Тигр. Тигр! - Альфред Бестер

— Ответ на ваш вопрос — «да».

— Спасибо, — сказал Фойл.

— Счастлив служить, — отозвался робот. — Человек в первую очередь — член общества, а только потом уже индивидуум. И независимо от того, обречет ли себя общество на уничтожение или нет, вы должны оставаться с ним.

— Совсем спятил, — раздраженно бросил Дагенхем. — Выключите его, Престейн.

— Погодите, — приказал Фойл, не сводя глаз с ослепительной улыбки, застывшей на механическом лице робота. — Но общество может быть таким тупым, таким запутавшимся… Ты свидетель нашего разговора.

— Верно, сэр, но вы должны учить, а не диктовать. Вы должны учить общество.

— Джантации в космосе? Зачем? Стоит ли нам рваться к звездам и галактикам? Ради чего?

— Потому что вы живы, сэр. С таким же успехом можно задаться вопросом «Ради чего жизнь?». Об этом не спрашивают. Просто живут.

— Сумасшествие, — пробормотал Дагенхем.

— Но увлекательное, — заметил Йанг-Йовил.

— Жизнь должна быть больше, чем простое выживание, — сказал Фойл роботу.

— Тогда определите это «больше» для себя, сэр. Не требуйте от мира гибели, если у вас возникли сомнения.

— Но почему мы не можем все идти вперед?

— Потому что вы все разные. Вы не лемминги. Кому-то нужно вести — и надеяться, что остальные не отстанут.

— Кому же вести?

— Тем, кто должен… одержимым.

— Выродкам.

— Все вы выродки, сэр. Вы всегда были выродками. Жизнь — это выродок.

— Спасибо тебе большое.

— Счастлив служить, сэр.

— Ты спас сегодняшний день. И не только сегодняшний.

— Где-нибудь всегда выдается чудесный день, сэр, — проговорил робот.

Потом он заискрился, затрещал и рухнул, развалившись на части.

Фойл повернулся к присутствующим:

— Он прав; а вы не правы. Кто мы такие, любой из нас, чтобы принимать решения за весь мир? Пускай мир сам принимает решения. Кто мы такие, чтобы хранить секреты от мира? Пускай мир знает их и решает за себя. Идем в собор.

Он джантировал; остальные — следом. Район до сих пор был оцеплен, но вокруг собралась колоссальная толпа. Столько опрометчивых и любопытствующих людей джантировало в дымящиеся развалины, что полиция установила защитный индукционный экран. И все равно озорники и зеваки пытались проникнуть на руины; опаленные индукционным полем, они убегали с жалобным воем.

По знаку Йанг-Йовила поле выключили. Фойл прошел по горячему щебню к восточной стене собора, от которой еще оставалось футов пятнадцать в высоту. Он ощупал почерневшие камни, раздался скрежещущий звук, и кусок стены три на пять футов с резким визгом стал открываться; потом заел. Фойл нетерпеливо схватил его и дернул. Перекаленные петли не выдержали и рассыпались, панель упала.

Двумя столетиями раньше, когда религия была запрещена, а истовые верующие всех исповеданий ушли в подполье, несколько преданных благочестивых душ устроили эту потайную нишу и обратили ее в алтарь. Золото распятия до сих пор сияло негасимым огнем веры. У подножия креста покоился маленький черный ящик из Инертсвинцового Изомера.

— Знак?.. — выдохнул Фойл. — Ответ, который я ищу?

Он выхватил тяжелый сейф прежде, чем кто-нибудь успел пошевелиться, джантировал сотню ярдов на остатки кафедральных ступеней и там, на виду у всей толпы, открыл. Вопль ужаса сорвался с губ сотрудников Разведки; они знали его содержимое.

— Фойл! — бешено закричал Дагенхем.

— Ради бога, Фойл! — заревел Йанг-Йовил.

Фойл вытащил кусочек ПирЕ — цвета кристаллов йода, размера сигареты… один фунт твердого раствора трансплутониевых изотопов.

— ПирЕ! — выкрикнул он, обращаясь к толпе. — Держите его! Это ваше будущее. ПирЕ! — Он швырнул кусочек в гущу людей и добавил через плечо: — Сан-Франциско!

Фойл джантировал Сент-Луис — Денвер — Сан-Франциско; там было четыре часа пополудни, и улицы кипели озабоченно снующими служащими.

— ПирЕ! — взревел Фойл. Его дьявольская маска налилась кровью и устрашающе горела. — ПирЕ… Он ваш. Заставьте их рассказать вам, что это… Ном! — крикнул он прибывающим преследователям и джантировал.

В толпе оцепеневших от ужаса лесорубов, торопящихся к своим бифштексам с пивом, возникла кошмарная фигура с тигриным оскалом. Фигура размахнулась и бросила что-то в гущу людей.

— ПирЕ! Эй, там, слышите меня, нет? ПирЕ! Хватайте — и без вопросов. Слышите там, вы? Пусть расскажут про ПирЕ, и все!.

Дагенхем, Йанг-Йовил и прочие, джантируюшие за Фойлом с секундным опозданием, услышали:

— Токио. Императорская площадка!

Он исчез за миг до того, как долетели их пули.

Фойл побывал в Бангкоке, где дождь лил как из ведра, и Дели, где бушевал муссон… преследуемый по пятам гончими псами. В Багдаде в три часа ночи его встретили пьяным умилением завсегдатаи ночных баров, джантирующие вокруг света, вечно опережая время закрытия на полчаса. В Лондоне и Париже стояла полночь; шумные толпы на Елисейских Полях и Пикадилли бурлили, как море, от странных действий и страстных призывов Фойла.

Проведя своих преследователей за пятьдесят минут почти полный путь вокруг света, Фойл позволил в Лондоне настичь себя. Он позволил им повалить себя, вырвать из рук сейф из ИСИ и пересчитать оставшиеся кусочки ПирЕ.

— Для войны осталось достаточно. Вполне достаточно для полного уничтожения… если посмеете. — Фойл смеялся и рыдал в истерическом триумфе. — Миллиарды на оборону, но ни гроша на выживание…

— Ты понимаешь, что ты наделал, убийца?! — закричал Дагенхем.

— Я знаю, что сделал.

— Девять фунтов ПирЕ разбросаны по миру! Одна мысль, и мы… Как забрать его, не говоря им правды?! Ради бога, Йео, осади эту толпу. Они могут услышать.

— Это выше наших сил.

— В таком случае джантируем.

— Нет! — прорычал Фойл. — Пусть слышат. Пусть слышат все.

— Ты сошел с ума. Только безумец даст заряженный револьвер несмышленому ребенку.

— Прекратите относиться к ним как к детям. Объясните им про заряженный револьвер. Откройте все. — Фойл свирепо рассмеялся. — Только что я положил конец последней тайне. Никаких больше секретов… Никаких больше указаний детишкам, что для них лучше… Пусть взрослеют. Пора уже.

— Господи, он в самом деле потерял рассудок.

— Разве? Я вернул жизнь и смерть в руки людей, которые живут и умирают. Простого человека слишком долго бичевали и вели такие одержимые, как мы… необузданные, неукротимые люди… люди-тигры, которые не могли не подхлестывать мир. Мы все тигры, все трое, но кто мы такие, какое право имеем решать за всех? Пусть мир сам выбирает между жизнью и смертью. Почему мы навьючены такой ответственностью?