Сталинские соколы. Возмездие с небес - Станислав Сапрыкин

Промахиваюсь по бомбардировщику и попадаю под огонь русского истребителя. Ухожу нисходящей спиралью, затем разгоняюсь в горизонте на малой высоте, не применяя форсаж. Убедившись, что оторвался, снова набираю высоту для следующей атаки. На земле в районе боя уже лежат несколько самолетов, наши все на связи, значит это противник. Пока я драпал от «ивана» и занимал выгодную позицию, Фокке-Вульфы сделали свое дело. До шести русских самолетов осталось на земле, еще пару сбило ПВО, остальные повернули обратно. Эскадрилья обошлась без потерь. Остается незакрытый вопрос. если мы так хорошо воюем, то почему отступаем, и если выигрываем отдельные бои, то почему проигрываем сражения?

После выполнения задания садимся на аэродром Пястув юго-западней Варшавы, русские танки подошли вплотную к Деблину и возвращаться туда также глупо, как стремится попасть в пасть к дьяволу. Ни одержав не одной личной победы, я допускаю потерю скорости на выдерживании и грубо плюхаюсь на незнакомый аэродром с поломкой самолета. Устал! Как побитая собака выбираюсь из разбитой машины. Самолет еще смогут восстановить.

Сегодня в 11.30 от ударов русских прикрывали стратегический район в общем направлении на Дрогобыч. Я первый раз потерял звено, группа хранила молчание, и, несмотря на ясную погоду и отличную видимость, когда звенья пошли на перехват истребителей и штурмовиков «иванов», отклонился от курса, товарищи пропали из виду. И хотя впоследствии восстановил ориентировку, по радиообмену, так и не встретился с первым номером и другими Фокке-Вульфами, а, облетев район по рассчитанному на земле маршруту, вернулся на базу первым. Я был легкой мишенью, попадись нескольким «иванам», но русские не залетают так далеко в наш тыл.

Группа устроила бойню, заявив о тринадцати победах над бомбардировщиками и истребителями. Я испытывал неловкость, оттого, что не принял участие в драке. И хотя мое звено, включая ведущего, вернулось в Пястув целым, из второго звена прикрытия сел только один. Двое однозначно погибли, один лейтенант приземлился на вражеской территории и был захвачен русскими гвардейцами, так, по крайней мере, рассказал фельдфебель Мильке – единственный, кто вернулся назад после боя с истребителями сопровождения. Таких разовых потерь эскадрилья не имела очень давно, а, по-моему – никогда!

Настроение пакостное, мы устали отступать, устали от этой войны. У большинства товарищей на устах крутятся одни и те же стихи, непонятно кем сочиненные, и превращенные в песню.

Теперь мы должны дратьсяНо никто не знает, как долго будет бой продолжаться

Но все мы знаем, что это последнее сражениеЗа которым наступит покой и смирение

Мы сражаемся вместе плечом к плечуМы умрем вместе, покорившись огню и мечу!

Сегодня в 9.15 шестеркой сопровождали бомбардировщики. Лето, ясное утро. Я второй раз теряю группу и пропускаю бой. Наши сбили четверых, но потеряли одного севшего на вынужденную за линией фронта. Товарищи смотрят на меня с недоверием, я растерян, что это. усталость, нарушение зрения вследствие старых травм, с этим надо что-то делать!

Подняли, как только начало рассветать. Взлетели в 5.30 двумя звеньями на прикрытие района Аннополя от русских бомбардировщиков. Где те должны были появиться. севернее или южнее, никто толком не знал. Русские, используя конно-механизированные, пехотные и танковые группы пытались захватить плацдармы в районе Вислы, их бомбардировщики должны были атаковать наш ближний тыл. Две пары Мессершмиттов сорвали атаку бомбовозов, и тогда над районом появилась большая группа «иванов» на американских самолетах. Таких русских истребителей на краснозвездных самолетах американского производства мы называли индейцами. «Индейцы» оттеснили малочисленные Бф-109, и хотя, к тому времени наши опытные «велосипедисты» смогли сбить или повредить пять русских самолетов без собственных потерь, их сил было недостаточно.

Это все стало известно уже потом, в результате разбора, а тогда, рассекая дымку раннего утра, наша группа не знала, с каким противником может столкнуться. Мы подоспели в тот момент, когда никаких русских бомбардировщиков не было, зато сразу были атакованы Р-39. Начался бой на средней высоте две тысячи метров. Учитывая возросшие скорости самолетов, он не походил на «собачью свалку» первых лет войны, это была схватка на вертикалях с большой амплитудой для занятия позиций и атак. Убедившись, что мой первый номер в безопасности, я вцепился в одного «ивана» бульдожьей хваткой, преследуя его на вертикалях и пикированиях. Когда русский толи устав, то ли понадеявшись на скорость своего индейского мустанга, перевел самолет в горизонт, мне удалось, используя небольшое преимущество Фокке-Вульфа в скорости на малых высотах, занять удобную позицию и медленно сокращая дистанцию открыть огонь. Выпустив процентов двадцать боезапаса из разрушительного оружия своей птички, получилось сбить самолет противника. Я видел как снаряды и пули попадают в фюзеляж Р-39. Его летчик был прекрасно защищен двигателем расположенным сзади, но мотор, не выдержав нескольких попаданий 20-мм снарядов начал дымить, скорость противника еще упала. Подойдя ближе, я прицелился в основание левой плоскости и дал очередной залп. Самолет противника закрутился юлой. Став в вираж над местом падения, я взглядом проводил Р-39 до самой земли. Уже над самой кромкой деревьев летчик попытался выброситься с парашютом. Дальнейшая судьба русского богатыря, а только человек недюжинной силы мог преодолеть перегрузку и выпрыгнуть из кабины, впрочем, ведь у этого американца двери, похожие на автомобильные, сбрасывались.

Пристроившись к своему звену, я с удовлетворением заметил, что все самолеты на месте, а вот второму звену не хватало одного борта, кого, пока не разглядеть. Остаток топлива позволил нам продолжить патрулирование района, рассчитывая встретить бомбардировщики.

В одном из маневров БМВ сбросил обороты, манипуляции органами управления двигателем и даже попытка перезапуска не дали результата. Я стал жертвой банального отказа, и мне ничего не оставалось, как искать площадку для посадки. Повернув в сторону аэродрома, я выбрал подходящее поле, идущее вдоль Вислы, и жестко грохнул туда машину. Я поджал ноги и схватился за обвод фонаря. При посадке самолет рано потерял скорость, плюхнувшись на брюхо, он зацепился за кочку и сделал попытку скапотировать. Меня страшно тряхнуло на ремнях, но не ударило о приборную доску или ручку. Натерпевшись страху, я выполз из самолета, который был невосстановимо поврежден, снял комбинезон и с трудом пошел к воде. Сильно болел позвоночник, видимо поврежденный в районе поясницы, от ремней плечи опухли, но я был жив. Вода вернула мне силы, смыв пот и грязь. Я вновь оделся, забрал все ценное и с трудом пошел по направлению к ближайшему населенному пункту, где должны были находиться наши части.