Вечерние новости - Артур Хейли

— Я был тут как-то на “выставке собак и пони”, которую наше правительство устраивало для вашего госдепартамента. К нам приезжал высокий гость — по-моему, ваш министр юстиции, — и были приглашены корреспонденты. Я в том числе.

Несмотря на мысль, промелькнувшую у него раньше, Партридж улыбнулся при словах “выставка собак и пони”. Так репортеры презрительно именовали показуху, которую устраивали иностранные правительства — обычно коммунистические или диктаторские — с целью произвести впечатление на приезжую американскую делегацию. Партридж мог себе представить, что тут было наворочено: “высадка” с вертолетов солдат, которые отправляются на поиски кокаиновых кустов, сжигают несколько акров посадок и с помощью динамита уничтожают одну-две лаборатории по производству кокаина. Гости расхваливают правительство за его усилия в борьбе с наркотиками, не зная или же игнорируя то обстоятельство, что тысячи кокаиновых полей и десятки других лабораторий поблизости остались в неприкосновенности.

На другой день фотографии гостей появятся в американских газетах вместе с их одобрительными высказываниями, и все это будет показано по телевидению. А репортеры, зная, что были участниками спектакля, но не в силах ничего по этому поводу сказать, проглотят все это и затаят свой позор.

“И это происходит в Перу, стране, где у власти не диктатор и не коммунисты, но где, — подумал Партридж, — то или другое вскоре может появиться”.

Обследовав поляну и хижину, Фернандес убедился, что там никого нет. И тогда снова повел их на восток, через джунгли, — так они шли совсем недолго: Фернандес вскоре знаком велел им остановиться. Минуту спустя он раздвинул папоротники и знаком предложил остальным взглянуть. Они по очереди заглянули в просвет и увидели в полумиле, в двухстах футах ниже себя, несколько ветхих строений. Десятка два хижин стояли на берегу реки. Проселочная дорога вела от них к грубо сколоченному причалу, где виднелось несколько лодок на приколе.

— Хорошо все поработали ногами! — тихо произнес Партридж. И с чувством облегчения добавил:

— По-моему, мы нашли Нуэва-Эсперансу.

Теперь Гарри снова принял на себя командование.

— У нас осталось не так много дневного времени, — сказал он. Солнце уже склонилось к горизонту: путешествие заняло больше времени, чем они рассчитывали. — Я хотел бы успеть до темноты заметить как можно больше. Минь, возьми еще один бинокль и присоединяйся ко мне. Фернандес и Кен, установите наблюдательный пост и по очереди следите, не подходит ли кто к нам сзади. Сами разработайте очередность и, если кого увидите, тут же зовите меня.

Партридж подошел к самому краю джунглей, скрывавших их от чужих глаз, лег на живот и пополз вперед, держа в руке бинокль. Минь полз рядом с ним — оба замерли, как только у них появился обзор сквозь листву.

Медленно передвигая бинокль, Партридж изучал картину внизу. Там почти никого не было. У причала двое мужчин снимали с лодки мотор. Из хижины вышла женщина, обошла ее, вылила помои из ведра и вернулась. Из джунглей появился мужчина и, направившись к другой хижине, вошел в нее. Два тощих пса рылись в помойке. Вообще Нуэва-Эсперанса производила впечатление трущобы в джунглях.

Партридж принялся изучать строения — одно за другим. По всей вероятности, узников держали в одном из них, но ничто не указывало, в каком именно. Теперь уже Партриджу было ясно, что по крайней мере день придется провести в наблюдениях: не может быть и речи о том, чтобы попытаться вызволить узников ночью и завтра утром улететь. Он устроился поудобнее и стал ждать, а свет тем временем угасал.

Как всегда в тропиках, темнота наступила очень быстро. В домишках засветились слабые огоньки — день окончательно угас. Партридж опустил бинокль и потер глаза, уставшие от часового наблюдения. Он был уверен, что сегодня им больше уже ничего не удастся узнать.

В этот момент Минь дотронулся до его руки и указал вниз. Партридж поднес к глазам бинокль. И сразу заметил в сумеречном свете фигуру мужчины, шедшего по дорожке между двумя рядами домов. В противоположность другим этот человек шел целеустремленно. И что-то еще отличало его — Партридж напрягся.., у мужчины было ружье. Партридж и Минь следили за ним в бинокли.

В стороне от других строений одиноко стоял сарай. Партридж уже видел его, но как-то не придал значения. А сейчас вооруженный мужчина вошел туда. В стене сарая была дыра, и сквозь нее виден был слабый свет внутри.

