Вычисляя звезды - Мэри Робинетт Коваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я даю коллегам время на обустройство, а потом вползаю в модуль и сама. Во время подъема я буду сидеть на центральном кресле – скамейке запасных, а Лебуржуа окажется от меня слева, так как левое кресло – традиционное место командующего миссией.
Сиденье подобно детской люльке, и ноги мои в ней оказываются основательно задраны вверх. Экипаж, включая меня, затягивает ремни безопасности, которые и будут надежно удерживать каждого из нас в креслах после старта, и я переключаю подачу кислородной смеси в скафандр на корабельный источник.
Воздушная смесь по-прежнему имеет металлический запах, но запах – менее жестяной, чем тот, которым была пропитана смесь из портативного чемоданчика, хотя весьма вероятно, то – просто плод моего разыгравшегося воображения.
Оживает система связи, и в мир мой врываются звуки.
Заговаривает Лебуржуа:
– Канзас, на связи – Артемида-9. Мы заняли предписанные нам места.
У меня в ухе звучит голос Паркера, исполняющего сегодня обязанности ответственного за запуск:
– Вас понял. Добро пожаловать на борт.
Закрывается люк, отрезая нас от последнего, что нас еще связывало с Землей, – от вида ее поверхности. Все, что теперь остается в поле нашего зрения, – так это небо с серебристыми облаками над нами. У всех нас имеются контрольные списки, которые нужно в очередной раз просмотреть, и я к этому приступаю, следя также за тем, чтобы все датчики и переключатели, за которые я отвечаю, находились в должном положении. Для поездки наверх мне надлежит сделать весьма немногое. Я по большому счету – всего лишь пассажир, а пилот – Лебуржуа, но даже его роль как пилота в основном чисто номинальная, поскольку до того, как мы окажемся в космосе, ему представится полностью взять на себя управление лишь только в том случае, если что-то пойдет категорически незапланированным образом.
После выхода на околоземную орбиту у нас будет всего только два часа для подготовки к переходу на транслунную. В теории, во всяком случае.
А сейчас… Сейчас все мы в ожидании начала отсчета времени на старт, как нам и предписано, изучаем контрольные списки, данные из которых в случае необходимости позволят нам выиграть время при неблагоприятном развитии событий. Позволят, но это, опять же, всего лишь в теории. В общем, изучаем, изучаем и изучаем списки – глядишь, и в самом деле вызубрим их назубок.
Мы сидим на своих штатных креслах в модуле, и сейчас, пока ракета не вышла еще в космическое пространство, наши ноги закинуты выше головы, и оттого, очевидно, хочется попи́сать. Каждый побывавший в космосе астронавт в приватной беседе признается в таком желании, преследовавшем его перед стартом, но информация, касающаяся сих желаний, разумеется, ни в один из пресс-релизов не просачивалась. У мужчин есть сложная система презервативов и мешочков для ловли естественных для организма млекопитающего испражнений, в моем же распоряжении наличествует лишь только здоровущий подгузник под нижним бельем.
Часа через два ожидания я использую его, и меня внезапно охватывает уверенность, что моча со временем выйдет за пределы подгузника и растечется по моей спине под костюмом. Разумеется, такого не произойдет, но чувствам ведь не прикажешь. Да и вообще я готова заплатить почти любую цену за то, чтобы быть астронавтом.
Собственная моча по спине? Да плевать на нее!
А потом вдруг, после нашего трехчасового сидения, мы оказываемся всего лишь в шести минутах, предшествующих запуску. Я уже проштудировала свой контрольный список четыре, а то и пять раз, опасаясь, что что-то да пропустила. Хотя, разумеется, вряд ли что пропустила.
Снаружи на нас с крыши МАК взирают мои родственники. Они, как и все наши семьи на крыше, надежно изолированы от представителей прессы, так что если что-то пойдет не так, то… То МАК уж позаботится о том, чтобы средства массовой информации не заполучили фотографий лиц наших близких, когда их, не дай бог, неожиданно постигнет горе.
В ухе у меня сопровождаемый треском помех раздается голос Паркера:
– Йорк. Инженерный отдел напоминает вам о простых числах.
Инженерный отдел? Какой там инженерный отдел! Просто Паркеру запрещено по каналу открытой связи произнести слова «твой муж» или просто «Натаниэль». В то же самое время муж мой, несомненно, слышит переговоры с бортом, хотя и не может, в силу жестких предписаний МАК, их поддержать.
– Пожалуйста, поблагодарите от моего имени инженерный отдел и заверьте его сотрудников, что по возращении я непременно продолжу работу над теоремой делимости, – говорю я. – А сейчас мы все пребываем в предвкушении запуска.
– Сообщение подтверждено. – И без паузы Паркер возвращается к предстартовой рутине. – Процедура проверки двигателей успешно завершена.
Корабль вздрагивает от того, что под нами оживают два массивных двигателя класса «Сириус». Я ожидала этого, хотя и все пройденные мною симуляторы были не в состоянии имитировать эту дрожь в секунды перед стартом.
– Т-минус шестьдесят секунд, отсчет идет. Мы прошли T-минус шестьдесят. Пятьдесят пять секунд, и отсчет идет.
Лебуржуа говорит:
– Спасибо, Центр управления, за плавный обратный отсчет.
– Подтверждаю ваше спасибо. Мы прошли пятьдесят вторую отметку. Кабели внешнего питания отсоединены.
Последний из датчиков на борту оживает, а мое сердце пронзают иглы.
Лебуржуа, наблюдая за приборами, кивает:
– Подтверждаю полный переход питания ракеты-носителя на внутренние источники питания.
– Сорок секунд до старта «Артемиды-9». Все баки первой ступени теперь находятся под давлением.
– Подтверждаю повышение давления до требуемого предстартового, – говорит Лебуржуа – командир нашего корабля, и он же – французский священник в нашей крошечной часовне, читающий сейчас литанию безбрежного пространства.
– Тридцать пять секунд, и идет обратный отсчет. Связь с «Артемидой-9» устойчивая. Тридцать секунд, и отсчет идет.
– У нас все соответствует штатному протоколу запуска.
– Двадцать секунд, отсчет идет. Т-минус пятнадцать секунд, управление ракетоносителем полностью переведено на внутреннее.
– Подтверждаю полный переход на внутреннее управление. – Лебуржуа, неотрывно глядя на часы, в ожидании приподнимает кисть правой руки.
Я сжимаю подлокотники кресла, считая секунды в уме.
– Двенадцать, одиннадцать, десять, девять. Активировано зажигание…
Двигатель под нами с ревом набирают силу, и вся ракета сотрясается, будто убогий домишко при землетрясении. В такие секунды в Центре управления полетами всегда наступает гробовая тишина, но теперь, сидя на вершине ракеты, я слышу совсем иное.
– Пять, четыре, три, два, один – ноль. Все двигатели
