Джеймс Поттер и Зал Пересечения Старейших - Джордж Липперт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дамы и господа Хогвартса, — сказал он, поворачиваясь и обращаясь к толпе, — было особым удовольствием служить вам в этом году. Это был, насколько я знаю, удивительно поучительный год для всех нас. Мы укрепились в нашей решимости работать с европейским магическим сообществом над поддержанием честности и справедливости по всему миру, не только магическому, но и всего человечества, — он оглядел толпу, улыбаясь, а затем снял очки и вздохнул. — Я подозреваю, что впереди тяжелые времена.
Дуют ветра перемен. По обе стороны океана мы сталкиваемся с силами, сотрясающими сами основы наших культур. Но мы подружились, мы и вы, и выстоим, что бы ни случилось. Я живу уже очень долго и могу сказать с известной долей уверенности, что перемены всегда как ветер. Испытание для хороших людей состоит не в том, чтобы помешать изменениям, а в том, чтобы придать им форму, когда они придут, так, чтобы они принесли пользу, а не разрушения. По прошествии этого года я уверен, что мы можем преуспеть в этом начинании.
Раздались аплодисменты, хотя Джеймс почувствовал, что они были немного формальными. Не все в толпе были согласны с Франклином, и не у всех несогласных были одинаковые причины. Тем не менее, это была хорошая речь, и Джеймс был рад, что Франклин произнес ее. Толпа продолжала аплодировать, пока Франклин забирался в Фольксваген «Жук». Он помахал из-за приоткрытой дверцы.
Кто-то похлопал Джеймса по плечу. Он обернулся и посмотрел вверх. Перед ним стоял профессор Джексон. Высокий, одетый в черное, Джексон выглядел еще более внушительно, чем обычно. Он смотрел вниз на Джеймса, нахмурив брови.
— Думаю тебе бы хотелось иметь это при себе, — сказал Джексон. Джеймс заметил, что он держит маленький деревянный ларец. Джексон взглянул на предмет в своих руках, а затем протянул его Джеймсу. — Это было найдено в комнатах мадам Делакруа. Думаю, это принадлежит тебе больше, чем кому бы то ни было. Распоряжайся им, как посчитаешь нужным.
Джеймс принял этот ящичек, который оказался удивительно легким. Он был странного зеленого цвета и покрыт глубоко вырезанным орнаментом из значков. Это напомнило ему лозы на дверях в Пещерную Цитадель. Он хотел спросить профессора Джексона, что там такое, но тот уже шел через двор к «Стрекозе». Он остановился, дойдя до машины, а затем повернулся и поднял одну руку, прощаясь, его лицо было каменным, как и его прозвище. Толпа аплодировала ему дольше и громче, чем даже Франклину. Удивительно, но Джексон стал любимцем Хогвартса не столько вопреки своей манере поведения, а, скорее, благодаря ей.
После того как Джексон сел в машину, оставшиеся члены делегации быстро распределились по автомобилям. Неофициальная делегация из американского департамента административной магии прибыла из Лондона днем ранее, чтобы присоединиться к своим соотечественникам во время обратной поездки в Штаты. Они забрались в машины, кивнув на прощание собравшимся. Последними были носильщики, которые упаковали кучу багажа в видимо бездонные багажники автомобилей, а затем сели за руль.
Крылья автомобилей плавно развернулись и начали рассекать воздух. Додж «Хорнет» взлетел первым. Скрипя рессорами и металлом, он поднялся в воздух и медленно развернулся. Статц «Стрекоза» и Фольксваген «Жук» последовали за ним, их низко гудящие крылья били воздух и колыхали траву на внутреннем дворе. Затем с неожиданной грацией и скоростью они умчались, их носы были наклонены к земле. Спустя меньше минуты шум их полета потерялся в весеннем ветре, дующем из-за холмов.
Ральф, Зейн и Джеймс плюхнулись на скамейку рядом со входом во двор.
— Так что в коробке, которую дал Джеймс? — спросил Ральф, глядя на нее с любопытством.
— На твоем месте я бы даже открывать ее не стал, — предупредил Зейн. — Помните, что он говорил насчет того, чтобы сделать нашу жизнь «интересной»? Он такой парень, что мог дождаться собственного отъезда, а потом отомстить нам. Таким образом, неприятности начнутся после его ухода, — он постучал себя по голове с умным видом.
Джеймс нахмурился и медленно покачал головой. Он смотрел на ларец у себя на коленях. Крышку удерживала закрытой медная защелка на передней панели. Не говоря ни слова, он повернул ее и поднял крышку. Зейн и Ральф наклонились вперед, чтобы посмотреть. Внутри этот ящичек был выстлан фиолетовым бархатом. Лишь одна вещь лежала внутри, поверх сложенного кусочка пергамента.
