поздний час, – расшаркался Рейс. – Сейчас получил известие о смерти в больнице Красного Креста капитана Сахарова.

– Василий Васильевич умер? – с ужасом воскликнула генеральша и от волнения опустилась на стул. – Какое несчастие! Неужели эти медики не могли его спасти? Два дня тому назад уверяли, что он вне опасности – и вдруг умер! Завтра же велю отслужить по нем панихиду. – И Вера Алексеевна по-настоящему всхлипнула.

– После Василия Васильевича осталось значительное имущество, различные документы, имеющие, быть может, большую государственную важность. Все это надо привести в ясность, необходимо принять сразу же экстренные меры. Я набросал тут проект приказа и хотел просить его превосходительство о подписи.

– Анатоль уже спит, завтра с утра я передам ему. Никак не могу примириться с мыслью, что бедного Василия Васильевича уже нет на свете, – печально вздохнула Вера Алексеевна. – Когда же всем этим ужасам придет конец?

– Когда это найдет нужным и возможным Анатолий Михайлович.

– Разве дело только в нем? А Фок, Смирнов, Белый, Кондратенко, адмиралы…

– Генерал Фок давно уже обдумывает этот вопрос. Вот с Кондратенко договориться труднее! Остальных не стоит и принимать в счет. В случае чего их можно и обезвредить.

– Роман Исидорович еще месяц тому назад поднимал вопрос о сдаче, но Анатоль отклонил его предложение, – проговорилась генеральша. – Только вы не выдавайте меня мужу, Виктор Александрович. Это секрет.

– Тем не менее Кондратенко проявляет самую кипучую деятельность по обороне Артура и, кроме того, очень популярен среди солдат и младших офицеров.

– Ну, тех-то никто спрашивать не станет, что делать. Прикажут – они сдадутся.

– А если нет?

Вера Алексеевна с удивлением и страхом посмотрела на своего собеседника.

– Быть этого не может, – полушепотом проговорила она.

– Я вполне уверен, что первым откажется повиноваться приказу о сдаче все тот же Кондратенко, и гарнизон его поддержит. Недавно я шутя спросил его, что он будет делать при известии о сдаче Артура. Он совершенно серьезно ответил, что арестует начальника, отдавшего такое приказание, и будет продолжать сражаться до последнего человека.

– Анатоль об этом знает?

– Я не доводил до сведения его превосходительства.

– Напрасно. Я сама расскажу ему обо всем. Спокойной ночи. – И генеральша удалилась.

– В чем там дело? – сонно справился Стессель у жены.

Вера Алексеевна передала свой разговор с Рейсом. К известию о смерти Сахарова генерал отнесся совершенно спокойно. Но награждать Сахарова все же не согласился.

– Одним жуликом в Артуре стало меньше, царство ему небесное, – пробормотал он зевая.

– Как ты можешь так говорить о покойнике? О них или не говорят, или говорят хорошо.

– В могиле все безукоризненно честны, Верунчик. А Рейс – хитрая лиса, себе на уме, вроде твоего Кондратенко. Два сапога пара. Крестов же за мошенничества пока не дают.