Сансара - Дарина Гордина

Иван вдруг ощутил себя спасенным рядом с Павлом, вместе они были изгоями и лучше чем кто-либо понимали друг друга. Иван с трудом добрел до печи и, забравшись на нее, забылся глубоким и тяжелым сном. Даже во сне голова болела от побоев, и бесконечно мучали кошмары. Иван бежал по снежным просторам Сибири, уходил от погони человека в маске, а тот все летел за ним по воздуху и кричал: «Руку, дай руку!», в этот момент Никита вынырнул из-под большого сугроба и поманил Ивана за собой. Он проснулся в поту, от жары, тело горело от температуры, да еще жар валил от нагретой печи. Иван с трудом раскрыл глаза: на его горячем лбу лежала холодная повязка, смоченная водой и уксусом. Рот пересох, как асфальт в Техасе, губы горели, Павел постоянно заливал в горячую топку горла капли горькой на вкус с воды. Иван мысленно вставал, поднимался и уходил за неким чудом для Ани, но каждый раз чудо исчезало из рук, словно таяла в ладонях льдинка. Сколько ни приказывал себе Иван – встать с печи, сколько ни укорял себя за отсутствие воли, избитое тело требовало компенсации. Поэтому Иван даже не удивился, когда через пару дней дверь открылась и на пороге появился Андрей. Не смог Иван избежать этой встречи, как ни старался. В охотничьих сапогах и дубленке, он так и застыл на пороге при виде валяющегося на печи Ивана. Ивану хотелось провалиться сквозь землю, стать невидимым, он закрыл глаза и решил уйти в небытие, чтобы не пришлось проявляться пред ясными очами Андрея.

– Иван, просыпайся! – услышал Иван над собой требовательный голос Андрея. – Ты уже практически здоров! Тем более что я все уже знаю: знаю, что ты больше… не Элион. Видишь, я знаю все и даже больше. С того момента, как ты ушел в зону, многое изменилось.

Иван открыл глаза и, ожидая грозного разноса со стороны Андрея, взглянул в его всепонимающие, родные синие глаза. Оказалось, Андрей не осуждает его, он, напротив, сочувствует ему.

– Я думал, ты меня бить будешь! – искренне сказал Иван.

– Лежачего не бьют, и потом, ты свое получил. Скажи спасибо, что жив остался! А твои уроки – это уроки только твои, и я не могу тебя отчитывать, потому что сам могу возгордиться, обратив палец к небу, я, мол, все знаю и все бы сделал лучше. И пошлют мне тогда испытание в сто раз сильнее. Эти ловушки я знаю и стараюсь их обходить. Как только возомнишь о себе, тут тебе уже и готово падение.

– Вот и я, – открыл сердце Иван, – почувствовал себя на вершине славы, звезда Голливуда, благополучие! И я, как все другие, почувствовал, что все мне дозволено, что весь мир существует ради меня.

– Только не сжигай себя заживо – это дрянь дело, нужно думать, как людей спасать, сейчас такое может начаться! Беда случилась! Эльвира исчезла! Ее похитили тэды!

– Что?! – Иван почувствовал, как холодная рука ужаса сжала сердце, ведь знал же Иван, что она играет с огнем!

– Теперь ты мне скажи, как ты мог ничего мне не сказать про Воронова, все знать и молчать?

Иван долго ждал этого вопроса, он даже снился ему в кошмарных снах. Сколько раз он представлял, что Андрей спросит его об этом, и сколько раз он ожидал увидеть осуждение и презрение в его глазах. Но сейчас он не увидел ни того ни другого, только вопрос и мягкий взгляд, желающий понять и постичь темную душу Ивана.

– Прости меня, отец Андрей!

– А что ты у меня прощения просишь, ты же с собственной судьбой в игры играл. Тебя же предупреждали, что существует не только «Дар», но и «проклятие».

– Я уже все понял и про одно, и про другое! Эля очень просила, а я слово дал.

– Ты не знаешь, почему она мне ничего не сказала?

– Она не хотела причинять тебе боль, знала о твоем к ней отношении. А всем остальным она не доверяла, хотя они и экселендцы, думала, не поймут ее, упрекать будут.