Через несколько минут из сарая кто-то вышел и пошел прочь. Даже в темноте видно было, что это уже другой человек и что за плечом у него тоже ружье.

“Неужели, — в волнении подумал Партридж, — мы только что видели смену караула? Надо это проверить, так что придется вести дальше наблюдение. Но вполне вероятно, что в этом уединенном сарае содержат Джессику и Никки Слоунов”.

Партридж постарался не думать о том, что всего день или два назад там же находился, по всей вероятности, и Энгус Слоун.

Шли часы. Партридж сказал своей группе:

— Нам необходимо выяснить, что происходит ночью в Нуэва-Эсперансе, когда и на сколько часов все замирает и огни в основном гаснут. Прошу все записывать, отмечая время.

По просьбе Партриджа Минь пробыл еще час на наблюдательном посту, а потом Кен О'Хара сменил его.

— Всем как можно больше отдыхать, — приказал Партридж. — Но на наблюдательном посту и на поляне все время кто-то должен быть, а это значит, что одновременно спать могут только двое. — Они решили, что будут сменяться каждые два часа.

Фернандес уже повесил в обнаруженной ими хижине гамаки с противомоскитными сетками. Гамаки были крайне неудобны, но люди настолько устали за день, что мигом заснули и в них. Они правильно поступили, прихватив с собой листы пластика, так как ночью пошел сильный дождь и крыша стала протекать. Фернандес ловко установил щиты над гамаками, чтобы спящие не чувствовали дождя. А те, кто был снаружи, постарались получше завернуться в свои пластиковые плащи, пока дождь через полчаса не прошел.

Общей кухни у них не было. Каждый получил свою долю пищи и воды, причем все знали, что сухие продукты надо расходовать бережно. Воду, привезенную накануне из Лимы, они уже выпили, и Фернандес наполнил фляги водой из ручья, добавив в нее стерилизующие таблетки. Он всех предупредил, что местная вода, как правило, заражена химикатами от обработки наркотиков. Теперь у воды во флягах был жуткий вкус, и все пили как можно меньше.

К следующему утру Партридж уже знал ответы на все вопросы о ситуации в Нуэва-Эсперансе, жизнь там замирает — разве что время от времени слышатся звуки гитары, чьи-то громкие голоса и пьяный смех. Продолжается это часа три с половиной после наступления темноты. В 1.30 ночи весь поселок погружается во тьму и тишину.

Теперь требовалось еще выяснить — если считать, что Партридж правильно определил, где содержат узников, — как часто сменяется охрана и когда. К утру ясной картины на этот счет не было. Если охрана и сменялась ночью, они этого не заметили.

Наблюдение продолжалось весь день.

Дозорные и наблюдатели сменяли друг друга, а те, кто не дежурил, могли даже днем полежать в гамаке. И все ими пользовались, зная, что позже может понадобиться весь запас сил.

Ближе к вечеру Гарри Партридж, лежа в гамаке, думал о том, в какую ситуацию они попали, — да неужели все это происходит в действительности? И следует ли их маленькой группе пытаться освободить заложников? Через какие-то несколько часов им, по всей вероятности, придется убивать или быть убитыми. Не безумие ли все это?

Он же все-таки профессиональный журналист! Телекорреспондент, наблюдающий за развитием событий, ходом войн и конфликтов, а не участник их. И однако вот он сам решил вдруг стать авантюристом, наемным убийцей, солдатом. Разумно ли это?

Может быть, да, а может быть, и нет, но в любом случае возникает другой вопрос: если он, Гарри Партридж, не сделает того, что необходимо, кто это сделает за него?

И еще: журналист, освещающий войны, в особенности тележурналист, не может отгородить себя от проявлений жестокости, вида увечий, страшных ран, внезапной смерти. Он или она живут с опасностью, разделяют ее, иногда страдают от нее, а потом из вечера в вечер показывают все это в чистеньких прибранных гостиных городской Америки, где все эти ужасы — лишь картинки на экране и потому неопасны тем, кто их смотрит.

Все эти “картинки” все больше и больше говорят о грозящей опасности, которая приближается к нам во времени и пространстве, и скоро это станет не картинками на экране, а жестокой реальностью в американских городах и на американских улицах, где уже бродит преступление. Жестокость и террор, царящие на дискриминированной, раздираемой противоречиями и войнами половине земного шара, подступают все ближе и ближе к американской земле. Это процесс неизбежный, его давно предсказывали ученые всего мира.