Красная тетрадь - Екатерина Мурашова

– Страшных клятв ты, Шурочка, от меня не дождешься, а слово – даю. Коли веришь на слово, говори.

– Верю, тетя Варя, тебе – верю. Ты слов пустых никогда не говорила. Я хочу тебе товар предложить. Одно так отдам, забесплатно, потому что – грех. А другое – купи. Ты потом придумаешь, как использовать. А больше никто. И не спрашивай меня, как ко мне попало. Я рассказать не могу, потому что сам слово дал.

– Ну что ж, давай, однако, торгуй, – Варвара усмехнулась. Сколько ж ему лет? – пыталась вспомнить и не могла сосчитать наверняка.

– Если мама зайдет, или еще кто, – быстро предупредил Шурочка. – Я сразу все спрячу и скажу, что ты мне остяцкую сказку рассказываешь. Все знают, что я сказки люблю. А ты подтвердишь.

– Ладно, будь по-твоему, – кивнула Варвара. Ситуация все больше забавляла ее.

Шурочка между тем отбежал к постели, сунул руку под подушку и вынул оттуда маленький золотой крестик на цепочке.

– Вот, это забесплатно отдаю, чтоб ты хозяину вернула или как хочешь. Да чтоб он не догадался, от кого шло.

– Кому ж отдать? – Варвара рассматривала крестик. В нем не было ровным счетом ничего особенного. Впрочем, вот на обратной стороне не то какая-то царапина, не то непонятная буква…

– Измайлову Андрею Андреевичу, – прошептал Шурочка. – Инженеру…

– Ого! – не сдержавшись, воскликнула Варвара.

Вот тебе и забавная детская тайна. Откуда и каким образом в руки мальчишки попал нательный крест Измайлова?! И ведь не расскажет, шельмец, ни в коем случае… Варвара попыталась вспомнить купающегося в озере инженера. Был на нем крест или не было? Конечно, было уже темно, но ведь светила почти полная луна, да и цепкая память художницы должна была захватить такую деталь. Кажется, креста не было…

– Хорошо, а где же товар? – Варвара убрала крест и со спокойною выжидательною миною взглянула на Шурочку.

– Вот! – Шурочка сунулся под стол, на котором были разбросаны книжки и рисунки, и что-то с треском отодрал от нижней поверхности доски. Явившаяся взору Варвары тетрадь была обвешена обрывками лент для ловли мух. По-видимому, с их помощью хитроумный Шурочка приклеил тетрадь к изнаночной поверхности столешницы.

– Господи, да это же инженера красная тетрадь! – ахнула Варвара, вглядевшись.

– Точно, – подтвердил Шурочка. – Тут все очень интересно написано. Только я не понял ничего.

– Да где ж ты ее взял?!

– А не скажу. Я ж тебя предупредил!

Варвара с силой дернула себя за смоляные косы, возвращая спокойствие.

– Хорошо, Шура. Только ты мне скажи теперь: с Андреем Андреевичем… ничего не случилось? Где он теперь, ты знаешь?

– Где теперь – не знаю. Но нынче с ним… ну, все хорошо. Могло бы случиться, да обошлось, – загадочно добавил Шурочка. – Только вот тетрадь он потерял. А я и нашел…

«Это что же такое должно случиться с человеком, чтобы он потерял тетрадь, с которой никогда не расставался, и нательный крест? – подумала Варвара. – Ох, неспроста он намедни на заимку приехал, неспроста… И спросить не у кого, Нади нету. Впрочем, может, как раз в тетради про то и написано…»

– Чего же ты хочешь за эту тетрадь? – спросила Варвара. – Сколько денег?

– Я не хочу денег, – быстро сказал Шурочка. Видно было, что он давно все обдумал. – Я хочу слиточек золотой. Хоть самый малепусенький. А то у нас прииски золотые есть, а я не разу и золота-то не видал. Папа давно хотел меня на прииск свозить, да мама не пустила. Боится чего-то…

– Не дурна губа! – усмехнулась Варвара. – Слиточек ему. А ты хоть знаешь, почем золото идет?