– Я так и знал, – откровенно сказал Андрей.

Иван видел, что ему и правда это больно. Больно и грустно. Вот такая вот штука любовь, то всем хорошо, а то плохо.

– Ты как думаешь, чем он так ей понравился?

– Я думаю – противоположностью, уж слишком они разные. Да и потом, мне кажется, что она выдумала его, считала, что он другой, не такой, как все тэды, что он способен к перерождению, к трансформации. Кто ее поймет, эту женскую душу?

– А может быть, так оно и есть, он ведь собой пожертвовал, но ее не бросил, он, как и Павел наш, против своих пошел… – и Андрей пересказал все, что он увидел на пленке, снятой с видеокамеры Эльвиры.

– Я бы очень хотел помочь, но что я могу теперь? – глубоко вздохнул Иван.

– Может быть, ты хотя бы знаешь, кто новый Элион! Тебе знаком этот человек? – Андрей протянул Ивану фотографию.

Дрожащими руками Иван взял ее, боясь увидеть лицо этого человека. Возникло смутное предчувствие того, что они знакомы…

– Да это же Константин! Это из-за него чуть не погибла Аня!

Вопль, вырвавшийся из груди Ивана, слышала вся тайга. Отбросив Андрея в сторону, он одним прыжком выскочил во двор на снег. Босиком побежал он по дорожке к лесу, не чувствуя, как режет ноги холодная корка снега. Добежал до первых деревьев и зарылся в снег, обжигающе ледяной: он спасал от боли, причиняя другую боль. Иван уткнулся лицом в этот чистый белый снег, зарылся в него с головой и понял, почему это его лечит: а потому, что он чистый и ни чем не осквернен. Как мог он так ошибаться в людях! Иван хотел холодом выжечь из сердца боль предательства. Да, конечно, он знал его – этот человек был почти другом, веселым и понимающим советчиком, приятелем и креативным директором. Он не мог не узнать этого человека – на фото в черном длинном плаще был ближайший помощник Воронова – Константин.

Два дня Андрей отпаивал Ивана целебными алтайскими травами, два дня отпаривал его в бане и хлестал березовым веничком что было силы, выгоняя всю хворь и слабость мысли, и через два дня поставил его на ноги. Ивана было решено привести на Перекресток Путей – это, по мнению Андрея, была единственная надежда. Только там можно было встретить Хранителей, просить у них помощи и совета, только там мог появиться Лоу. Андрей разложил на столе карту и чертил фломастером путь, по которому они с Иваном должны будут идти.

– До Перекрестка Путей на лыжах километров тридцать, у подножия горы Усть Танга находится маленькая деревушка Алан. Главное, добраться до нее дотемна и заночевать, а оттуда до Перекрестка еще пару часов по хорошей погоде. Выходить будем засветло, так что иди спать, недолго отсыпаться осталось.

Но Иван выспался за четыре дня, проведенных в зоне «С», он спал столько, сколько не спал за все эти три месяца.

