Бессонница - Стивен Кинг

Его оборвал скрежет тормозов и визг шин, трущихся по асфальту. Широко распахнув глаза, они уставились друг на друга, а звук снаружи все продолжался, словно ища точку финального удара.

С улицы послышался глухой стук, когда визг шин и скрежет тормозов оборвались. Затем раздался короткий вскрик женщины или ребенка — Ральф не сумел точно определить. Кто-то еще крикнул: «Что случилось?» А потом: «Ох, бедняга!» — и звук чьих-то бегущих шагов по мостовой.

— Не вставай с дивана, — сказал Ральф и торопливо подошел к окну комнаты. Не успел он поднять жалюзи, как Лоис очутилась рядом с ним, и Ральф ощутил вспышку благодарности. Именно так в данных обстоятельствах поступила бы Кэролайн.

Они выглянули на кошмарный мир, пульсировавший странным цветом и потрясающим движением. Ральф знал, что сейчас они увидят Билла, знал это — Билла, сбитого машиной и валяющегося мертвым на улице, и его панаму с отгрызенным от полей куском, лежащую возле откинутой руки. Он обнял Лоис, и она стиснула его руку.

Но не Макговерн, выхваченный светом передних фар развернувшегося «форда», лежал посредине Харрис-авеню; там была Розали. Ее ранним утренним экспедициям по мусорным бакам пришел конец. Она лежала на боку в растекающейся луже крови; ее спина была переломана в нескольких местах. Когда водитель ударившей ее машины опустился на колени возле старой псины, безжалостное мерцание ближайшего уличного фонаря осветило его лицо. Джо Уайзер, аптекарь из «Райт эйд»; его оранжево-желтую ауру сейчас окутывали беспорядочные клубы голубого и красного дыма. Он гладил бок старой собаки, и каждый раз, когда его рука погружалась в отвратительно черную ауру, окутывавшую Розали, она исчезала.

Сонная волна ужаса накатила на Ральфа, понижая его температуру и морозя яйца до той стадии, пока они не стали ощущаться как маленькие твердые косточки от персиков. Вдруг снова настал июль 1992-го, Кэролайн умирала, часы смерти тикали, и что-то жуткое происходило с Эдом Дипно. Эд спятил, и Ральф увидел, как пытается удержать обычно добродушного мужа Элен от того, чтобы он накинулся на мужчину в кепке «Садовод Вест-Сайда» в попытке вырвать тому глотку. Потом — вишенкой в шарлотке, как сказала бы Кэрол, — появился Дорранс Марстеллар. Старина Дор. И что он сказал?

«Я бы на твоем месте не стал больше до него дотрагиваться. Мне не видно твоих рук».

Мне не видно твоих рук.

— Боже мой, — прошептал Ральф.

Его вернуло к реальности ощущение того, что Лоис навалилась на него так, словно она на грани обморока.

— Лоис! — резко произнес он, хватая ее за плечо. — Лоис, с тобой все в порядке? — Наверное… Но, Ральф… Ты видишь?

— Да, это Розали. Наверное, она…

— Да не ее — его! — Она указала рукой вправо.

К кузову «форда» Джо Уайзера прислонился док № 3; панама Макговерна залихватски торчала на затылке его лысого черепа. Он глянул в сторону Ральфа и Лоис, нагло ухмыльнулся, потом медленно приставил большой палец руки к носу и пошевелил остальными пальцами в их направлении.

— Ах ты, ублюдок! — рявкнул Ральф и с яростью ударил кулаком по стене рядом с окном. С полдюжины людей бежало к месту происшествия, но никто уже ничего не мог сделать; Розали отдаст концы раньше, чем первый из них подбежит к тому месту, где она лежит, выхваченная светом передних фар машины. Черная аура сгущалась, превращаясь в нечто похожее на обожженный кирпич. Она обволакивала собаку, как сшитый по мерке саван, и ладонь Уайзера исчезала аж до запястья всякий раз, когда ныряла в это жуткое одеяние.

Док № 3 поднял руку с торчащим указательным пальцем и склонил голову набок — такая явная учительская пантомима, что она почти вслух говорила: Попрошу внимания, пожалуйста! Он прошел вперед на цыпочках — что было совершенно необязательно, поскольку его все равно не мог видеть никто из стоявших там, но очень театрально — и потянулся к заднему карману брюк Джо Уайзера. Он оглянулся на Ральфа и Лоис, будто проверяя, внимательно ли они следят за ним. Потом снова двинулся на цыпочках вперед, вытянув левую руку.

— Останови его, Ральф, — простонала Лоис. — Ох, пожалуйста, останови его.

Медленно, словно в наркотическом кайфе, Ральф поднял руку и резко опустил ее. Клин голубого света сорвался с его пальцев, но растворился в стекле окна. Бледный туман вырвался слегка за пределы дома Лоис и тут же исчез. Лысый докторишка укоризненно погрозил пальчиком: Ах ты, противный мальчишка.

Потом он снова вытянул руку вперед и вытащил что-то из заднего кармана стоявшего на коленях возле собаки и горевавшего над ней Уайзера. Ральф не мог точно различить, что это было, пока существо в грязном халате не стащило со своей головы панаму Макговерна и не притворилось, что расчесывает этим свои несуществующие волосы. Он вытащил у Уайзера черную карманную расческу — из тех, что можно купить в любом магазинчике за доллар и двадцать девять центов. Потом он подпрыгнул в воздух, сжав пятки, как какой-то злобный эльф.

Когда лысый врач первый раз подходил к Розали, собака подняла голову. Теперь она снова опустила ее на мостовую и умерла. Окружавшая ее аура тут же исчезла, не тускнея постепенно, а просто перестав существовать, как лопнувший мыльный пузырь. Уайзер поднялся на ноги, повернулся к мужчине, стоявшему на тротуаре, и начал объяснять ему, что случилось, жестикулируя руками, чтобы показать, как собака выбежала перед его машиной. Ральф поймал себя на том, что в самом деле сумел прочесть полоску из шести слов, когда те вылетели из губ Уайзера: казалось, она выскочила просто из ниоткуда.

А когда Ральф перевел взгляд к бортику машины Уайзера, он увидел, что именно на это место вернулся маленький лысый врач.

Глава 16

Ральф сумел завести свой старый, проржавевший «олдсмобил», но все же у него ушло двадцать минут на то, чтобы пересечь город и добраться на нем до Домашнего центра Дерри. Кэролайн всегда понимала его растущее с годами недоверие к собственному водительскому мастерству и пыталась относиться к этому с сочувствием, но в ее характере присутствовала нетерпеливая, подгоняющая жилка, которую годы не очень-то притупили. В поездках дальше чем на милю она почти всегда не могла удержаться от замечаний. Некоторое время она сидела молча, погруженная в свои мысли, а потом принималась за критику. Если ей особенно надоедало их продвижение вперед — или отсутствие такового, — она могла спрашивать, не считает ли он, что клизма помогла бы ему вытащить затычку из задницы. Он любил ее, но она всегда была остра на язык.