Сталинские соколы. Возмездие с небес - Станислав Сапрыкин

– Бог на нашей стороне, прорываться в такую вьюгу – что может быть лучше. До рассвета мы должны пройти позиции русских.

Он отдал приказ радисту доложить генералу Штеммерману о готовности, и вернулся в штаб.

Минут через двадцать Липпер вернулся в строй в сопровождении связиста. Он произнес только одно слово:

– Вперед!

Части гренадерской бригады быстро покинули село и устремились на запад. Вместе с нами прорывались танкисты дивизии «Викинг». Вначале продвижение шло по плану. Но когда «Валлония» достигла крупного села, нас встретило огнем русское охранение.

– Не сбивать темп, – командовал Липпер. – дорога каждая минута.

Я бежал вместе со всеми, в первых рядах колонны, беспорядочно стреляя в ночную тьму туда, где вспыхивали огоньки выстрелов противника.

Нам быстро удалось сломить первую линию русских, но затем подразделение попало под сильный пулеметный огонь, к которому подключилось несколько танков, стреляющих с высот севернее села. Судя по всему русские, не располагали на данном участке крупными силами, но их позиции были хорошо укреплены.

Несколькими атаками нам не удалось прорвать вторую линию обороны, и командир дал приказ повернуть на юго-восток, обходя позиции русских. Войска разделились. Часть наших продолжила атаки села, другая повернула на юг, для флангового обхода. Фигура Люсьена еще несколько раз мелькала передо мной, кажется, я даже слышал его слова. – Второго Сталинграда не будет! Вперед! Только вперед! Затем, возглавив часть своего подразделения, он повернул на север и больше я его не видел. Мы продолжили путь на юг.

Перед нами возникло препятствие – разлившаяся во время оттепели река шириной до нескольких десятков метров. Возможно, офицеры «Валлонии» и знали о существовании незамерзшей речки, но для меня, как и для многих солдат, вода стала неожиданной преградой. Переправ не было, остановившиеся войска представляли отличную мишень, русские усилили огонь. Окопаться на берегу – значит дать им время подтянуть резервы и раздавить нас. Несколько танков и броневиков разъехались вдоль реки, пытаясь найти переправу. Но их попытка закончилась фиаско. На моих глазах танк попытавшийся преодолеть реку продавил лопнувший лед, увлекая в холодную воду экипаж и гренадеров, бежавших следом. Переправ не было. Тогда оставшиеся офицеры отдали роковой, но единственно правильный в такой ситуации приказ. бросить технику и тяжелое вооружение и пытаться форсировать реку на любых подручных средствах. Огонь противника приобретал все более прицельный характер. Отчаяние дошло до придела, там, за рекой, открывался оперативный простор, дальше была территория, удерживаемая немецкими войсками. Солдаты пытались соорудить плоты из любых подручных средств, и гибли под огнем противника. Я кинул ставшую бесполезной винтовку, снял ремень, ботинки и куртку, в карман которой сунул пистолет и выданный перед прорывом небольшой запас спирта, куртку и ботинки связал, как мог ремнем и, держа ее высоко над головой левой рукой, бросился в ледяную реку. До противоположного берега было более десяти метров, вода обжигала кипятком, намокшая одежда создавала мерзкое ощущение сырости и тянула вниз. Я был отличным пловцом, бравшим призы в команде люфтваффе, но эти несколько десятков метров с каждым взмахом давались мне все труднее и труднее. Наконец, я достиг противоположного берега, отшвырнул вперед куртку и вполз на лед. Отдыхать было некогда. С небольшой группой солдат, уже преодолевших реку, я бежал вперед, пока удаление не сделало стрельбу русских бессмысленной. Еще слышна была канонада и видны вспышки. Часть гренадеров, таких же счастливчиков как мы, перебралась на другой берег. Избежав опасности, я снял с себя всю оледеневшую одежду, включая белье, растер конечности и поясницу спиртом, остатки которого принял внутрь, и прямо на голое тело надел сравнительно сухую куртку и сапоги, вид был еще тот.

