Все пули мимо - Виталий Забирко

В общем, ещё один очаг напряжённости в моей империи образовался. Но если с казацкой республикой мирное противостояние войск наблюдается, то тут кровушка рекой льётся.

Опять собрал через полторы недели Сашок оперативное совещание, полевого генерала, операцией на Украине командующего, в Москву вызвал.

Сидит Сашок во главе стола длинного, серый от недосыпа, осунувшийся, лишь глаза неестественно блестят.

— Вот, — папку пухлую на стол перед всеми бросает, — ноты протеста практически всех государств против нашей экспансии на Украине.

— Да плевать мы хотели на эти ноты! — режет напропалую своё мнение начальник штаба. — Никому никогда не удавалось навязать чужую волю Российской армии!

Такой взгляд на него Сашок бросил — думал, испепелит на месте. Нет, говорит спокойно, размеренно:

— Начни мы войну с мятежными казаками, ты был бы абсолютно прав. Украина же по другой статье проходит — у неё соглашение с НАТО было, а правительство, во Львове только что созданное, себя правопреемником предыдущего объявило. Так что в лучшем случае у нас неделя на погашение конфликта есть, иначе региональный конфликт грозит в общеевропейскую войну вылиться. А мы сейчас в такую авантюру встревать не готовы.

Здесь Сашок взгляд тяжёлый на командующего армией переводит и вопрошает:

— Справишься с такой задачей за неделю?

Поднимается медленно боевой генерал, китель одёргивает, взгляд Сашка таким же прямым взглядом встречает.

— Нет, — говорит твёрдо.

Тишина гробовая в кабинете падает, только слышно, как Сашок нервно карандашом по столу постукивает. Никому обоснований аргументированных не требуется — и так всё ясно.

— Значит, Западной Украиной придётся пожертвовать… — наконец изрекает Сашок устало, глаза в столешницу вперив. — Или у кого будут другие предложения?

Перевожу я растерянно взгляд с одного генерала на другого — молчат все, будто воды в рот набрав. «Неужели так и будет?» — думаю. Вот и дождался я своего первого поражения… И Пупсик здесь бессилен — пупок надорвёт, такое количество людей охмурить.

Но тут натыкаюсь взглядом на генерала войск ракетно-космических. Набычился генерал, желваки по скулам ходуном ходят, сигарета потухшая из одного угла рта в другой так и прыгает. По всем его делам знаю — не привык он кампании проигрывать, почему и в опале до Сашка постоянно был. И как увидел я реакцию генерала этого, так словно вспышка в мозгах у меня случилась, мыслью дикой сознание озарив.

— Зачем же жертвовать, — веско, слова растягивая, чтобы волнение скрыть, практически впервые на совещании голос подаю. — Есть радикальное решение этой проблемы. Ультиматум хохлам выдвинуть, что если в течение двух суток они не согласятся на безоговорочную капитуляцию, то мы будем вынуждены применить ядерное оружие. Мне помнится, здесь как-то прозвучало, что на подобную территорию одной ракеты с восемью боеголовками вполне хватит.

Тут я в упор на генерала ракетно-космического смотрю. И все на него, как по команде, взгляды переводят.

Каменеет враз генерал, потухшая сигарета во рту застывает. А Сашок, и без того от переутомления серый, последний еле заметный оттенок жизненный с лица теряет. Знаю, против он подобных методов, но «установку» Пупсика — мне не перечить — пересилить не может.

— Как ты считаешь? — голосом потусторонним к генералу ракетно-космическому обращается.

Жестом предельно собранным генерал сигарету потухшую в пепельницу кладёт, новую не торопясь закуривает, затягивается глубоко и лишь тогда углом рта рокочет басом, вместе с клубами дыма слова роняя:

— Я — за.

И выражение лица у него при этом столь зверским становится, что впору с него художнику какому Антихриста писать.

Такое у меня впечатление было, что я к себе на усадьбу из Кремля не в лимузине ехал, а на крыльях летел. Душа пела. Теперь, точно, сподобился своим решением в скрижали Истории попасть. И сам, сам ведь эту строчку золотыми буквами впишу, никто другой за меня рукой водить не будет! Только бы хохлы ультиматум не приняли…

И ведь не приняли-таки! Уже под вечер мне в особняк Сашок позвонил и доложил, что отверг Львов наш ультиматум. Небось, думают, что на такие радикальные меры мы не способны — кишка, мол, тонка. Ишь, размечтались!

— Так что ты предлагаешь? — жёстко в телефонную трубку спрашиваю, в голосе Сашка неуверенность чувствуя. И, чтобы раз и навсегда пути к отступлению отрезать, сам вероятное решение формулирую: — Сейчас ракету запускать?

Молчит некоторое время Сашок, затем говорит голосом треснутым:

— Мы обязаны придерживаться условий своего ультиматума. Раз дали сорок восемь часов…

— …значит, остался уже сорок один, — твёрдо заканчиваю за него фразу. — Вели, чтобы ракету к пуску готовили!

И трубку раздражённо бросаю. Неприятно даже стало — и когда это Сашок чистоплюем заделаться успел? Когда «крутяков» мочил, таким не был… Всё настроение возвышенное испортил.

Выпил я для поднятия тонуса рюмку водки, но что-то не помогло. Побродил по комнатам неприкаянно и совсем в уныние впал. Во, блин, как высот политических достиг, так и словом перемолвиться не с кем! У прислуги в глазах лишь один вопрос немой имеется: «Чего изволите-с?», и с кем-либо из них болтать — зря время тратить. А Алиска носом в телевизор уткнулась, сериал какой-то из жизни королей смотрит — не оторвать.

И тут вдруг потянуло меня к Пупсику, да так сильно, что я себе не поверил и стал нарочно желание это сдерживать, словно боялся встречи с ним. Будто какая-то трещинка между нами возникла, когда я впервые на самостоятельный шаг в своей карьере без магии пацана решился. И всё же поплёлся к нему — совесть уговорила: давно его не видел, совсем, небось, от одиночества он отшельником в особняке стал.

Вхожу к пацану на кухню, улыбку радушную на морду вешаю. А он на стуле смурной сидит, голову понурив.

— Привет! — тоном, искусственно приподнятым, чтобы стыд приглушить, здороваюсь. — Гостей принимаешь?

— Здравствуйте, Борис Макарович, — пытается тоже из себя улыбку Пупсик выдавить, со стула вскакивает. — Садитесь, пожалуйста. Кушать будете?

— Нет. Разве что кофе угости.

Наливает он чашку, а кофе еле тёплый. Точно я угадал — не своему желанию противился сюда идти, пацан меня «вызывал». Вот и кофе остыл из-за моего «опоздания».

Отхлебнул я глоток, и впервые мне кофе пацана не понравился. Может, потому, что холодный? Или с Пупсиком что-то не то творится, и он не смог в напиток при приготовлении душу вложить — вон какой весь из себя пасмурный.