Двери во Тьме - Андрей Круз

— Зачем?

— Это неплохо бы у Валиева уточнить. Дело завели, объединили с попыткой похищения. Но, по моим прикидкам, дело не совсем во мне — тут больше Милославскому нагадить хотели.

— Почему так думаешь? — удивилась она.

— Немного интуиция, немного анализ. А вообще… Валиев с Болотовым, оказывается, «одной крови». Вот это сюрприз.

— Серьезно?

Я протянул ей бумажку, исписанную карандашом рукой Кирилла.

— Читай.

Она прочла, кивнула, положила листок перед собой на столик, сказав:

— Не потеряй.

— Можно уже сжечь. Или съесть. Я ее наизусть выучил давно.

Настя встала, подошла к окну, посмотрела на вновь падающий снег, засыпающий двор, затем спросила, обернувшись:

— И что они планировали вместе?

— Я пока только предполагать могу. И вообще подозреваю, что Болотов о таких родственных связях не очень в курсе. Валиев к нему как-то по-другому подкатил, как мне видится. Рассказал про «уход», наобещал всякого. Паша у него на связи был — опять же выходит, если судить по его реакции на этот додж, — я кивнул в сторону окна, подразумевая, что где-то там под навесом серый пикап и стоит.

— То есть планировали не вместе, а Валиев что-то за чужой счет? За счет Болотова, в смысле?

— Похоже.

Для меня это не было «похоже» — я уже был уверен в своих знаниях, но выкладывать всю правду дома не хотелось. Не надо ее заставлять нервничать дополнительно тогда, когда в цепочке событий ты все равно уже ничего изменить не можешь. Пусть все идет как идет.

— А как ты переворота не заметил? — спросила она, опять повернувшись к окну.

— А как его заметишь? — Я встал и подошел к ней, обняв сзади за плечи. — Все события были на рассвете, как сказали, когда мы ехали, — заметили разве что повышенную бдительность на КПП, но это часто бывает. А в самом городе уже никакой особой суеты не было.

— И чем это все закончилось? — Она обхватила своими руками мои.

— Это с Тенго надо разговаривать, Власов мало что сам знал. Так, сказали, что Горбезопасности больше не будет — мол, от них толку никакого, контрразведка реальная здесь не нужна, уголовкой комендатура занималась. А гэбэшники больше крышевали все подряд и жить мешали.

— Ну вроде же делали что-то?

— Полагаю, что соберут оттуда самых толковых — и при комендатуре просто профильный отдел создадут, — предположил я. — А остальных разгонят. Управление охраны под большое сокращение идет. Остается разведбат и комендатуры. Ну и Горсвет, понятное дело.

— А с Милославским что?

— Черт его знает, — вздохнул я. — Выяснять надо. Могли и не тронуть — он все же действительно научник, но… отец города и в пострадавшем лагере активничал. У Тенго выясню.

— А мы что будем делать?

— А у нас все по плану. Послезавтра с утра вроде как в аэросанный поход выдвигаемся. Готова?

Разговор остаток дня так вокруг всех этих событий и крутился. По поводу выезда на аэродром Настя уже не заикалась, да и понятно почему: закон больших чисел явно начал играть против нас. Пока лучше здесь пожить — тихо так, до наступления полной ясности. Поужинали не спеша, каждый со своей книгой, потом Настя засела в кресло, а я взялся топить камин. Не холодно, но больно уж уютно с ним.

В общем, мы уже ко сну отходить собирались, когда в дом постучал Тенго. Обив снег с сапог и повесив тулуп с шапкой на вешалку, он протопал в гостиную, плюхнулся в кресло всей своей немалой массой, спросил:

— Чаю нальешь? А то промерз весь.

— Без проблем, — сказал я, направляясь на кухню, но Настя меня остановила, сказала:

— Я сама все сделаю.

— Хорошо, спасибо. — Я сел в кресло напротив гостя.

— Уже в курсе, насколько я понял? — спросил он.

— Насчет переворота вашего? — уточнил я и, дождавшись подтверждения, сказал: — Да, в курсе, хоть и сюрприз. И какие теперь расклады?

— Коммунизм закончился, — усмехнулся он. — В городе теперь временная администрация вроде как, с Евстигнеевым нашим во главе.

— А на разведбат кто пошел?

— Филипчук, зам его. Мокроусов и Беленко при нем в замах, с сохранением существующих постов.

— Горбезопасность?

— Все, больше не будет. Взяли почти всех, отобрали все казенное оружие и транспорт, выселили из здания; тех, кто под подозрением в неправильной активности был, — под следствие.

— А пряник? — сразу прикинул я, что при столь некровавом методе разгона должно быть что-то еще.

— Отдел контрразведки при комендатуре. Кто толковый и аттестацию пройдет — туда. Как ты угадал?

— Ну блин, обижаешь, — засмеялся я. — Я до того, как сюда провалиться, летал достаточно высоко, знаю, как такие дела делаются. Ладно, а с УпрО что?

— Уполовинили. — Тенго изобразил не очень приличный жест с помощью правой ладони и левого предплечья. — Во вневедомственную превратим. Охраняют объекты — вот пусть и охраняют. А то уже свое следствие вести стали, секреты разводить — на хрен с пляжу. В городе народу хрен да ни хрена, а спецслужб развели… мля, ну совок, одно слово. Делать никто ничего не хочет, а вот ходить, корочки показывать и с этого бабосы стричь — это все впереди, на коне и с шашкой.

— А ты теперь кто?

— Я? — Он даже чуть озадачился. — Я в отставку, так сказать, на днях. Буду здесь дела вести, в Захолмье.

— А Шалва — в Углегорске, — сказал я утвердительно.

— Точно. Он главный, я здесь за правую руку. Ты что решил?

— Я? — поразился я вопросу. — А что-то надо было решать?

— Надо, — кивнул он решительно. — Ты здесь со мной?

— Да я вроде как и так уже с тобой, — засмеялся я. — Ты только вот что скажи: с Милославским что?

— Укоротим его немного… — Тенго развел ладони совсем нешироко. — Если ученый, то ученством своим и занимайся — не надо в городе еще и политикой вертеть. Ферма за ним, но часть «упродов» оттуда на хрен, а то прямо базу там завели, личное войско профессора, дармоеды. Охрана территории — и достаточно. Все. А то у каждого по армии — полевые командиры, мать их.

— У него экспедиции бывают, иногда надо что-то охранять. Четыре человека на точке одной дежурят, например.

— Это которых возите?

— Ну да.

— Эти пусть остаются. Сколько-то останется.

Тут Тенго прав — я уже сам не раз удивлялся, что там на Ферме за войско. Охрана охраной, но какая-то мера нужна. И опять же откуда деньги на это все?

Настя принесла всем чай, расставила чашки по столу, выставила корзинку печенья.

— Давай, узурпатор, грейся, — сказала она гостю.

— Что сразу узурпатор? Я в этих делах не главный, так что мое дело телячье, — запротестовал Тенго. — Леонов, кстати, тоже несильно пострадал, что бы тут ни говорили.