Мы так и остались на месте, преследования можно было не опасаться, ведь у русских была только одна дорога, та, что проделали мы – вплавь. Еще несколько часов подтягивались поредевшие части гренадеров. Отдышавшись, я смог проанализировать, что пересечь реку смог только каждый десятый, от количества, начавшего прорыв. Это выглядело мифически. только каждый десятый! Но и те, что смогли прорваться были утомлены и обморожены. Едва забрезжил рассвет, с запада показались танки, это были наши немецкие танки 3-го корпуса. Мы выжили и были свободны.

Уже в армейском госпитале я узнал, что при прорыве погибли и штурмбанфюрер Липпер и командующий прорывом генерал Штеммерман. Тело Люсьена, завернутое в плащ-палатку вынесли вышедшие из окружения эсэсовцы, а вот труп пятидесятипятилетнего генерала, до конца выполнившего свой долг, достался врагу.

Теперь я точно уверен. мы проиграли эту войну. Мы сражаемся против большей части мира, и мы уже проиграли войну, и, наверное, так правильно, возможно это лучший сценарий для мира. По-другому и не могло быть, если взять любые наши ресурсы, людские и материальные и сопоставить с ресурсами наших противников. Англии, России, Америки мы окажемся в значительном меньшинстве, что не сравнивай. Наши людские ресурсы истреблены, а технические подорваны. Но мы долго сражались и достигали ошеломляющих успехов Нам стыдно за эту войну, за жертвы, которые понесло человечество, нам стыдно друг перед другом и перед своей совестью, но нам не стыдно за себя как за солдат Германии, мы были хорошими солдатами своей родины. Когда-нибудь, когда кровь и пыль этой войны давно улягутся и память людей сгладит преступления наших лидеров и фанатиков, я верю. потомки поставят скромный памятник, не нашим вождям, а простому немецкому солдату – лучшему солдату этой войны!

Меня собирались отправить в Германию, но я не был сильно истощен или обморожен, и когда узнал, что родное подразделение дислоцируется на аэродроме Печоры, попросил направить меня туда.

Через месяц я уже сел в старенькую «четверку» 1942 года выпуска в варианте истребителя-бомбардировщика. Сейчас большинство самолетов, как немецких, так и противника, оснащены различными устройствами форсажа, а наши «особые» машины никаких устройств дополнительной тяги не имеют. Командование боялось удара русских из района Великих Лук, расположенных в трехстах километрах от аэродрома Печоры, поэтому мы готовились к упреждающим бомбардировкам этого крупного узла. Но численное превосходство противника в истребительной и бомбардировочной авиации заставляло нас также действовать в качестве перехватчиков. Чтобы приспособиться к таким критическим условиям в марте-апреле мы прошли ускоренную программу подготовки личного состава поддержки наземных войск, и в апреле приступили к боевым действиям. Суть новой концепции боевого применения ФВ-190 базировалась на так называемом «рукопашном бое в воздухе» и подразумевала, что в виду численного превосходства противника истребители-бомбардировщики штурмовых эскадрилий, имеющие дополнительное бронирование, но недостаточную маневренность для боев с истребителями, будут применяться для атак бомбардировщиков с задней полусферы, игнорируя истребителей, идя на большой скорости плотным строем и открывая огонь в упор, затем уходя пикированием для повторных атак. Эта тактика была введена для защиты Рейха от тяжелых бомбардировщиков ами, у «иванов» не было такого количества подобных самолетов, нам больше предстояло вести борьбу с Илюшиными или Петляковыми, имеющими лучшую маневренность и гораздо более слабое защитное вооружение, чем «крепости». Одно оставалось верным. бомбардировщики противника господствуют в воздухе даже днем, и все что могут противопоставить им немцы – зенитки, да несколько сотен истребителей на весь Восточный фронт. Хорошо, хоть от нас не требуют таранить русских. Ходят слухи, что для защитников неба Фатерлянда собираются ввести особую клятву. – таранить врага в случае неудачной атаки. «Жир Номер Один» совсем тронулся!