11/22/63 - Стивен Кинг

Или он что-то нес под пальто. До покушения Ли пристреливал свою новую винтовку неподалеку от Лав-Филда, написал Эд. Меня не волновало, что и где он пристреливал. Тревожило другое: я едва не столкнулся с ним лицом к лицу. Без должных на то оснований предположил, что пропустил момент его ухода на работу и...

А почему, собственно, он не на работе в понедельник утром?

Я отмел вопрос и вышел из дома, размахивая портфелем. В нем лежал роман, который я не собирался заканчивать, бумаги Эла и описание моих приключений в Стране прошлого.

Если вечером десятого апреля Ли будет не один, кто-то из соучастников покушения может заметить меня и даже убить, тот же де Мореншильдт. Я по-прежнему думал, что вероятность этого невелика, а шансов убежать, убив Освальда, гораздо больше. Тем не менее меня могли поймать и арестовать за убийство. Я не хотел, чтобы кто-нибудь – к примеру, полиция – нашел записи Эла или мои мемуары, если уж такое произойдет.

Восьмого апреля я счел, что важно увезти мои бумаги подальше от сбитого с толку агрессивного молодого человека, который жил в квартире наверху. Приехал в «Первый зерновой банк» Далласа и совершенно не удивился поразительному сходству сотрудника, который меня обслуживал, с банкиром из «Хоумтаун траст», помогавшим мне в Лисбон-Фоллс. По фамилии Линк, а не Дьюсен, но он все равно выглядел как стародавний кубинский руководитель джаз-оркестра Хавьер Кугат.

Меня интересовали депозитные банковские ячейки. Скоро все рукописи лежали в ячейке 775. Я вернулся на Нили-стрит, и на мгновение меня охватила жуткая паника, потому что я не мог найти ключ от банковской ячейки.

Расслабься, сказал я себе. Он в твоем кармане, а если его там нет, тогда твой приятель Ричард Линк с радостью даст тебе дубликат. Возможно, тебе это обойдется в один бакс.

И, словно эта мысль подействовала на ключ, он нашелся в глубинах кармана, под мелочью. Я повесил его на кольцо с другими ключами, чтобы больше никуда не делся. Если придется бежать к «кроличьей норе» и возвращаться в прошлое еще раз, ключ останется при мне... хотя произойдет сброс на ноль всего, что я сделал за четыре с половиной года. И рукописи, которые сейчас лежали в банковской ячейке, затеряются во времени. Возможно, это следовало отнести к хорошим новостям.

Но точно так же затеряется и Сейди, а это была плохая новость. 

Глава 22

Вторая половина десятого апреля выдалась теплой и солнечной, ощутимо повеяло летом. Я надел брюки и один из пиджаков, купленных в тот год, когда я учил деток в Денхолмской объединенной школе. Револьвер «Полис спешл» тридцать восьмого калибра, полностью заряженный, отправился в портфель. Нервозности я не помню. Теперь, когда время пришло, я напоминал человека в скафандре изо льда. Посмотрел на часы: половина четвертого.

Я вновь намеревался припарковаться на стоянке универсама «Альфа-Бета» на Уайклифф-авеню. Туда я попаду в четверть пятого, с учетом интенсивного движения в центре города, который мне предстояло пересечь. Потом обследую проулок. Если он окажется пуст – а ничего другого в такой час я и не ожидал, – загляну за доску, которая висела на одном гвозде. Если в записях Эла все правильно и Ли действительно привез винтовку заранее (пусть с месторасположением тайника Эл и ошибся), тогда там я ее и найду.

Потом посижу в автомобиле, наблюдая за автобусной остановкой на случай, если Ли приедет раныце. В семь часов, когда в мормонской церкви начнется служба для новичков, пойду в кофейню, где целый день кормят завтраком, и сяду у окна. Поем через силу, наблюдая за подъезжающими к остановке автобусами, чтобы определить, один приедет Ли или с компанией. Надеюсь, что не увижу огромного «Кадиллака» де Мореншильдта.

Такой план я составил на этот вечер.

Я взял портфель, еще раз взглянул на часы. Тридцать три минуты четвертого. Я заранее залил бак «шеви», автомобиль стоял наготове. Если бы в тот момент я вышел из дома и сел за руль, как и планировал, телефон зазвонил бы в пустой квартире. Но я этого не сделал, потому что кто-то постучал в дверь, когда я уже потянулся к ручке.

Я открыл дверь. На пороге стояла Марина Освальд.

Несколько секунд я только таращился на нее, не в силах ни двинуться, ни произнести хоть слово. По большей части сказалась неожиданность ее появления, но не обошлось и без еще одной причины. Пока она не встала прямо передо мной, я не осознавал, что ее большие синие глаза очень похожи на глаза Сейди.

