Бессонница - Стивен Кинг

Вдруг он вспомнил, как Эд цитировал Евангелие от Матфея (Тогда Ирод, увидев себя осмеянным, весьма разгневался), и его обуяла смесь страха и стыда. Вернулись мысли о вампирах и вспомнилась строчка из известной старой комической песенки: «Врага мы повстречали, оказалось, он — мы сами». Да, наверное, он мог сделать почти все, что угодно, с этой грымзой с оранжевым нимбом; его батареи были заряжены под завязку. Единственная проблема заключалась в том, что ток в этих батареях — и в батареях Лоис тоже — был краденым.

Когда рука справочной дамы вынырнула из-под стола, она держала две розовые карточки в пластиковых конвертиках, помеченные штампом ИНТЕНСИВНАЯ ТЕРАПИЯПОСЕТИТЕЛЬ.

— Пожалуйста, сэр, — произнесла она учтивым тоном, совершенно не похожим на тот, которым обращалась к нему вначале. — Желаю вам хорошо провести время и извините, что заставила вас ждать.

— Спасибо вам, — ответил Ральф, взял карточки и стиснул ладонь Лоис. — Пойдем, дорогая. Мы должны

[Ральф, что ты СДЕЛАЛ с ней?]

[По-моему, ничего… Я думаю, с ней все в порядке.]

подняться наверх и навестить его, пока не слишком поздно.

Лоис оглянулась на женщину в кабинке. Та обслуживала следующего посетителя, но так медленно, словно на нее снизошло какое-то поразительное откровение и теперь она должна была его хорошенько обдумать. Голубое мерцание сейчас было видно лишь на самых кончиках ее пальцев, и пока Лоис смотрела, оно тоже исчезло.

Лоис снова взглянула на Ральфа и улыбнулась.

[Да… С ней все в порядке. Так что прекрати грызть себя.]

[А я грыз?]

[По-моему, да… Ральф, мы опять так говорим.]

[Знаю.]

[Ральф!]

[Да?]

[Это так чудесно, правда?]

[Да.]

Ральф постарался скрыть от нее другие мысли: о том, что, когда настанет пора платить за такие потрясающие ощущения, цена может оказаться очень высока.

[Прекрати так пялиться на этого ребенка, Ральф. Из-за тебя его мать нервничает.]

Ральф взглянул на женщину, на руках которой спал ребенок, и увидел, что Лоис права, но… было трудно не смотреть. Младенец, не больше трех месяцев от роду, лежал в капсуле буйно вздымавшейся желто-серой ауры. Эта мощная, но беспокойная грозовая туча вертелась вокруг крошечного тельца с идиотской скоростью атмосферы газового гиганта — скажем, Юпитера или Сатурна.

[Господи, Лоис, это повреждение мозга, да?]

[Да. Женщина говорит, что была автомобильная авария.]

[Говорит? Ты разговаривала с ней?]

[Нет. Это - - - -]

[Я не понимаю.]

[Вступай в наш клуб.]

Просторный больничный лифт медленно двигался вверх. Люди в нем — хромые, изувеченные и несколько вполне здоровых, выглядевших виноватыми, — не разговаривали, а стояли или подняв глаза на табло, где высвечивались этажи, или рассматривая собственные ботинки. Единственным исключением была женщина с окутанным грозовой тучей младенцем. Она глядела на Ральфа с недоверием и ужасом, словно ожидала, что он в любой момент может прыгнуть и попытаться вырвать младенца у нее из рук.

Это не только потому, что я смотрю, подумал Ральф. Во всяком случае, я так не думаю. Она почувствовала, как я думаю о ее ребенке. Почувствовала меня… Ощутила меня… Услышала меня… Словом, что-то в этом роде.

Лифт остановился на втором этаже, и дверцы разъехались в стороны. Женщина с ребенком повернулась к Ральфу. Младенец при этом слегка приподнялся, и Ральф взглянул на его макушку. Там, на крошечном черепе, была глубокая складка и красный шрам по всей ее длине. Ральфу она показалась похожей на ручеек с протухшей водой, бегущий по дну канавы. Противная мутная желто-серая аура, окружавшая ребенка, выплескивалась из этого шрама, как пар из трещины в земной коре. «Воздушный шарик» ребенка был того же цвета, что и его аура, и не похож на все остальные «шарики», которые Ральф видел до сих пор: не нездоровый на вид, а короткий, противный и не больше жалкого огрызка.

— Вас что, мать никогда не учила приличным манерам? — спросила женщина, и резанул его не упрек, а то, как она его произнесла. Он здорово напугал ее.

— Мадам, уверяю вас…

— Ага, валяй уверяй мою задницу, — сказала она и шагнула из лифта. Дверцы лифта начали съезжаться. Ральф взглянул на Лоис, и они оба ощутили мгновенное полное взаимопонимание. Лоис тряхнула пальцем в направлении дверей, словно грозя им, и серая петлеобразная субстанция сорвалась с его кончика. Дверцы наткнулись на нее и скользнули назад в прорези, поскольку были запрограммированы реагировать так на любое препятствие на их пути.

[Мадам!]

Женщина остановилась и растерянно обернулась. Она подозрительно огляделась вокруг, пытаясь определить, кто это произнес. Ее аура была темной, маслянисто-желтой, со слабыми оранжевыми пятнышками, сочившимися из ее внутренних краев. Ральф поймал ее взгляд.

[Простите, если я обидел вас. Все это очень ново для моей подруги и меня. Мы словно дети на официальном обеде. Я приношу свои извинения.]

[- - - - - -]

Он не знал, что именно она пыталась передать — он словно смотрел, как кто-то говорит внутри звуконепроницаемой кабины, — но ощутил облегчение и сильную неловкость… неловкость, которую испытывают люди, когда полагают, что видели нечто такое, чего им не полагалось видеть. Ее неуверенный взгляд задержался на его лице еще на две секунды, потом она повернулась и быстро пошла по коридору в направлении таблички, гласившей: НЕВРОЛОГИЧЕСКИЙ ОСМОТР. Серая субстанция, которую Лоис швырнула в дверцы, становилась все тоньше, и, когда дверцы снова попытались закрыться, они легко прошли сквозь нее. Лифт продолжил свой медленный подъем.

[Ральф… Ральф, по-моему, я знаю, что случилось с ребенком.]

Она потянулась правой рукой к его лицу и приложила ее к верхней губе ладошкой вниз, между его носом и ртом. Она легонько прижала кончик большого пальца к одной его скуле, а кончик указательного — к другой. Это было проделано так быстро и неприметно, что никто в лифте не обратил внимания. Если бы кто-то из трех других пассажиров все-таки заметил, он (или она) увидел бы что-то вроде того, как заботливая жена вытирает капельку лосьона или след пены для бритья с лица мужа.

У Ральфа в мозгу словно кто-то включил высоковольтный рубильник, заставивший вспыхнуть целую гроздь прожекторов. В этой резкой мгновенной вспышке он увидел жуткий образ: руки, окутанные неистовой коричнево-лиловой аурой, лезущие в колыбельку и выдергивающие оттуда ребенка, которого они только что видели здесь. Они трясли младенца — его головка моталась на тоненьком стебельке шейки, как голова куклы Энди — и…