Они вышли глубокой ночью, задолго до рассвета. Освещали дорогу фонариками, которые висели у них на шее. Андрей шел впереди, прокладывая путь, Иван по его следу, на коротких, широких лыжах. Иван шел налегке: спальный мешок, бутылка водки от обморожения, крем «Спасатель» – лицо растереть, консервы, хлеб и спички – вот и все, что лежало у него в рюкзаке. Рюкзак Андрея выглядел в два раза больше и был килограммов на пять тяжелее. Шли легко, лыжи скользили замечательно – Андрей подготовился к дороге основательно. И когда рассвело, оказалось, что день будет солнечным, ясным, безветренным. Не поход за чудом, а чудо-поход! Шли на запад, солнце взошло и грело в спину как летом, можно было загорать, можно было просто быть счастливым, если бы не открытая рана в сердце. Сначала шли равниной, обходя лес по обочине дороги, но заснеженные деревья иногда накрывали их кронами, и от легкого дуновения ветра снег валил прямо на голову, засыпая лицо мелкой снежной крошкой. Шли маленькие следопыты среди огромной стихии леса, которая, как непокоренная часть суши, прислушивалась к их шагам и отстраненно наблюдала за ними, покачивая вершинами и глухо ухая. Тихое безмолвие природы рассеивало мрак и тоску на сердце Ивана. Среди всего этого благолепия невозможно было представить, что где-то существует искусственный мир города, с его суетой, бензиновым куполом неба и раскаленными страстями. «Что держит людей в городах? Какая сила заставляет тупо ходить на работу и гнуть спину за копейки, днем и ночью дышать спертым воздухом метро, вместо того чтобы жить на природе и умереть на ней просто и естественно», – думал Иван. Неужели слава, престиж и искусственные ценности так заморочили людям головы, что они просто не в состоянии развернуть свое сознание на сто восемьдесят градусов и создать новые законы, вернуться к своим истокам. «Здесь воздуха хватит на всех – дышите люди! Пейте его, ешьте, выздоравливайте!» Иван дышал полной грудью и не мог надышаться чистым, как горный родник, кислородом. Он чувствовал, как горит сердце огнем желания спасти всех, восстановить справедливость в мире, и это было то самое топливо, на котором он мог бежать на лыжах хоть целый день. До обеда Андрей «гнал коней», не сбавляя скорости, хотел пройти основную часть пути, потому что потом очень быстро наступят сумерки, и активность организма резко снизится. Первые километров двенадцать они пробежали как молодые рысаки без труда и усталости. Решили перекусить, отдохнуть недолго и сделать второй рывок. Спешились на лесной опушке, почистили лыжи, намазали спасателем раскрасневшиеся лица, растерли руки и сели отдохнуть на поваленной ветром сосне. Развели на снегу костер, выпили густой травяной отвар из термоса, съели пару рыбных консервов с хлебом, который в дорогу испек Павел, и немного разморенные солнцем разлеглись на снегу. Солнце было в зените и палило, как на морском пляже, даже снег начал потихоньку таять, покрываясь тонкой острой корочкой, как засахаренный пряник. Иван смотрел в небо и на верхушки огромных кедров, которые, как старые деды, мудро и безмятежно хранили свои тайны. Иногда снег задевала белка или птица, цепляла крылом, и тогда он обрушивался с высоты, накрывая одним сухим пушистым куском. Красота была безмолвная и возвышенная, как в храме Господнем, и такая же тишина, казалось, разливалась по всему белому свету. Поэтому, когда резко затрещали ветки и раздался шум от чьих-то шагов, Иван вскочил и схватился за оружие, но Андрей, выйдя по направлению к звукам, остановил его, подав знак рукой, чтобы тот не двигался. Через секунду из глубины леса, прямо к ним на поляну выскочила резвая молодая олениха. Она неслась грациозно и уверенно прямо на них и казалось, совершенно не опасалась людей. За ней еле успевал молодой, полугодка олененок. Увидев людей, они замерли на месте, и олениха, втянув глубоко ноздрями воздух, будто бы определяя на вкус «русский дух», медленно направилась к людям, остановилась и уставилась им в глаза. Ивану стало неловко, он будто перед животным экзамен сдавал. А она смотрела так пронзительно и трогательно, будто могла увидеть его душу. Андрей присел на корточки и протянул оленихе раскрытую ладонь, на которой заблестели кусочки сахара. Сахар искрился на солнце, как снег, но олениха почуяла сладкое и осторожно подошла к вытянутой руке, повела влажными ноздрями, кивнула, как бы одобряя угощение, и отошла, уступая место олененку. Тот, получив от матери разрешение, лизнул горячим шершавым языком руку Андрея и схватил сахар. Андрей, не скрывая радости, протянул руку, чтобы погладить малыша, но тот боязливо отпрыгнул в сторону. Андрей все же сумел погладить его по маленьким молодым рожкам и теплому носу. Тот довольно вытянул шейку, наслаждаясь любовью человека. Олениха-мать тоже пригнула голову, словно благодаря путников, и, развернувшись, поскакала прочь, увлекая за собой ощутившего вкус дружбы олененка. Они ускакали по той же тропе, оставив на снегу следы, похожие на узоры.