— Я не понимаю, — сказал Ральф, снова садясь назад. — Это кукла.
Джеймс взял ее и поднял. Это действительно была маленькая фигурка, грубо сделанная из мешковины и шпагата с разными пуговицами вместо глаз.
Зейн пристально смотрел на нее, лицо его было серьезно.
— Это же… это же ты, Джеймс.
Конечно, фигурка не имела портретного сходства. Черные нитки на голове представляли хорошо известные непослушные волосы Джеймса. Даже форма головы, линия ниточного рта и расположение пуговичных глаз дополняли жуткий портрет.
Джеймс вздрогнул.
— Это кукла вуду, — сказал он. Вспомнив о записке в ящичке, мальчики достали ее и, развернув, стали читать.
Мистер Поттер,
Вы, безусловно, поняли, что это такое. На этом семестре во время курса Техномантии у нас не было достаточно времени, чтобы обсудить древнее искусство Репрезентационной Гармонии, но я подозреваю, что последствия вам ясны. Это было найдено в покоях мадам Делакруа.
После небольшой дискуссии с Директрисой и портретами Северуса Снейпа и Альбуса Дамблдора — о чьем интересе к вам давно известно — было решено, что вам будет полезно знать, как мадам Делакруа пользовалась этим предметом, чтобы навредить вам. Элегантность ее методов восхищает. Эта фигурка была помещена рядом с более крупной по размерам фигуркой вашего отца, Гарри Поттера. С другой стороны находилась свеча. Похоже, она все время следила, чтобы свеча не потухла. Результатом, естественно, мистер Поттер, стало то, что ваша фигурка всегда была в тени вашего отца.
В искусстве вуду всегда есть некое зерно истины.
Делакруа знала, что вы вполне оправданно боретесь с тем, что от вас ожидают славы, сравнимой с овеявшей вашего легендарного отца.
Урок, который вы должны извлечь из этого, мистер Поттер, состоит в том, что эти чувства не являются плохими по сути, но нуждаются в некотором обдумывании. Поразмышляйте над тем, кто вы есть. Эмоции кажутся правильными, но они могут сбить с верного пути. И они могут быть, как вы уже поняли, использованы против вас самих. Я повторю, как ваш учитель и старший, что вам стоит поразмышлять над чувствами, которые вы испытываете.
Подчините их, или они подчинят вас себе.
Теодор Хиршалл Джексон.
— Вау! — выдохнул Ральф. — Неспроста ее прозвали «королевой вуду!»
— Что собираешь с ней делать, Джеймс? — спросил Зейн. — В смысле, уничтожив ее, ты, в какой-то мере, уничтожишь себя.
Джеймс уставился на свою уменьшенную, непривлекательную копию.
— Я так не думаю, — задумчиво ответил он. — Не думаю, что тогда Джексон отдал бы ее мне. Полагаю, он просто хотел, чтобы я помнил о случившемся. И приложил усилия, чтобы это не повторилось.
— Ну? — повторил Зейн. — Что собираешься с ней делать?
Джеймс стоял, засовывая куклу в карман джинсов:
— Не знаю. Думаю, оставлю себе. На время.
С этим, трое мальчиков направились в школу, собираясь делать настолько мало, насколько возможно в свой последний учебный день в этом году.
Той же ночью, не сумев заснуть от волнения перед предстоящим отъездом, Джеймс встал с кровати. Он прокрался по лестнице в гостиную, надеясь застать кого-нибудь за игрой в шахматы или даже в «Складки и сверла». Тускло освещенная комната оказалась пуста. Он уже повернул обратно, когда что-то привлекло его внимание. Возле камина сидел призрак Седрика Диггори. Его серебристая фигура была по-прежнему прозрачной, но гораздо более плотной, чем в последний раз, когда Джеймс видел его.
— Я пытался придумать себе имя, — улыбнувшись, произнес Седрик. Джеймс, тем временем, уселся на соседний диван.
— Но у вас уже есть имя, разве не так? — спросил Джеймс.
— Да, но не подходящее для призрака. Не то что «Почти Безголовый Ник» или «Кровавый Барон». Нужно нечто особенное.
Джеймс задумался:
— Как насчет «Охотника за Надоедливыми Маглами»?
— Несколько длинное.
— Можете предложить получше?
— Я думал… Только не смейся, — привидение строго посмотрело на Джеймса. — Я думал о чем-то вроде «Молчаливого Призрака».
— Хммм, — осторожно ответил Джеймс. — Но ты же не молчишь. По сути, теперь тебя слышно намного лучше. Твой голос больше не звучит так, словно доносится из-за Великой Грани.
— Да, — согласился Седрик, — теперь меня стало немного больше… если можно так выразиться. Я стал настолько же призрачным, как и большинство прочих школьных привидений. Но меня не было слышно в течение долгого-долгого времени, разве нет?