Марина то ли проигнорировала удивление, написанное на моем лице, то ли не заметила его. Ей хватало своих проблем.

– Пожалуйста, извините, вы не видели моего муха? – Она прикусила губу и покачала головой. – Му-ша. – Попыталась улыбнуться – а с новыми зубами ее улыбка стала очень красивой, – однако не получилось. – Извините, сэр, не говорю хорошо английский. Я Бьелоруссия.

Я услышал, как кто-то – как потом понял, я сам – спрашивает, имеет ли она в виду мужчину, который живет наверху.

– Да, пожалуйста, мой муш. Мы жить наверху. Это наша malyshka... наш ребенок. – Она указала на Джун, которая сидела в прогулочной коляске у лестницы и с довольным видом сосала пустышку. – Он теперь все время уходит, после того как потерял работу. – Она вновь попыталась улыбнуться, но глаза сузились, в уголке левого налилась слеза и скатилась по щеке.

Ясно. Старина Бобби Стоуволл решил, что все-таки может обойтись без лучшего в фотолаборатории специалиста.

– Я не видел его, миссис... – «Освальд» едва не сорвалось с языка, но я сдержался. И хорошо, потому что откуда я мог знать их фамилию? На дом посыльные им ничего не приносили. На крыльце стояли два почтовых ящика, но их фамилия не значилась ни на одном. Как и моя. Я тоже ничего не заказывал на дом.

– Ос-вальд. – Она протянула руку, и я пожал ее, все больше убеждаясь, что это сон. Однако маленькая сухая ладошка была вполне реальной. – Марина Ос-вальд, сэр, и я рада познакомиться с вами, сэр.

– Сожалею, миссис Освальд, я не видел его сегодня. – Вранье, конечно, я видел, как он спустился по лестнице в самом начале первого, уже после того, как универсал Рут Пейн увез Марину и Джун в Ирвинг.

– Я тревожусь о нем, – призналась Марина. – Он... я не знаю... извините. Не хотела вас беспокоить. – Она вновь улыбнулась – самой нежной, самой грустной улыбкой – и вытерла медленно катящуюся по лицу слезу.

– Если я увижу его...

Теперь на лице Марины отразилась тревога.

– Нет-нет, ничего не сказать. Он не любит меня говорить с незнакомцами. Он придет домой ужинать, почти наверняка. – Она спустилась с крыльца и заговорила на русском с малышкой, которая засмеялась и протянула пухлые ручонки к матери. – До свидания, мистер сэр. Премного благодарна. Вы говорить ничего?

– Хорошо, – кивнул я. – Буду нем как рыба. – Она, кажется, не поняла, но кивнула и облегченно улыбнулась, когда я приложил палец к губам.

Я закрыл дверь, чувствуя, что весь вспотел. Где-то взмахнула крылышками не одна бабочка, а целое их облако.

Может, все это ерунда.

Я наблюдал, как Марина катит коляску с Джун по тротуару в сторону автобусной остановки, где, вероятно, она намеревалась подождать своего муша... который что-то задумал. Она знала, что задумал. Это читалось на ее лице.

Как только Марина скрылась из виду, я опять потянулся к дверной ручке, и тут зазвонил телефон. Я уже решил, что не буду брать трубку, но лишь несколько человек знали мой номер, и среди них женщина, которой я очень дорожил.

– Алло?

– Привет, мистер Амберсон. – Мужской голос с мягким южным выговором. Не уверен, что сразу понял, кто это. Не моху вспомнить. Но думаю, что понял. – Кое-кто хочет вам кое-что сказать.

В конце 1962 – начале 1963 года я жил двумя жизнями: одной – в Далласе, другой – в Джоди. Они слились десятого апреля, в три тридцать девять пополудни. Когда в трубке начала кричать Сейди.

Сейди жила в одноэтажном сборном доме на аллее Ульев, в одном из четырех или пяти кварталов однотипных домов, построенных в западной части Джоди. Сделанная с воздуха фотография этого микрорайона, размещенная в учебнике по истории 2011 года, могла бы называться «первое жилье[146] середины двадцатого столетия». Сейди приехала около трех пополудни, после собрания своих помощников-школьников. Я сомневаюсь, что она заметила красно-белый «Плимут-фьюри», припаркованный у тротуара чуть дальше, в этом же квартале.

На другой стороне улицы, в четырех или пяти домах, миссис Холлоуэй мыла свой автомобиль («Рено-дофин», на который подозрительно поглядывали соседи), и Сейди помахала ей рукой, когда вылезла из своего «жука». Миссис Холлоуэй ответила тем же. Единственные владельцы иностранных (и в чем-то инопланетных) автомобилей в квартале, они поддерживали друг друга.