– Знаю, – так же быстро ответил Шурочка. – 19000 рублей за пуд, это если в казенную лабораторию сдавать. Старателям платят из двух рублей шестидесяти копеек за золотник, а если у перекупщиков, то и до четырех с полтиной может дойти…

Варвара очень внимательно поглядела на стоящего перед ней ребенка. Ничего особенного углядеть не сумела. Тяжело вздохнула.

– Ладно, давай тетрадь. Будет тебе слиточек. С собою у меня нет, но нынче же пришлю со служкой из лавки… Что?

– Ты, тетя Варя, только не обижайся… – ласково сказал Шурочка. – Я ведь не то, чтоб тебе не верю, упаси Господи! Я просто думаю, вдруг ты позабудешь, или дела какие… Давай так: ты мне слиточек из лавки, а я в сей же момент и тому же человеку – тетрадь в завертке… Он ее тебе и отнесет…

– Ну и жук ты! – со сложным чувством воскликнула Варвара.

– Есть немного, – вроде бы смутился Шурочка и заскреб ножкой половицы.

К вечеру обмен был совершен по предложенной Шурочкой схеме. Довольный Шурочка присел к столу, взвесил на ладошке овальный золотой слиточек, похожий на маленького кабанчика.

– Золотника два с половиной будет, а то и все три, – сам себе сказал мальчик, пододвинул листок с каким-то в меру корявым изображением и взял в руку карандаш. – Возьмем три, зато цену будем считать помалу… положим, три рубля за золотник. Значит, все вместе будет – как? Три на три – девять рублей, да плюс рупь от тети Элайджи, да минус гривенник Зайчонку, да потом еще ей же пряников кулек за семь копеек, чтоб своим не проболталась, кто тетрадь взял. Крест даром пошел, но то правильно, чтоб греха на душу не брать. (В этом месте своих размышлений Шурочка привстал и почтительно перекрестился в красный угол, на иконку. Вслед матери и бабке Марфе, он был очень набожен, любил ходить в церковь, легко постился и долго и продуманно молился Боженьке по вечерам.) Итого… Девять рублей да восемьдесят три копейки чистой прибыли… Да еще Лисенок с Волчонком обещали мышек не позднее Воздвижения Креста Господня. А от них и опять прибыль… Хорошо. Очень даже хорошо…

Поздние, легкие летние сумерки удивленно заглядывали в комнату, где семилетний Шурочка довольно улыбался и потирал ладошки. Сибирь, господа, Сибирь, колониальная окраина великой империи…

Как писал один местный самодеятельный поэт:

«У нас пока в Сибири два предмета:

Мозольный труд да деловой расчет.

Всем нужен хлеб и звонкая монета.

Так любознание кому на ум пойдет?»

Поздне-летними вечерами Серж Дубравин (он же – Дмитрий Михайлович Опалинский, право, уж и не знаю, как теперь читатель различать будет. Но жизнь все запутала, и вины автора в том нет. Придется, однако, по контексту. Не называть же каждый раз: муж Марьи Ивановны. Неловко как-то…)… Итак, упомянутый Серж Дубравин любил ходить на Березуевские разливы, любоваться закатами. Безлюдье и богатая звериная, растительная и птичья жизнь в обширных, залитых водой поверхностях и вокруг них навевали мысли медленные, величественные и философические. Что, дескать, наша жизнь в сравнении с этим вечным круговоротом! Да и небесные, подсвеченные усталым вечерним золотом облачные замки попросту не с чем было сравнить даже человеку, пожившему в обоих российских столицах. Закаты же над разливами случались и вправду удивительные. Отличительной их чертою были неяркие, но при том удивительно чистые цвета. Нынче как раз звучал негромкой небесной музыкой один из них. Тончайшие переливы цвета на небе: не ликующий восторг парчи, но робкий шепот бархата…